Я только вздохнула. Кто бы мне ответ дал.
— Что дает человеку «акциатто»? Кроме самой силы? Чисто по-человечески.
А вот это хороший вопрос, Дедушка:
— Счастье, — ответила я, — печаль. Любовь ко всему живому. Это двойная связь. Пока она держится, я чувствую то же, что и они: инстинкты, привязанность, любовь, коллективность, боль от потери близких. Они умеют плакать и смеяться. Тот, кто однажды почувствовал это: любовь собаки к хозяину, кошки — к человеческому теплу, птицы — к стае, гибкой ласки — к своему выводку, тот никогда не будет прежним. Думаю, он изменился, ваш Кощей.
— И собирает армию зверья и нежити, — с дрожью в голосе проговорил Петр, — а раз было у него целых три года…
Петр и Стерхов задумались. Я решила, что больше пользы от меня все равно не будет, и ушла за столик к Машеньке. Снегурочка вырисовывала в альбоме чудиков-юдиков.
— А это вот уморт, как Жучок, а это сосальщик, а это… не знаю, как называется, я зову его гномодьявол. Он добрый и ранимый, людям редко показывается.
— На его месте я бы тоже им нечасто на глаза лезла.
Гномодьявол был страшен как черт.
— А что у него в руке?
— Яблочко, что ж еще?
— Ну да, — пробормотала я, — действительно. Господи, а это кто? — я ткнула в самое ужасное, по моему мнению, чудовище.
Если у остальных нежить-монстриков крипота смешивалась с милотой в страшный, но обаятельный коктейль, то тут впору было схватиться за сердце: слюна с зубов каплет, глаза навыкат, хвост трубой.
— Это кот, — снисходительно пояснила Машенька.
— Суровый, — содрогнулась я. — Я такого однажды видела, уличного, из тех, кого редко в городских джунглях заметишь. У них, у уличных кошек, в городе особое царство-государство, знала? Вот уж кто к человеку не пойдет, за блюдце молока не продастся. И все-таки бывает, что и они к людям за помощью приходят. Одного такого ваську мой хороший знакомый выхаживал — господин Мрыка, владелец ветеринарной аптеки. Кот был немолод, его другие уличные забияки били. А господин Мрыка его приютил. Вот уж кто о зверье все знает, словно чувствует. А ведь у него одного глаза нет, когда-то птица повредила, а он ничего — уток в парке подкармливает… — я запнулась.
И, видимо, долго сидела, вперившись взглядом в одну точку, потому что оба мага замолчали и удивленно на меня уставились.
— Нет, не может быть, — пробормотала я. — Он же такой… обычный.
Глава 20
Глава 20
— Значит, корм доставляли? — еще раз уточнил я, стараясь скрыть смятение в голосе.
Если мы ошиблись, я войду в историю как самый опозорившийся маг в Сильверграде. Однако господин Аристарх Мрыка был напряжен и угрюм. Не стал ничего отрицать и на шутника не походил.
— Доставлял, — мрачно проговорил он, двигая под очками одним глазом. — В «Морковке» каждый второй с псом или кошкой. Пуму держат, на пятом. На шестом лонгоподов завели. А на седьмом — террариумом владеют, со змеями трехголовыми.
— Уж не Горыновы ли? — хмыкнул я.
— Они самые, — буркнул Мрыка. Или Кощей?
Но как? Самый могущественный колдун тысячелетия сидит передо мной в образе плюгавенького мужичонки. На рукаве — птичий помет, из кармашка торчит пакетик кошачьей мяты (кицунэ-оборотень аж расчихался при непосредственном «знакомстве», когда под конвоем вел колдуна в «Старую лавку немагических чудес»).
Мы собрались тут все «тесным кругом»: хранители Источника и близкие к нему люди. Мне отчет в Отдел сдавать, а я не знаю, что в нем писать. Кощей пойман, только обезвредил он себя сам, еще до нас.
— А вам, должно быть, это все забавным казалось? — осведомился я. — Своих же магов-почитателей за нос водить.
— Мне эта братва — никто, — Мрыка равнодушно дернул щуплым плечом. — Где все они были, когда я в подвалах ледяных томился? На все готовенькое сбежались, когда меня уже в город везли. Одно слово — знатоки жар чужими руками загребать. Только Мор ради хозяина своего потрудился, да и то до награды не дожил. И вот она, — владелец аптеки кивнул на Синтию, которая тут же постаралась слиться с каминной полкой.
— И как же ты ее пощадил-то? — задумчиво проговорила Ярила, хранительница Источника. — Раньше ты свидетелей не оставлял.
Синтия сравнялась по цвету с мрамором камина.
— Говорю вам, — с раздражением воскликнул Кощей, — изменился я! Духовный перелом у меня случился! А вы бы не поменялись?! Вся жизнь, аж тысяча сто пятнадцать лет и четыре месяца — войны, смерть, предательство любимых женщин! Ваша вон… — Мрыка обвел жестом Ярилу и Беляну, — прапрапрабабка, к примеру, уж кровищи у меня попила, уж попила! И опять на заборе мочало, начинай сначала? Ну уж нет! Я еще в разобранном виде твердо для себя решил — никаких больше былинных подвигов! Пара сотен лет у меня еще есть, но не более: ржа сыпучая на игле завелась, не такой уж я, как оказалось, и бессмертный. Проживу остаток годков в свое удовольствие. Филиалы аптеки открою, фонд хочу учредить, пару приютов для зверья бездомного…
— Вы что ж думаете, — взвился ведьмак Елисей, — мы вас отпустим? За все злодеяния совершенные — прямо в прибыльный бизнес?
— Не такой уж и прибыльный, — проворчал Кощей. — Вы хоть знаете, сколько сейчас поставщики за корм для иномировых экзотов дерут? И, если что, то я искренне раскаиваюсь. С другой стороны, не забывайте — я и сейчас колдун, еще и «акциатто» одаренный. Мне войну развязать — плюнуть только. Поклонников своих льстивых призову, их намного больше, чем вы думаете. Нежить приманю, вон, Элмеция соврать не даст — подчиняются мне навьи. Ежели оставите меня в покое, клятву дам, подлинную, на смерти своей. Буду свое колдовство токмо на благо братьям нашим меньшим пускать. Ежели нет — пеняйте на себя.
В лавке воцарилась тишина. Все, даже маги-дворфы, помощники Хранительницы, понимали: колдун не блефует.
— Однако боевые действия мне, как и вам, не по душе, — мрачно продолжил Кощей. И вдруг с горьким вздохом признался: — Я ведь женщину встретил, влюбился. И она ко мне с расположением. Хорошая, зверей любит. Зачем нам с ней война? Это ведь весь город поднимется. К тому же, признаюсь, в свою победу я не особо верю. Чего тут только не напридумывали, пока я, сердце отдельно, кишки отдельно, с разными мирами знакомился, — Мрыка горько усмехнулся: — машины везде всякие, тролли серебром мосты выкладывают, у каждого теперь зеркало волшебное, редчайшее имеется. Да и армия моя — тьфу: маги настоящие повывелись, зажрались, боятся лишний раз свою кровушку пролить. Но это не значит, — словно испугавшись, что окончательно принизит свои возможности в глазах присутствующих, быстро добавил Кощей, — что война для города войной не покажется.
— Ё-моё, — внятно проговорила Ярила. — Простите, господа… Обстоятельства страшные, а ситуация смешная.
— А я ему верю, — со вздохом проговорил муж Ярилы, тоже маг. — Я тоже две сотни лет в волшебном зеркале просидел, понимаю, что после такого судьбу испытывать не захочется.
— Благодарю, — скупо кивнул Кощей. — Твою заслугу я тоже помню. Это ведь ты мое… ухо у троллей горных добыл?
— Ну… я, — супруг Ярилы смущенно почесал в затылке.
— Мы не верим, — выступил один из дворфов, — однако огласке ситуацию предавать… — почтенный гном покачал головой, — это как в центре Сильверграда бомбу замедленного действия установить. Кто ж из недовольных положением дел таким шансом не воспользуется, власть раскачать да свои задачи корыстные воплотить?
Остальные представили и, судя по лицам, содрогнулись. Было решено обдумать ситуацию и проголосовать.
— Думайте, — разрешил Кощей. — Прямо сейчас и думайте. Для меня это вопрос жизни и смерти, во всех смыслах. Куда мне от вас потом: домой или в темницу?
Однако мою проблему это решало наполовинку с четвертинкой.
— Что ж с магами? — спросил я, подойдя к креслу, в котором расположился господин Мрыка, пока остальные совещались. — Они зовут и зовут. Нежить идет на их зов. Дед Зимник три раза пробой запечатывал своей кровью, выдюжит ли еще?
