этой потрясающей рабыне клинка, но, похоже, кто-то забыл ему об этом рассказать.
Невозможно отрицать: тот, кто обучал Осет, создал шедевр – и притом смертоносный. Возможно, когда все тайны и имена в этой игре будут раскрыты, мы убьем Тиллео и передадим Приют тому, кто обучал эту рабыню и заставил ее сверкать так, как сейчас.
Во имя королей, нашему Ордену нужны такие, как она. Она – ужас, поцелованный луной, и от нее ее добыче не будет спасения.
Вдруг, словно из ниоткуда, появляется веревка: ее набрасывают на одну из лодыжек Осет, и она теряет равновесие. И только тут я замечаю, почему Кость так взбешен: сразу несколько учителей пытаются сделать все, чтобы дать противнику Осет преимущество.
Они смеются, а она борется, бьется и извивается, уворачивается от неуклюжих нападок другого раба клинка и пытается освободиться от веревки. Заканчивается еще один бой, за которым следили другие Ордена, и вокруг раздаются ликующие возгласы. Но я не могу оторвать взгляда от Осет.
Она высвобождает ногу, а учителя быстро сматывают веревку, готовясь вновь набросить ее на рабыню. Она что-то прорычала им, но вокруг слишком шумно, чтобы что-то расслышать. И прежде чем учителя успевают вновь вмешаться, Осет прыгает на своего противника. Она атакует его бесстрашно, сбивает с ног и бьет, бьет до тех пор, пока тот не перестает шевелиться. Ее никто не поздравляет, когда она, наконец, тяжело дыша, поднимается. Она вся в крови. Вдруг ее рука совершает какое-то молниеносное движение – я не успеваю проследить за ним, а обломок лука, с которым ей пришлось бороться, взлетает в воздух. Обломок врезается в учителя с веревкой в руках с такой силой, что тот падает прямо на задницу.
В глазах Осет горит удовлетворение – но через секунду к ней приходит осознание того, что она наделала.
Приют мгновенно погружается в безмолвие. Страх и напряжение сгущают и без того тяжелый воздух, атмосфера становится еще более неприятной с каждым ударом сердца.
Хозяину, на которого только что напала Осет, помогают подняться на ноги. Смущение и ярость плещутся в его глазах, он встает и потирает грудь.
Он что-то пролаял – какой-то приказ, больше похожий на лай бешеной собаки, нежели на слова. Но что бы он ни сказал, это заставляет Осет выпрямиться. Не говоря ни слова, она поворачивается и идет к большому бревну, вбитому в песок за пределами ринга, на котором она только что сражалась. Ее лицо пылает от ярости, но она быстро берет себя в руки: лицо превращается в маску, и она поднимает руки в ожидании.
Череп и Кость оба напряглись, мы все затаили дыхание. В вытянутых руках Осет заметна легкая дрожь от усталости – но она тут же исчезает, когда другой учитель перехватывает их кожаным ремнем, прикрепляя к столбу для порки. Он что-то говорит ей, и она переводит взгляд на столб и делает глубокий вдох, готовя свое тело к тому, что сейчас произойдет.
Как часто с ней вытворяют такое?
Учитель, связавший ей руки, достает кинжал с пояса и проводит лезвием по задней части ее хлипкой брони, затем срезает тунику под ней и обнажает спину. Она крепкая, гладкая, на ней нет ни единого шрама – да их и не может быть, если знать, какие лекари работают у Тиллео.
В животе у меня все переворачивается: фейри оставляет Осет одну, уязвимую, стоять у столба, пока учитель, тот, что шлепнулся на задницу, подходит к ней сзади. Он крепко сжимает жесткий кнут, и даже со своего места я могу разглядеть, какое бешеное у него лицо.
От наслаждения чужой болью, написанной на его роже, мое сердце сжимается от ярости и отвращения. Я знаю, что этому ублюдку происходящее доставляет удовольствие, и я хочу разорвать его пополам – оторвать его голову голыми руками, плевать на его изрыгающее кровь тело, топтать сердце ногами. Мне хочется закричать, потребовать, чтобы они сейчас же прекратили. Но я знаю, что не могу. Я должен сидеть здесь и молчать, пока эти уроды пытаются уничтожить что-то слишком дикое и прекрасное для их жестокого мира. Если я попытаюсь что-то сделать, это расценят как слабость, а мы не можем ее себе позволить.
Громкий треск разрывает воздух. Я сдерживаю дрожь, что пронзает меня, когда кнут врезается в спину Осет – быстрый, словно атака змеи. Но она не двигается – образец силы и мощи. Не дергается, не вздыхает, не шипит от боли, когда кожаные плети рассекают ее кожу и мышцы. И я чувствую ненависть за то, что она на такое способна – значит, знает, чего ожидать, значит, переживала жестокую порку слишком много раз. Понимание этого падает в мое сердце, как камень на дно, пугая и тревожа какие-то струны моей души, о которых я не хочу сейчас думать.
Я сжимаю кулаки так крепко, что ногти впиваются в ладони, сжимаю крепче с каждым ударом и звонким треском. Они сыплются на рабыню беспрестанно, выбивая собственный, выверенный ритм боли, но страдание Осет выдают лишь побелевшие костяшки пальцев, впившихся в кожаные ремни.
Я перестаю считать удары: все мои силы уходят на то, чтобы сдержаться, не вскочить с места и не закричать: «Хватит!» Кровь льется по ее дрожащим ногам, она старается остаться стоять – несмотря на пытки, которым ее подвергают подлые учителя.
Члены других Орденов снова возвращаются к разговорам и выпивке, как будто все, что сейчас происходит, – просто часть самого обычного дня. Для некоторых из них, так, возможно, и есть, но меня это не устраивает. Одно дело – держать подопечных в узде, другое – мучить и вымещать свой гнев на тех, кто не может тебе ответить. Мы убийцы, и многие думают, что нам нет дела до морали, но Ордену Скорпионов не все равно. Тиллео когда-то тоже было не плевать.
Я наблюдаю за хозяином рабов клинка: он опрокидывает в себя бокал вина и от души смеется с членом Ордена Воронов. Ему совершенно безразлично, что на спину Осет вновь и вновь обрушиваются удары кнута. Похоже, Тиллео потерял бдительность – и не только в отношении своих рабов.
Череп подается вперед, готовясь броситься к Осет, но Кость вскидывает руку, чтобы остановить его. Череп бросает на меня взгляд, полный муки, я еще крепче сжимаю челюсти и кулаки.
Я смотрю на Осет и с удивлением обнаруживаю – ее серебристый взгляд направлен прямо на меня. Еще один удар плетью – в окружении ямы и стен Приюта он разносится над нами громким эхом, дразня и ужасая.
Осет смотрит на меня. Ее лицо и тело застыли от боли,
