Нир разорвал мою юбку до середины бедра, чтобы могла сесть на транспорт. Мы стартовали вовремя — толпа, все же прорвав кордон гвардии, высыпала на площадь с проспектов Гора и Третьего, шум, точно набат, оглушил. Улица Лавайни, куда мы устремились, пока была пуста, но уже в конце увидела темные колыхавшиеся ряды людей. Мы свернули за зданием с огромным портиком из голубовато-серого пластигаза, попали на внутриквартальную дорогу, не слишком предназначенную для передвижения машин аэрокласса. Из-за тряски разнылась спина.
«Почему церемония продолжалась? Они не видели, что готовится?»
В голове не укладывалось: как такое можно пропустить? Только если система «Безопасный город», опутавшая камерами и датчиками каждый закоулок Рийска, вдруг прекратила существование…
«Видели. Но кому-то было выгодно не отдавать приказы. И я думаю, сейчас он уже мертв». — Я уловила образ какого-то мужчины в его голове, потянулась к нему, чтобы раскрутить, но Иоданир не позволил.
«Потом, — оборвал. — У меня пока так же мало информации, как и у тебя».
Доступ к центральному верхнему пассажу, которым собирались уйти, был перекрыт. Мы ощутили их, сотни две людей, занявших тот дворик за торговым центром, ждущих какого-то сигнала. Тэпп остановил аэроцикл. Пригнувшись, мы добежали до плавных изгибов корпусов клинеров, сели за ними.
От людей нас отделяли метров сорок. Ни укрытия, ни искусственной растительности, лишь выведенные на поверхность коммуникации. Справа — зев подземной парковки или, может, помещений складов, тоже контролируемый мятежниками.
«Их очень много». — Не представляла, как быть дальше. Еще неприятно поразило сканирование: две трети собравшихся здесь — неотмеченные, с холодным оружием, остальные — люди, возглавившие их, обладающие ди-чипом, готовые стрелять.
«Проблема не в количестве. Артемия, твоя задача дать мне время».
«На что?»
«Неотмеченные погибнут сразу. На взлом ди-чипов уйдет от трех до пяти минут. Все это время они будут стрелять. Нужен щит».
«Клинеры…»
«Дадут нам фору. Не более. Ублюдки быстро обнаружат нас».
«Вода не способна создать непроницаемый щит».
«Сделай так, чтобы он менял траекторию огня».
Если только ледяная корка… Она способна на такое. И высосать весь резерв стремительностью создания. Да и продержится от силы минуту — это не вирт и не практикум, на открытом пространстве много переменных, включая и нескончаемую морось. Впрочем, больше минуты и не надо. Когда суки поймут, что не смогут застрелить, просто перейдут к физической расправе.
Шансов мало. По сути, выживем ли мы, зависело от того, как быстро Тэпп взломает защиту и заставит уродов опустить оружие. На короткий миг ощутила его сомнение, жгучий гнев и сожаление, болезненное, страстное желание быть вместе, остаться в живых. Заглянула в ставшие бесцветными глаза, возможно, в последний раз. Наши руки на секунду-две переплелись. Никаких образов, мыслей, просто — мука, точно глубокая колотая рана, из которой выплеснулась кровь. В самое сердце.
А потом — лишь инструкция, поставленная задача, которую нужно решить эффективно и в кратчайшие сроки. Я окончательно перестала ощущать себя. Были только мы и действия. Без эмоций и осмысливания.
Мы начали одновременно. Одно сознание на двоих, реализующее сразу несколько замыслов, оценивающее, отслеживающее, анализирующее множество объектов, сокрушительное, могучее. Но сейчас — будто скорлупа ореха под огромным ботинком. Устоит или нет под напором?
Позднее не раз пыталась восстановить в памяти случившееся в том дворике. Поэтапно, с подробностями. Но не могла. Потому что фактически меня там не было, для воссоздания целостной картины нужен был Иоданир и слияние. Тяжелый гнилостный вкус смерти и ее тьма, эхо криков и топота ног, искаженные пленкой льда лица, голубоватые искры отраженных выстрелов, точечная боль от подтачивания защиты чипов и пекло опасности, в которое проваливались все глубже с каждой долей секунды, — все, что стремительной лентой разворачивается в мыслях.
Боялась ли я? Просто было некогда. В самое последнее мгновение пронзили наслаждение и восхищенный ужас — под валом мыслей и эмоций десятков людей. Ледяная корка исчезла, но больше нам ничего не грозило: ментальный хаос был взят под жесткий контроль, превратившись в штиль, глухую тишину.
«Они мертвы?» — Я разглядывала такие разные лица, но с одинаковыми отсутствующими взглядами. Мужчины и женщины стали неподвижными, их сознания воспринимались как замкнутые круги, внутрь которых не прорваться. После они разом сели на землю. Практически в одинаковых позах.
«Нет. Это синдром Каннера. Возможно, прежними они никогда не станут. Я действовал очень грубо».
Иными словами, эти люди просто ушли в себя, способны реагировать лишь на считанное количество раздражителей: боль, резкую перемену температуры, громкий звук. Наверное, им лучше было умереть…
«Пойдем. У нас мало времени».
Первые патрули встретились за Зеленым пассажем. Почувствовали их где-то за квартал, остановились.
«Мия, тебе пора надеть чип».
Мне не хотелось. Казалось, если верну защиту на место, потеряю все: душу, опору, силу, саму себя.
«У меня то же ощущение, ты знаешь. Но надо надеть чип. Ради нашей с тобой безопасности».
«Это зависимость, Нир», — вдруг ранило понимание.
«Это не зависимость. Это мы».
С тяжело колотящимся сердцем послушалась. Пока скрепляла обе части ди-чипа, едва не сломала — так возненавидела эту штуку, эту преграду, превращавшую меня в серое, одинокое и замерзающее ничто.
Опустила руки, и тут же рухнула в темноту, в пустоту. Ослепшая, оглохшая, мертвая. Сердце на миг остановилось, а затем застучало с быстротой и силой, зазвенело в ушах и сдавило виски, воздуха, с привкусом восковой горечи и пыли, тяжелого, стало не хватать.
— Что? Что происходит? — не слышала звуков собственного голоса, лишь осознавала, что говорю, что губы, язык шевелятся, а затем потеряла сознание.
Очнулась от легкого укола в предплечье, и мгновенно разум наводнило множество ощущений: отдаленные голоса, характерный шум клинера за стеной, шорох одежды, писк неидентифицируемого прибора, аромат ментола и резкий больничный запах, который ни с чем никогда не спутаешь.
Открыла глаза, зажмурилась от яркого света, а когда привыкла к нему, увидела лицо медика за вуалью диаграмм и данных в облаке, которое мужчина вывел из моего сирса. Еще несколько секунд он изучал информацию, касавшуюся физиологических параметров организма, затем смахнул, оценивающе посмотрел мне в глаза.
— Как себя чувствуете? — спросил, потянувшись за шприцем.
Прислушалась к себе. Болели голова и спина, но с каждым мгновением эти ощущения рассеивались, словно становились эхом. Лежала на кровати без обуви, в разорванной спереди до бедра юбке, в майке. Блуза и китель, как и кобура с оружием, куда-то исчезли.
— Не знаю… Вроде нормально.
— Вот и ваш сирс говорит об этом. — Он дежурно улыбнулся.
— Где я?
— Там есть кому объяснить. — Он безболезненно ввел иглу мне в вену. — Обезболивающее уже вколол. Это коктейльчик из витаминов и катализатора регенерации. Через два-три часа будете как новорожденная.
— Спасибо, — неуверенно ответила.
Физически мне действительно было лучше, но по-прежнему чувствовала себя мертвой в эмоциональном плане: ни тревоги, ни сомнений. Пусто. Словно я — оживленная кем-то игрушка.
— Поправляйтесь. — Очередная дежурная улыбка, и медик пересек палату, чтобы открыть панель и впустить внутрь мужчину в рубиновой форме департамента внутренних дел.
Я машинально села, чувствуя, как под новую позу подстраивается больничная кровать, равнодушно рассмотрела незнакомца: коренастый, невысокий, выбритые виски, желтоватые волосы, гладко зачесанные назад, настороженный, сверлящий взгляд светлых глаз.
— Доброго дня, госпожа Зарянская. Син Родер, — представился вошедший, по-военному кивнув.
Син — невысокое звание для его лет. Видимо, мелкая и неодаренная сошка.
