Степняку же кроме земли и неба никто не нужен. Разве что солнце-огонь да кто-нибудь ответственный за подземный мир — тот без присмотра оставлять нельзя. Даже став мусульманами, наши родные татаро-монголы совершенно не походили на одержимых исламом узколобых фанатиков.
В их вере не было какой-то зашоренной одержимости — так, по крайней мере, казалось Юльке. Больно они свободолюбивы — эти потомки властителей реально бескрайних степей. Их общей гребёнкой не причесать. И тараканов вольнодумия не передавить — хоть под асфальтный каток тех загоняй. Может, оттого они со славянами и ладили — когда друг дружку не грабили. Ну, так это совсем иной коленкор. Ничего личного — чистый бизнес.
На этой интернациональной ноте Юлька и опростоволосилась второй раз. Когда Севка с отцом поднимали её с колен, успела пробежаться взглядом по всем четырём лицам наследников великой империи Чингиз-хана.
— Вы так похожи! — невольно вырвалось у неё, пока отец с сыном приводили свою мамулю в порядок.
— В смысле? — без малейшей нотки раздражения из-за недотёпы уточнила Дэма.
Она присела на корточки, забавно склонив голову набок. Отчего помпон, казалось, сейчас перевесит и завалит стройную девушку в сугроб.
— Да, я тут думала о вере степняков…, — начала, было, Юлька, и тотчас захлопнула рот.
Ан поздно. В её семье ушами не хлопают.
— Каких именно степняков? — усмехнулся Даян, закончив отряхивать от снега её «тылы».
— Нашла время! — разогнувшись, закатил глаза Севка. — Ещё бы о Чингиз-хане вспомнила.
— Вспомнила, — виновато шмыгнув носом, призналась она.
— Мы из разных улусов, — опираясь на слегу, весело скалился Рэгзэн. — Твои парни из Джучиева. Оттого и мусульмане. А мы буддисты. Думать — не передумать.
— Она говорит о тэнгрианстве, — заступилась за Юльку Дэма. — Что вы на неё навалились? Между прочим, к шаманке идём, а не в мечеть. О чём ещё думать, как не об этом? Ты как, не ушиблась?
— Ничуточки, — успокоила всех Юлька, что «раненого» не придётся волочить на горбу.
— Тогда идём, — одобрительно кивнула девушка.
Поднялась и легко, грациозно, как цапля, пошагала дальше, почти не увязая в снегу.
— Ю-ю, сильно устала? — озабоченно прилетело из-за спины.
— Кажется, нет, — пропыхтела она, возобновив прицельное попадание в следы впереди идущих.
— Нет, не устала? — уточнил Даян, демонстрируя на зависть ровное дыхание человека, которому море по колено. — Или не сильно устала?
— Отстань! — шикнула Юлька, стараясь не отвлекаться, дабы снова не оконфузиться.
Она и прежде бывала в зимней тайге — нечета этому довольно редкому леску. Зимой там всегда поразительно тихо. Из-за того, что никто не шуршит листьями на ветру. Не кукует, не выстукивает морзянку и не чирикает с каждого дерева. Основные горлопаны разлетаются, а зверь ходит тихо.
Но этот лес будто действительно вымер — отнюдь не в переносном смысле. Нет, Юлька, конечно, могла себя и накрутить, предвкушая встречу с чем-то таинственным. Во что, вроде, не веришь — ибо как-то недостойно уверенного пользователя интернета. Только вот нутряной мороз то и дело продирает с макушки до пят. Попробуй тут не усомниться, когда вокруг тебя шмыгает нечто нереальное. К тому же не ты одна свихнулась — семья тоже это видит.
Сама не заметила, как позабыла основную задачу: смотреть под ноги. Принялась шарить взглядом вокруг: куда, интересно, задевалась эта сволочь? Она, конечно, белая и снег белый. Но раньше-то мерзавке это не мешало: так и лезла на глаза. А тут, как отрезало. Неужели напугалась Рэгзэна? Не справилась вчера с недоделанным шаманом, а сейчас они топают к доделанному. В смысле, настоящему.
На что Юлька горячо и подкупающе ребячливо надеялась. Что бы там не дудел в уши здравый смысл. Не с его постной рожей реалиста лезть в калашный ряд всего таинственного и сказочного. Не смог помочь, так и заткнись — мысленно пеняла Юлька, продолжая мониторить окрестности.
Однако ящерка, как сквозь воду провалилась. Надеяться, что мелкая пакость сдохла — то есть развоплотилась — не получалось. Юлька чувствовала, что это не конец истории. И уж точно далеко не счастливый.
Глава 17
На посту не выпендриваются — на нём стоят
На склон сопки лес вползал изрядно поредевшим: не все рождены выживать на камнях. Привал провели в натуральной яме промеж валунов, ушедших в землю. Те зыркали не людишек из-под снежных шапок подозрительными партизанами. И мнилось: вот-вот полезут наружу из своего окопа накостылять чужакам — уж больно зверские рожи вырисовывались на изломах каменных стражей тропы.
Юлька лежала на коврике и пялилась в небо. Рядом сидел Даян, прихлёбывая кофе с коньяком. Её взгляд в какой-то момент сполз с голубой выси, испятнанной редкими раздёрганными клочками облаков. Уткнулся в профиль сидящего рядом мужчины. Тот показался чужим. Равнодушным к ней, будто судьба их свела только что. И в его жизни всё замечательно без всяких там случайных знакомых.
Юльку так передёрнуло, будто норовило вывернуть тело наизнанку. Правая рука Даяна отправила пластиковый стаканчик в левую. Согнулась, уперев локоть в коврик и принимая на себя тяжесть тела. Которое нависло над лежащей Юлькой чем-то угрожающе тяжёлым. Готовым сорваться с неверной опоры и рухнуть, раздавив её насмерть.
— Это паника, — прошептала она, чувствуя, что сейчас заорёт, как ненормальная.
— Откуда она взялась? — своим фирменно спокойным тоном осведомился Даян.
Склонился и поцеловал её в мгновенно взмокший лоб. Внимательно изучил вытаращенные глаза паникёрши. Вздёрнутые в плаксивом изломе брови. Закушенную губу и прочие несуразности. Вздохнул и уточнил:
— Я тебя пугаю?
Юлька замычала сквозь закушенную губу, не в силах признаться в подобной нелепости.
— Давно? — мягко продолжил допрос Даян.
Юлька задумалась. Вспомнила, о чём размышляла, когда взглядом пасла облака и удивилась:
— Только что. Вот прямо сию минуточку. Когда ты улёгся рядом и навис.
— А где, интересно, наша приблуда? — зашарил он глазами вокруг. — Ю-ю, ты её не видела?
— Неа, — ожила Юлька, чувствуя, что страх уходит, а она просто истеричная дура. — Со вчерашнего вечера. Слушай, а мне уже не страшно. Только стыдно.
— А мне хочется тебя поцеловать, — снова вздохнул Даян и отхлебнул остывший кофе.
Не поцелует — досадливо царапнуло в голове — ни за что. Не любит, видите ли, выставлять напоказ чувства перед посторонними. В юности все его фанаберии бесили до чёртиков — так и не поняла: как не изрубила в щепки эту деревянную чурку? И уже не вспомнит, когда её обиды по этому поводу приказали долго жить. Сдохли, и ладно.
Даян нагнулся и поцеловал её. Крепко, зовуще…
Просто сволочь, а не муж — затравлено забилось в башке набатом, когда она поняла, что шарит глазами по сторонам. В поисках, так сказать, местечка для срочного уединения. Зимой. Чёрте где. На глазах посторонних и сына. Ещё бы комбез начала спускать!
Юлька зажмурилась. Перевела дыхание, открыла глаза. Собиралась влепить ему что-нибудь едкое и обидное, но поперхнулась. Этот придурок шарил горящими глазами по склону сопки вокруг них. И не похоже, будто в поисках ящерицы.
— Ты сдурел? — выдавила она и захлебнулась хохотом, пытаясь удержать его в себе.
Даян покосился на неё с такой остервенелой досадой, что его стало жалко. Она подняла руку, погладила его по щеке:
— Ну, что поделаешь? Давай потерпим. Только не лезь со своими дурацкими поцелуйчиками.
— Да? — погасив в глазах дурной огонь, иронично осведомился муж. — Тогда ознакомь меня с твоей шкалой градации моих поцелуйчиков. И я буду выбирать подходящие случаю. Значит, — посерьёзнел он, — тебе показалось, что я причиню тебе вред?
— Ага. А ты что-нибудь почувствовал?
— Ничего, — по слогам отчеканил Даян и вдруг задумчиво сощурился: — Хотя… Может, это излишняя впечатлительность, но мне кажется, будто я чувствую твою ящерицу. Прямо сейчас. Она где-то рядом.
