Я отбросил эту фантазию. Я не могу позволить себе хотеть таких вещей. Не в общем, и не с ней. Временно. Все это временно.
Я беру себя в руки и шагаю дальше в комнату, позволяя двери тихо закрыться за мной. Персефона поднимает глаза, и затравленное выражение ее лица заставляет меня немедленно подойти к ней.
— Что не так?
— Кроме очевидного?
Я сажусь на диван рядом с ней, достаточно близко, чтобы быть приглашением, если она этого хочет, но достаточно далеко, чтобы дать ей пространство, если ей это нужно. Я едва успеваю устроиться, как Персефона забирается ко мне на колени и подтягивает ноги, пока не оказывается на моих бедрах. Я обнимаю ее и кладу подбородок ей на голову.
— Что случилось?
— Гермес доставила сообщение от моих сестер.
Я, конечно, знал об этом. Гермес, возможно, обладает сверхъестественной способностью проскальзывать мимо моих охранников, но даже она не в состоянии полностью увернуться от камер.
— Ты позвонила им, и разговор с твоими сестрами расстроил тебя.
— Я думаю, можно сказать и так. — Она расслабляется в нескольких дюймах от меня. — Я просто
сижу здесь, терзаясь жалостью к себе. Я эгоистичная дура, который запустил весь этот беспорядок в движение, потому что хотела быть свободной.
Я никогда не слышал, чтобы в ее голосе звучала такая горечь. Я осторожно поглаживаю ее в ответ, и она вздыхает, поэтому я делаю это снова.
— Твою мать не заставляли занимать позицию Деметры. Она хотела этого.
— Я в курсе. — Она проводит по моим пуговицам одним пальцем. — Как я уже сказала, это
жалость к себе, что почти непростительно, но я беспокоюсь о своих сестрах и боюсь, что я усугубила ситуацию, сбежав вместо того, чтобы просто следовать планам моей матери.
Я не уверен, что должен сказать, чтобы она почувствовала себя лучше. Одним из побочных эффектов того, что я единственный ребенок и сирота, является то, что у меня не так много социальных навыков. Я могу запугивать, угрожать и править, но комфорт — это за пределами моей компетенции. Я притягиваю ее ближе, как будто этого достаточно, чтобы снова собрать все ее разрозненные кусочки воедино.
— Если твои сестры хотя бы наполовину так же способны, как ты, с ними все будет более чем в
порядке.
Она издает дрожащий смешок.
— Я думаю, что они могут быть более способными, чем я. По крайней мере, Каллисто и Психея.
Эвридика еще молода. Мы защищали ее все эти годы, и теперь я задаюсь вопросом, не было ли это ошибкой.
— Из-за Орфея.
— Я думаю, он неплохой парень. Но он любит себя и свою музыку больше, чеммою сестру. Я
никогда не смирюсь с этим. Говоря это, она расслабляется, последние остатки напряжения уходят. Все, что требовалось, — это отвлечься. Может быть, я не так плох в утешении, как думал. Я откладываю информацию на потом, даже когда говорю себе, что она бесполезна. Время у нас уже на исходе, несмотря на то, что оно у нас есть до конца зимы. После этого не будет иметь значения, что я знаю, как утешить Персефону, когда она расстроена. Она уйдет.
Заманчиво использовать секс, чтобы отвлечь ее, но я знаю, что это не то, что ей сейчас нужно.
— Не хочешь выйти отсюда ненадолго?
То, как она оживляется, подтверждает, что это был правильный выбор. Персефона обращает на меня свои большие карие глаза.
— Правда?
— Да, правда. — Я подавляю желание сказать ей, чтобы она оделась потеплее. Мы не уйдем
далеко, и последнее, чего я сейчас хочу, это слишком сильно давить на нее, не тогда, когда она уже чувствует себя такой хрупкой. Я снимаю ее с колен и держу за руку, пока она стоит. — Пойдем.
Персефона лучезарно улыбается мне.
— Это еще один секрет, такой же, как теплица?
Я до сих пор не могу поверить, насколько интимно это было — поделиться этим с ней. Как будто она увидела часть меня, до которой больше никто не доберется. Вместо того чтобы отвернуться, она, кажется, понимает, что это место значит для меня. Я медленно качаю головой.
— Нет, это что-то другое. Небольшой взгляд за занавес нижнего города.
Во всяком случае, ее глаза загораются еще больше.
— Пойдем.
Пятнадцать минут спустя мы, держась за руки, идем по улице. Часть меня задается вопросом, не стоит ли мне убрать руку, но я, черт, не хочу этого. Мне нравится чувствовать ее ладонь на своей, наши пальцы переплетены. Я веду ее на восток от дома, задавая темп, который не будет слишком обременять ее. Неважно, что еще правда, Персефона еще не полностью оправилась от той ночи, которая привела ее ко мне. Или, может быть, я просто ищу предлог, чтобы позаботиться о ней.
Мы идем в легкой тишине, но я могу сказать, что ее мысли все еще заняты ее сестрами. Мне нечего сказать, что на самом деле успокоило бы ее на этой ноте, поэтому я решил предоставить ей опыт, который немного выведет ее из себя.
— Мы почти на месте.
Она наконец смотрит на меня.
— Ты собираешься сказать мне, где это?
— Нет.
— Какой дразнилка.
Я сжимаю ее руку.
— Может быть, мне просто нравится выражение твоего лица, когда ты впервые что-то
испытываешь.
Трудно сказать в сгущающихся сумерках, но я думаю, что она краснеет.
— Знаешь, если бы ты хотел отвлечь меня, секс всегда был бы хорошим вариантом.
— Я буду иметь это в виду. — Я сворачиваю в узкий переулок. Персефона без колебаний следует
за мной к большой металлической двери в конце. Я бросаю на нее взгляд.
— Нервничаешь?
— Нет, — немедленно отвечает она. — Я с тобой, и мы оба знаем, что ты не позволишь, чтобы со
мной что-нибудь случилось.
Я моргаю.
— Ты так уверен во мне?
Она улыбается, часть беспокойства в ее глазах рассеивается.
— Конечно, это так. Ты — страшный Аид.
Никто не трахается с тобой, а это значит, что никто не будет трахаться со мной, пока я с тобой. — Она наклоняется, ее грудь прижимается к моей руке. — Правильно?
— Верно, — слабо говорю я. Я даже не могу наслаждаться ее поддразниванием, потому что
слишком занят, потрясенный ее небрежным заявлением. Я с тобой, и мы оба знаем, что ты не позволишь, чтобы со мной что-нибудь случилось. Как будто это так просто. Как будто это правда.
Вот оно. Я бы совершил непростительные поступки, чтобы обезопасить Персефону. Но почему-то, когда она произносит это вслух, это становится намного более реальным.
Она доверяет мне.
Я указываю на дверь просто для того, чтобы чем-то заняться.
— Здесь достаточно света, чтобы изучить колонны, если хочешь.
— Хочу. — Она держит меня за руку, вглядываясь в белые колонны по обе стороны двери. Я
смотрю на нее вместо них, уже зная, что она видит. Пир в волшебном лесу с сатирами и нимфами, которые едят, пьют и развлекаются. Персефона наконец откидывается назад и улыбается мне.
— Ещё один порта
— Портал?
— Покажи мне, что за дверью, Аид.
Я толкаю дверь, и вздох Персефоны почти теряется в суматохе с другой стороны. Она начинает протискиваться мимо меня, но я продолжаю сжимать ее руку.
— Не нужно спешить.
— Говори за себя. — Ее глаза еще шире,
чем обычно, когда она рассматривает сцену перед нами.
Зимой крытый рынок работает большую часть ночей в неделю. Потолок теряется в темноте над нами, склад — это гулкое пространство — или было бы таким, если бы оно было пустым. В это время года здесь полно оживленных покупателей и продавцов. Полупостоянные киоски расположены узкими рядами. Все они одинакового размера, но владельцы сделали каждое помещение по своему уникальным яркими навесами и вывесками, рекламирующими все — от продуктов до мыла, десертов и безделушек. У всех них есть магазины, разбросанные по нижнему городу, но они хранят образцы своей продукции здесь.
У некоторых из этих людей были магазины с тех пор, как я был маленьким ребенком. Некоторые из них уходят в прошлое на несколько поколений. Весь склад наполнен шумом людей, покупающих и продающих, и запутанной смесью вкусных запахов еды.
