на пол, Феб прижал меня ближе. Я даже не успела ничего спросить! Только задохнулась от того, как его горячие губы накрыли мои, сминая и лаская. Шаг назад, как в танце, вместе, и я ощутила позади себя край стола. Феб, не глядя, смахнул стопку старых бумаг, чтобы подсадить меня. Мое тело плавилось под его губами. А они соскользнули ниже, на шею, которая изогнулась навстречу так послушно, податливо, как подтаявший воск.
– Феб… – хрипло выдохнула я.
От желания мои пальцы поджались на краю стола. Черт, Феб ведь даже не запер дверь! В любой момент сюда мог зайти Фред или еще кто-то! А мы тут в таком виде, будто меня вот-вот разложат на этом самом столе.
– Я так боялся не успеть, – со стоном выдохнул Феб мне на ухо.
Я обвила его шею руками.
– Что теперь будет, Феб?
Он вздохнул, усилием воли заставляя себя немного опомниться. Отстраниться от меня. Но все-таки не удержался, и кончики пальцев скользнули по моей щеке.
– Райнор признал, что убийца – это он. Его подержат в тюрьме, не дольше нескольких недель, я думаю, пока уладятся все формальности. Потом казнь. Альдор же… он соучастник. Знал обо всем и покрывал брата. А значит, отправится за решетку. На несколько лет как минимум.
Я кивала, но немного отстраненно. Ведь изо всех этих фактов пыталась выяснить главное для себя. Пальцы невольно покручивали обручальное кольцо, которое сейчас казалось тяжелее тюремных кандалов.
– Но это не значит, что нас разведут, – вздохнула я.
– К сожалению, нет, – Феб попытался утешить меня, приобняв и мягко поцеловав в макушку, как ребенка. – Ты можешь подать на развод, но решать будут только церковные верха.
– Которые могут послушать благородного лорда Соула. Даже если он преступник в тюрьме и полный м… мерзавец, – я прикусила губу, решив, что благородные леди так не выражаются.
– Все будет хорошо, Мэри. Все образуется, обещаю. Больше ты к нему не вернешься. А еще… я хочу сказать, что все знаю, – Феб серьезно посмотрел мне в глаза. – Шэрон рассказала мне, что ты не Мэри Соул. Так как тебя звали там, на Земле? Марина? Со мной… кое-что произошло, магическое. И у меня было видение о другом мире.
– И что ты думаешь обо всем этом? – еле сумела выдавить я, похолодев от страха.
– Что люблю тебя, моя девочка… И мне неважно, из какого ты мира! – выдохнул Феб мне в губы, прежде чем снова увлечь в поцелуй.
Здесь, в камере в подземельях, легко было потерять счет времени. Без солнечного света не получалось даже понять, день сейчас или ночь. Ведь слабый свет давала только свеча, но приносили их не слишком исправно.
Вот и сейчас Альдор сидел на грубой деревянной лавке, откинувшись спиной на каменную стену, и взгляд светло-голубых глаз безотрывно следил за догорающим огарком. Огонек ослабел, фитиль скорчился, почернел, согнулся и нырнул в лужицу воска, оставшегося от свечи. Свет погас.
Альдор закрыл глаза. Наверно, кому угодно было бы страшно представить, что дальнейшие годы пройдут так? В глухих каменных стенах, зачастую в темноте, на скудных порциях похлебки и черствого хлеба. Кому угодно, но его пугало не это. Когда закрывал глаза, то видел деревянный помост, по которому проведут его брата к петле. Альдор со стоном закрыл лицо ладонями. В темноте этот кошмар стал почти осязаемым. Интересно, сообщат ему, когда Райнора повесят?
От этой мысли захотелось заскулить. Альдор съежился на лавке в комок, подтянув ноги, уткнувшись лбом в колени. Так по-детски. А в детстве Райнор всегда успокаивал его, когда ему снились кошмары. Больше утешать некому. Альдор потерял всех… И шаги в коридоре мимо камеры его ни капли не заинтересовали. Это к кому-то другому. Это не к нему. Наверняка. Альдор мог сойти здесь с ума от отчаянья, и не заметит никто.
Феб шел по коридору подземелий уверенно, чеканя шаг. В его руке была свеча, во второй – записка от Альдора. Феб хотел поговорить с ним. Если честно, то он… вызывал уважение. Так парадоксально, ведь он был врагом, мужем возлюбленной Фебом Мэри. Но при этом Альдор не сдавался. Не опускался до угроз, до шантажа, до ненужных оскорблений. А вел себя на удивление благородно при задержании, уже когда на него набросили оковы. Лишь… постоянно переживал за Райнора. Страх за брата сквозил в глазах Альдора, когда на него надевали железные цепи и кандалы. За себя он не боялся. За Мэри тоже. И не злился на нее. Альдора будто подменили. И он думал только об участи, приготовленной брату-убийце. А это была казнь.
– Здравствуй, Альдор.
В этой части подземелий не было даже охраны. Вернее, она была, но ближе к выходу. А здесь, среди заброшенных одиночных камер, Альдор коротал свои дни в полном одиночестве. Феб вошел внутрь, лязгнул ключом, поморщился. Да, условия конечно не лучшие для содержания такого благородного аристократа, как Альдор Соул.
– Я прикажу, тебе сегодня принесут другую еду и одеяла, – сам не понимая, почему, сказал Феб.
Не для того, чтобы подластиться к Альдору, нет. Ведь роли сменились. И теперь Феб был главным. Здесь, в тишине и темноте камеры. Просто он… никогда не любил бессмысленную жестокость. И ему стало ненадолго жаль Альдора. Ведь единственное, что он плохое сделал – это покрывал брата. И всеми силами стремился взять его вину на себя. Хотя не убивал сам никогда. И никого.
– Мне не нужно, – глухо отозвался Альдор, даже не поднимая головы. – Позаботься вместо меня о Райноре. Ему нужнее… еда и одеяла.
Феб проглотил гадкие слова о том, что обреченному на казнь уже ни к чему ни еда, ни одеяла. Но не стал вести себя мерзко. Лишь тихо подошел к Альдору и коснулся его плеча.
– Ты звал меня? – спокойно, без ненависти, спросил Феб. – Зачем?
Альдор дернулся, поднимая голову. В первый момент в его глазах сверкнул суеверный страх. Потом он тряхнул головой, будто приходя в себя, и рассмеялся немного грустно.
– Прости, в этих подземельях теряется ощущение реальности. Ты в этом свете свечи, с твоими светлыми волосами, такой прической и сложением тела, очень напомнил мне брата. В первый момент я подумал, будто это он пришел сюда навестить меня. Прости меня за слабость.
***
С минуту они пробыли
