мире лишний раз подчеркнули, насколько неприемлемо по земным меркам то, что я собиралась сделать. Мысленно дав себе затрещину, я легла рядом с оборотнем. Нельзя допустить, чтобы он умер по причине моей стеснительности. Этих котов отдали мне. Я отвечаю за них.
Я думала, что барс в беспамятстве, поэтому вздрогнула, когда услышала его голос:
— Я был бы счастлив видеть мою лассару без одежды в иных обстоятельствах.
— Чтоб ты знал, жриц в Монтере воспитывают несколько иначе, чем оборотниц, так что закрой глаза! — возмутилась я. — Для меня залезть голышом в постель к незнакомому мужчине совсем не то же самое, что для кошки.
— Но мы же знакомы, — усмехнулся этот поганец, однако послушно закрыл глаза.
Я подвинулась ближе. Прижаться грудью к шрамам? Ему же наверняка будет больно. Но если нужно кожа к коже, то что вы прикажете мне делать?
Стоило прикоснуться к Лиэру, как меня немедленно объял тот же жар, что терзал его. Я положила руку на плечо раненого кота, боясь обнять по-настоящему, потому что спина была исполосована тоже, и призвала свою кошку.
Дух повелительницы всплыл из глубин моего сердца и заполнил меня целиком. Ей было любопытно, чем я тут занимаюсь. Снисходительно фыркнув на мою нерешительность, древняя оборотница внезапно перехватила контроль.
Нет, меня не вышвырнуло из тела, как я опасалась. Я все чувствовала, но потеряла управление. Мне стало страшно оттого, что я не могу ни на что повлиять, но сердце не ускорило ритма, ладони не вспотели и дыхание не сбилось. Мои эмоции больше не могли повлиять на реакции тела. Будто это я стала лишь осколком души, а не великая кошка прошлого, которая правила так давно, что само ее имя было забыто.
– “Нигатар…” — прошелестел голос в моей голове.
Желая уберечь, демиург не сказала мне, как звали древнюю повелительницу. Сказала, мне нельзя знать имя этой кошки или произносить его, иначе та начнет проявлять характер.
Кажется, Хамарра не учла, что повелительница, желая взять дело в свои лапы, представится сама.
От этих мыслей стало еще страшнее. Из раздумий меня вырвали действия Нигатар.
Она приблизила лицо к шее Лиэра и, ткнувшись носом в кожу за ухом, вдохнула аромат его тела, потом лизнула бьющуюся под кожей жилку и недоуменно замерла.
Барс был слаб и окровавлен, что относило его к категории добычи, но эрд Делис совсем не пах страхом, и это сбивало Нигатар с толку. Она никак не могла решить: еда перед ней или нет?
Минутку, разве оборотни способны поедать врагов?
Ответом на мой вопрос стал кусочек памяти, которым поделилась со мной повелительница прошлого. В тот момент я даже порадовалась, что не в теле, потому что иначе ужин непременно попросился бы на волю. Я видела, как клан судил одного из своих.
Барсы собрались высоко в горах на заснеженном плато. Все они были в человеческом обличье и только что догнали предателя, что помог работорговцам из народа дроу похитить и переправить в Вайерсин нескольких оборотниц.
После оглашения приговора повелительница перекинулась, и ее сила при этом накрыла всех, кто был рядом, вынуждая сменить форму. Только осужденный остался человеком, потому что Нигатар запретила ему оборачиваться. Предатель в человеческом обличье обреченно метался в сужающемся круге из пятнистых тел и пронзительно закричал, когда его тело накрыла мохнатая рычащая волна.
Я видела, как на нем разорвали одежду, как жадно и яростно оборотни погружали клыки в еще теплое мясо. И я чувствовала удовольствие зверя повелительницы от резкого, дразнящего вкуса свежей крови.
И сейчас эта машина для убийств изучала Лиэра, пытаясь для себя определить, что он такое.
Она почти ткнулась лицом в рану на груди оборотня и наконец различила запах клана. Он изменился в сравнении с тем, который Нигатар помнила, оттого что барсы как-то изменились с тех времен, когда она правила, и от действия яда в крови кота. Но этот запах все еще был для повелительницы родным.
Я испытала облегчение, когда царственная кошка перевела Лиэра из категории “еда” в категорию “он из моей стаи”. Теперь она негодовала, что кот ранен, и хотела помочь, но оказалось, что расслабилась я рано. Потому что метод, каким Нигатар решила вылечить моего наложника, был далек от простых обнимашек, описанных Солером, как Северный полюс от Южного.
Моих безмолвных воплей в стиле: “Эй, ты что творишь?! Нигатар, не смей этого делать!” — дорвавшаяся до власти мохнатая повелительница попросту не слушала. Вместо ответа она подбросила мне воспоминание о том, как я не дала ей взять Лиэра на постоялом дворе. Напомнила, что барс понравился ей, еще когда мы укусили его в оазисе.
Кошка поднялась, с досадой посмотрела на тонкие шаровары и сорвала их с нас, отшвырнув подальше. Она толкнула Лиэра так, что он со стоном упал на израненную спину, и уселась на него верхом. Глаза барса открылись. Он закусил губу, когда оборотница провела ладонями по ранам на его груди.
— Л-ласара? — запнувшись, уточнил он.
— Т-ш-ш-ш, тише, мой кот, — прошептала оборотница и соблазнительно прогнулась назад, чтобы сияющим призрачным когтем вспороть штаны Лиэра и с легким нажимом провести лапой по внутренней стороне бедра.
Из ее воспоминаний я знала, что мужчина сейчас ощущает кожей мягкость меха, смертоносную остроту когтей и что по его телу бегут мурашки от соприкосновения с силой альфы.
Стон Лиэра был музыкой для ее ушей. Когда она немного сместилась назад, я почувствовала его у нас между ног: он был твердым, горячим и готовым. Кошка качнулась несколько раз, чтобы потереться о напряженный член, и я ахнула, потому что она щедро делилась своим удовольствием со мной.
Нигатар наклонилась к лицу барса и поцеловала его, вбивая в его тело свою силу. Горячие крупные ладони оборотня легли ей на талию, притягивая ближе. Повелительница скользила языком по его зубам, вбирала в рот и покусывала его губы, негромко рыча от нетерпения.
Ей было досадно, что она еще недостаточно влажная, чтобы принять в себя Лиэра с его внушительными размерами. Не имея возможности немедленно соединиться с ним так, как хотела, она трахала его рот языком, и барс отвечал не менее страстно, со стоном сжимая ее ягодицы.
Она чувствовала боль его ран и его вожделение, точно знала, как эти два ощущения смешиваются в его теле, и это заводило мохнатую садистку еще больше. Но самым страшным для меня было то, что в какой-то момент я, чаще принимавшая в сексе пассивную позицию, смогла понять и распробовать это удовольствие.
Боже, нет! Я
