Следующим стоял вопрос о бессознательном посещении драконьей пещеры. Но как только взгляд упал на небольшой, темный след на руке, хотелось не просто напиться, а как минимум утопиться. Но как следовало из моей жизненной практики, после подобных выходок, существование резко ухудшается.
— Да есть же у них совесть? — раздосадовано громко спросила я у пустого пространства. — Оставить одну без сиделки, чтобы хоть кто-то ради вежливости, поинтересовался здоровьем.
Решительно я шагнула к дверям. Сильно потянув на себя огромные створки, с немалым удивлением и еще большей досадой осознала, что заперта. Вполне качественно и надежно механически и магически заблокирована в спальне.
— Вот гад… — вполне искренне вырвалось у меня.
Данная реплика не нашла благодарного слушателя. Более того, кому предназначалось подобное утверждение, по закону всемирного не везения, не явился на мой отчаянный зов.
Устало я опустилась на весьма помятую постель, рефлекторно закутываясь в мягкое одеяло.
— Хоть бы поесть оставил, — вновь попыталась я умилостивить пространство.
Ответом была тишина. Скорее из вредности, чем от необходимости, я начала размышлять. Мысли сумбурно принялись перебирать варианты выхода из замкнутого пространства. И как не странно, я совершенно не заметила, как задремала.
Вскочила, я от плавного и медленного шума открывающейся двери. Быстро села на кровати, выжидающе скрестив руки на груди. Попыталась сфокусировать сонные глаза, на долгожданном госте.
«Спина прямая, в помятом лице — напряжение, во взгляде холод», — тело получало мысленные установки.
Надеюсь, цель была достигнута. И я максимально смогла передать обиженное и раздраженное состояние.
Император был явно не в духе. По откровенно грязному костюму, можно было судить, что последние часы его высочество провел явно не в кабинете. По ободранным и обветренным рукам, шеи и лицу, следовало, что Маркус провел ночь не за подписанием бумаг и ведение политических разговоров.
— Не сейчас…
Отрезало его высочество, даже не дав мне рта раскрыть. Ни обращая внимание на возмущенную меня, Маркус на ходу скидывая испорченную одежду, поспешил в ванну. Дверь быстро захлопнулась, позволяя мне вновь «наслаждаться» одиночеством.
«Мне конец»- пришел к неутешительному выводу мозг.
Подобное холодное отношение и показное пренебрежение, мне еще с детства было знакомо. У демонов по врожденной натуре известно, что крик намного лучше молчания. И нужно опасаться не того, кто высказывает свое мнение, а того кто промолчит.
Но мое уединение длилось не долго. Спустя десяток минут император вышел из ванной мокрый, в одних черных, широких штанах. Быстро преодолев разделяющее нас пространство, демон выжидающе замер буквально в паре шагов от меня.
— Развлеклась? — прорычал на меня Маркус.
Я в недоумении уставилась на императора. Кажется, Маркус детально был осведомлен о моем стабильном состоянии глубокого забытья. И как я должна была развлекаться, находясь без сознания?
— Это ты о чем? — искренне озадаченно спросила я.
Невинный, на мой взгляд, вопрос, судя по глазам, позволил Маркусу шагнуть на новую ступень бешенства.
— Милолика, тебе самой не надоело путешествовать за Грань, — продолжал рычать темный повелитель. — Не надо отрицать, не смотря на все ранения, они не являлись смертельными для тебя. Излечил и восстановил я магический резерв быстро. Так напрашивается закономерный вопрос: чем ты занималась сутки, пока твое бездушное тело, мертвым грузом покоилось на кровати?
— Размышляла о всемирном равновесии, — на всякий случай, отползая подальше, тихо произнесла я.
Кажется, у Маркуса начал глаз дергаться. Если по поводу нервного тика на лице я еще сомневалась. То крепко сжатые кулаки и черное пятно сгустившееся над императором, не оставляли сомнения, что сейчас меня начнут воспитывать: жестко и бестактно.
Мы смотрели друг на друга. Не отрываясь. Черные омуты Маркуса ежесекундно озаряла новая и новая эмоция: ярость сменилась опустошенностью, на место которой пришли недоверие и обреченность.
— Милолика ты бестолочь, — неожиданно заключил демон.
Резко расстояние, разделяющее нас уменьшилось до недопустимого. Я чувствовала обжигающее дыхание на волосах и кожи. Сотни мурашек побежали по телу. А в горле застряли, такие необходимые доводы.
— Глупая, безголовая, — глухо заговорил Маркус касаясь губами моих волос. — Безрассудная, несмышленая, — горячие дыхание обожгло ухо. — Бессовестная, эгоистичная, — руки крепко прижали к обнаженной груди.
Я не просто забыла, как дышать. Я забыла, что нужно думать, что я могу что-то сказать. Сейчас я немногим отличалась, от своего бездушного тела, которое совсем недавно смиренно покоилось на кровати. Тем, что сделать ничего не могла.
— Родная, нежная, единственная, — губы проложили огненную дорожку от виска до щеки. — Желанная, ласковая, родимая, — горячее дыхание обожгло мои губы. — Разве ты не понимаешь, что творишь? Разве не осознаешь, что я весь мир сотру. Я Грань сотру… — Маркус закрыл глаза, его голова безвольно опустилась на мое плечо. — Я уже однажды пережил твою смерть. Я не допущу повтора подобного…
— Маркус не надо, — не знаю, как я нашла в себе силы, вымолвить хоть слово.
— Тихо мой хороший, — рука нежно закрыла мой рот. — Дай мне договорить, — уверенно смотря мне в глаза, прошептал демон. — Прости. Заклинаю прости. Однажды я отпустил тебя, но поверь, больше не смогу. Не стану. Ты моя Милолика… Ты моя Ангел…
— Маркус, — слова растворяются в одном дыхании на двоих.
Одинокая слеза покатилась по моей щеке. Ну как же ему объяснить, что я не смогу. Я не в состоянии вычеркнуть ту ночь из памяти. Убрать огромный рубец на сердце? Как объяснить, что чувствуя его руки на себе, я с болью представляю, как он прижимал к своему телу другую. Как мечтал о другой…
Не знаю, что остановила Маркуса. Но горячие объятья разомкнулись. Подарив мне еще один печальный взгляд, император отступил. Медленно встал с кровати, и отошел на пару шагов.
— Еще рано, — словно убеждая себя, прошептал Маркус. — Но я подожду. Я ждал всю жизнь…
В нагретой комнате мне стало холодно. Словно после летнего пекла, меня перенесли на заснеженные вершины Млечных гор. Дыхание, с трудом начало вновь появляться, отзываясь пронзительной болью в легких. Вот только сумасшедший бег сердца, все не прекращался.
— Сколько я была без сознания? — сказала, и сама удивилась, насколько жалко прозвучал мой голос.
Маркус все понял. Осознал мою жалкую попытку сменить тему.
