Этого недостаточно. Сколько гребаных раз я буду думать об этом, прежде чем признаю, что этого никогда не будет достаточно? Это не имеет значения. По крайней мере, еще раз.
Я опрокидываю ее обратно на кровать и продолжаю есть ее, движимый необходимостью сделать это… Я не знаю. Я хочу быть уверенным, что независимо от того, куда она пойдет и сколько пройдет времени, она всегда будет помнить об этом.
Что она всегда будет помнить меня.
Глава 18Персефона
Мы с Аидом не вылезаем из постели почти до обеда, и только потому что мой урчащий желудок, кажется, оскорблен ена личном уровне. Вот так я и сижу на кухонном островке с тремя тарелками еды передо мной. Я все еще ковыряюсь в картошке фри, когда в комнату заходит Гермес.
Я поднимаю брови.
— Ты когда-нибудь бываешь дома?
— Дом — это такая изменчивая концепция. — Она кивает на новенький телефон, лежащий на
стойке у моего локтя. — Значит, у тебя все-таки есть телефон. Твои бедные сестры прибегли к использованию меня в качестве посыльного, потому что они не могут связаться с тобой.
Я смотрю на него, а затем на нее.
— Мои сестры послали тебя сюда?
— Очевидно, ты должна была связаться с ними несколько дней назад, а когда ты этого не
сделала, они предположили худшее. Кроме того, Психея прислала сообщение. — Она прочищает горло, а затем с ее губ срывается голос моей сестры. — Я могу задержать Каллисто только еще на день или два. Позвони, как только получишь это, чтобы мы могли ее успокоить. Они с мамой поссорились, и ты знаешь, как это бывает. — Гермес ухмыляется и крадет жареную картошку с моей тарелки. — Конец сообщения.
— Эм, спасибо. — Я слышала, что она умеет такое делать, но все равно чертовски жутко быть
свидетелем этого.
— Это моя работа. — Она хватает еще одну картошку. — Итак, вы с Аидом создаете зверя с двумя
головами в реальной жизни, а не просто притворяетесь. Я не то чтобы удивлена, но и очень, очень удивлена.
Я не собираюсь делиться секретами с женщиной, чья основная задача -
их собирать. Я поднимаю брови.
— Вы с Дионисом кажетесь ужасно близкими для простых друзей. Это правда, что он не особо
интересуется сексом?
— Замечание принято. — Она смеется.
— Лучше позвони своим сестрам. Я бы не хотела, чтобы Каллисто сделала что-то, что
разозлило Зевса.
От этой мысли мне становится холодно. Психея знает достаточно хорошо, чтобы играть в эту игру. Эвридика во всех смыслах отвлекается на своего парня. Каллисто? Если Каллисто и наша мать столкнутся лицом к лицу, я не уверен, что город переживет это. Если она пойдет за Зевсом…
— Я позвоню им.
— Хорошая девочка. — Она похлопывает меня по плечу и выходит из комнаты, по-видимому,
чтобы помучить какую-то другую ничего не подозревающую душу. Несмотря на это, она мне нравится. Гермес может играть в более глубокие игры, чем я могу предположить, но она, по крайней мере, интересна. И я думаю, что она и Дионис действительно заботятся об Аиде. Я не уверена, что этого достаточно, чтобы помешать им присоединиться к остальным Тринадцати, если до этого дойдет, но это беспокойство на другой день.
Я откусываю последний кусочек, беру телефон, который Аид дал мне ранее, выхожу из кухни и иду по коридору в комнату, которую я нашла во время беглого осмотра первого этажа. Я предполагаю, что это гостиная, но она похожа на уютный маленький уголок для чтения с двумя удобными креслами, гигантским камином и несколькими книжными полками, заполненными всем, от научной литературы до фэнтези.
Я опускаюсь в темно-фиолетовое кресло и включаю телефон. В нем уже есть контактная информация моих сестер и установлено приложение для видеочата. Я делаю глубокий вдох и звоню Психее.
Она отвечает немедленно.
— О, слава богам. — Она откидывается назад. — Она здесь!
Каллисто и Эвридика появляются позади нее. Любой, кто посмотрит на нас четверых, не подумает, что мы сестры. Технически, мы все сводные сестры. Моя мать пережила четыре брака, прежде чем достигла своей цели стать одной из Тринадцати и перестала нуждаться в мужчинах для реализации своих амбиций. У всех нас карие глаза нашей матери, но на этом сходство заканчивается.
Эвридика выглядит готовой заплакать, ее светло-коричневая кожа уже покрылась пятнами.
— Ты жива.
— Да, я жива. — Чувство вины пронизывает меня насквозь. Я слишком беспокоилась о том,
чтобы подобраться
как можно ближе к Аиду, чтобы не забыть связаться со своими сестрами. Эгоистично. Так эгоистично с моей стороны. Но тогда как еще назвать мой план навсегда покинуть Олимп? Я отгоняю эту мысль. Каллисто наклоняется вперед и окидывает меня критическим взглядом.
— Ты выглядишь… хорошо.
— Я в порядке. — Как бы ни было заманчиво преуменьшать ситуацию, быть абсолютно честной с
ними — единственный выход. — Мы с Аидом заключили сделку. Он будет охранять меня, пока я не смогу выбраться с Олимпа.
Каллисто прищуривается.
— Какой ценой?
Вот в чем суть всего этого. Я выдерживаю ее пристальный взгляд.
— Если Зевс сочтет меня менее желанной, потому что я спала Аидом, он не будет пытаться
преследовать меня, когда я уйду. — Когда мои сестры просто смотрят на меня, я вздыхаю. — И да, я в ярости на мать и в ярости на Зевса, и я хотела доказать свою точку зрения.
Психея хмурится.
— Сегодня утром распространился слух, что вы с Аидом, ну, занимались сексом на глазах у
половины нижнего города. Я думала, что это просто люди сплетничают чепуху, но…
— Это правда. — Я чувствую, как мое лицо краснеет. — Наш план не сработает, если это просто притворство. Это должно быть по-настоящему.
Следующей говорит Эвридика, моя милая и невинная сестра, ее голос низкий и яростный.
— Мы приедем за тобой прямо сейчас. Если он думает, что может заставить тебя…
— Никто меня ни к чему не принуждает.
Я поднимаю руку. Я должна опередить это. Я должна была знать, что попытка быть скрытной и неточной только разожжет каждый из их защитных инстинктов.
— Я скажу вам всю правду, но вы должны перестать реагировать и слушать.
Психея кладет руку на плечо Эвридики.
— Скажи нам, и тогда мы решим, как реагировать.
Это примерно самое хорошее предложение, которое я собираюсь получить. Я вздыхаю, а затем рассказываю им все. Как я настаивала на сделке. Постоянная материнская забота Аида. Как хорош с ним секс.
Я опускаю историю Аида с Зевсом, шрамы, покрывающие его тело, которые, без сомнения, произошли от пожара, убившего его родителей. Пожар, вызванный Зевсом. Я безоговорочно доверяю своим сестрам, но что-то во мне восстает против того, чтобы поделиться этой историей. Это не совсем секрет, но мне кажется, что это один из них, как часть знания, которым мы с Аидом делимся, которое еще больше связывает нас вместе.
И…
Я колеблюсь, но, в конце концов, с кем еще я могу поговорить об этом?
— Я чувствую, что могу дышать здесь.
Мне не нужно притворяться с Аидом, не нужно все время быть совершенной и яркой. Я чувствую себя так… Как будто я наконец начинаю понимать, кто я за маской.
В глазах Эвридики светятся сердечки.
— Только ты могла убежать и упасть в постель с сексуальным мужчиной, решившим сделать
все, чтобы защитить тебя. Ты действительно благословлена богами, Персефона.
— Это было не похоже на то, когда они объявили о помолвке.
Счастье Эвридики тускнеет.
— Нет, я полагаю, что это не так.
Психея смотрит на меня так, словно никогда раньше меня не видела.
— Ты уверена, что все это не хитроумная ловушка? Вы разработали эту защиту не просто так.
Я подавляю свое инстинктивное отрицание и заставляю себя подумать об этом.
— Нет, это не хитроумная ловушка. Он ненавидит Зевса так же сильно, как и я; у него нет причин
думать, что, сломав меня, он причинит вред кому-то, кроме меня. В любом случае, он не такой. Он совсем не похож на остальных из Тринадцати. — Это, я знаю, правда. Я выжила, двигаясь по кругу власти и влияния Олимпа так долго, доверяя своим инстинктам и лжи сквозь зубы. Мне не нужно ложиться с Аидом. Более того, мои инстинкты отмечают, что я в безопасности.
