— Не слушай ее, мой хороший, — одним только взглядом заглянувшая в шатер Дженна закрыла рот Илгыз. — Какая тебе Ночь Невест, рано. Подожди, оглядись для начала. Илгых, там твой ребенок плачет, мать зовет, иди-иди уже.
Ханша вот совсем не изменилась. Самое смешное, что когда Листян уезжала, она ждала ребенка, и сейчас живот был у Дженны примерно того же размера.
Поняв, куда направлен взгляд степнячки, Дженна сморщила нос и сурово заявила:
— Вот не надо тут мне! Дурацкие эти отвары, которые нужно каждый день пить! А я забываю. А Баяр вот не забывает ко мне приходить по ночам!
Листян фыркнула. Ага, как же. Даже она, совершенно неопытная в делах телесной любви, знала, что если мужчина не хочет, то может просто не отдать женщине свое семя. Но Баяр детей очень хотел и, кажется, хитрил.
— Я заговоры знаю, — сказала она Дженне. — Как следующая кровь придет, прочитаю и закрою твое чрево. До новой крови работать будет.
Благоразумно умолчала, что Зимогор когда-то учил степнячку не только добрым, благословляющим делам, но и проклятьям. Заключать чрево женщине считалось заговором нечистым, запрещенным, но в Лисгороде его частенько использовали, чтобы не рожать каждый год по ребенку. Очень, надо сказать, удобно.
— Благословенны предки, тебя домой вернувшие, — пылко воскликнула ханша, порывисто обнимая Листян. — Каждый раз я себе говорю: никаких больше детей. И каждый раз оно само получается. Теперь-то не выйдет! Пойдем. Там праздник в твою честь. Будем пить, плясать и веселиться. То есть, ты будешь пить и плясать, а я в сторонке посижу.
Листян усмехнулась. После случившегося у реки она будет очень воздержана в еде и питие. Мало ли что…
36. Сплетни
— И все же, что такое “Бусгун-Шейнэ”? — любопытная Листян вспомнила о неведомом прямо за завтраком.
— Ночь невест, — скупо ответила Дженна, пытаясь всунуть очередную ложку каши в рот маленькой щекастой девочке со смешными косичками и раскосыми глазками. — Ох, Маруся, жуй и не ной, до обеда еды не будет.
— Джен, дай мне ложку.
Листян отобрала у подруги ложку, набрала в нее каши и весело зажужжала. Малышка вытаращила глазенки и засмеялась.
— Ты мой маленький птенчик, — защебетала Листян. — Сидишь в гнездышке и хочешь кушать. Тетя Лисяна принесла тебе червячка. Ну ка, открывай шире клювик!
Дженна скептически прищурилась, но маленькая Марьямь послушно открыла рот.
— А еще червяка хочешь, или тут есть еще птенчики?
— Я, я птенчик! — включилась в игру девочка постарше.
Через пару минут три дочери Дженны и малышка Илгыз уже наперегонки открывали свои “клювики” и щебетали по-птичьи, одна другой громче. Листян, хихикая, скармливала им кашу. Дженна смотрела с возмущением, сопела, но молчала.
И только когда стайка детишек разлетелась, как воробушки, в разные стороны, она проворчала:
— Взрослые они уже. Зря ты их балуешь.
— Взрослыми они еще успеют стать, — вздохнула Листян. — Пусть детьми побудут. Мне вот Ингвара мало было очень. А теперь он — мужчина.
— Мужчина, — кивнула Дженна. — Хороший парень, умный. На Нарана похож, да?
И взглянула искоса с лукавой улыбкой.
— Конечно, похож, — ничуть не смутилась степнячка. — Отец и сын же.
Дженна вздохнула.
— Глупо вышло, да? Почему ты не вернулась?
— Он был мне не нужен.
— И теперь — не нужен? Совсем-совсем?
Листян замялась. Как выразить свои чувства, она не знала. Привыкла, что нужно скрывать от всех то самое, личное.
— Зря. Наран мог бы стать прекрасным мужем, — рядом с подругами присела Илгыз, держащая у груди младенца. — Своих женщин он всегда на руках носил.
— Своих женщин? — повторила Листян. Она, конечно, понимала, что он не воздерживался все эти годы, но все равно ее как-то царапнули эти слова. — И много у него было женщин?
— Не то, чтобы много, но одна лучше другой, — усмехнулась Илгыз. — Он как-то умудрялся подбирать их, как брошенных щенков, и спасать. Выкупил из рабства угурского одну моревскую девчонку, дикую совсем. Она сначала из шатра выходить отказывалась, не ела ничего, плакала постоянно. Он ее с рук кормил, волосы ей расчесывал. Оказалось — красавица, да еще мастерица. Вышивальщица шелком. Ее потом в жены тирахский конун выкупил, целый табун лошадей пригнал за нее.
Листян фыркнула недоверчиво. Ишь, сказочка какая!
— Дарханайка еще была, говорят, Наран ее любил крепко. Но она в Кох не поехала, а он в Дарханае не остался. Не сложилось у них.
— Только двое? — Было в голосе Листян какое-то напряжение, Дженна внимательно на нее посмотрела. А Илгыз ничего и не заметила, радостно продолжая свой рассказ.
— Вдов он утешал многих. Ну и еще рабынь выкупал. Играл в спасителя: лечил, утешал и возвращал домой.
— В спасителя, значит? — процедила сквозь зубы степнячка. — Ишь какой… добренький.
Все правильно. И с Листян он тоже выбрал такую роль, выходит. Спас, утешил, приласкал. И счел свою миссию выполненной?
— Илгыз, твой муж, кажется, вернулся, — негромко сказала Дженна.
Женщина вскочила, сунув уснувшего младенца Листян.
— Я узнаю, что там происходит, — быстро пробормотала она и умчалась за новой порцией сплетен.
— Так что у тебя с Нараном?
— Я не знаю. Я… кажется, его люблю.
— Кажется? Или любишь? Это важно, Лис.
— Люблю.
— И с ним хочешь быть?
— Да. Женой хочу. Детей еще хочу, много. Но…
— Вы с ним столько времени вместе ехали, неужели ничего не случилось? Прикосновения, разговоры… поцелуи? Нет?
— Да. Мы были… вместе. Мы с ним…
— И как? Как это было, Лис? Ну что мне, пытать тебя, что ли?
— Это была магия, Джен. Я точно теперь знаю, что он — тот самый мужчина. Мой. Вот только ему, видимо, я больше не нужна. Меня ведь не нужно больше спасать.
— Дура. Подойди и спроси, нужна ты или нет.
— Ты не понимаешь, я ему согласие дала. Сказала, что женой его буду, в шатер его пойду. Снова — спрашивать? Не забыл ли ты, Наран? А когда свадьба, Наран? Не будет этого, Джен. Я слишком гордая. Теперь буду от него шага ждать.
— О, это надолго. Хотя… Кохтские мужчины, они такие странные. Или женщины — слишком сильные. Не спешат они связать судьбы, долго выбирают. А мужчины и рады, им так проще жить, да? Вот поэтому Баяр и придумал Бусгун-Шейнэ. Ночь невест. Между прочим, это все ради Илгыз было.
— Ох, но ведь она замужем?
— А каких трудов нам это стоило? Красивая, гордая, да еще и вдова. Она всех считала недостойными себя, нос воротила. Но видно же было, что хочется ей и счастья, и замуж, и свой шатер. И тогда Баяр сказал, что будет один день, точнее — одна ночь в году, когда любой мужчина сможет войти мужем в шатер к той, кто ему мил. Если победит остальных соперников. И в Бусгун-Шейнэ лучшие, сильные добиваются этого права.
— А женщины что же?
— А они готовятся. Каждая, кто согласна, дает свою чашу, а мужчины добывают ее в бою, в смысле, чашу. И приносят той самой. И если она чашу принимает — будет свадьба. Прямо в эту же ночь.
Листян нахмурилась, привычно баюкая спящего младенца, а потом улыбнулась весело:
— Ловко придумано. И свадьбы не откладываются, и мужчины на подвиги готовы всегда, ведь они же — охотники. Целая битва, а не просто уговорить женщину. И женщины счастливы, что за них сражались. А самое прекрасное — это праздник один на всех. И веселее, и расходов намного меньше, и потом рабочие руки свободны, да?
Дженна прикрыла глаза и пробормотала очень тихо:
— Слово в слово как Баяр говоришь. Родная кровь все же. Я ему про любовь и про романтику, про народ, единый духом, а он — экономия припасов, выбраковка скотины перед летними выпасами и еще, что женихам выкуп платить не нужно.
— Да, про выкуп я и забыла. Точно! И еще даже самый нищий воин может пойти против воли родителей и попытаться завоевать ту, кто ему нравится.
