С Шели зверь сидел на привязи, в стальных оковах, с намордником на оскаленной пасти. Когда впервые касался ее и видел, как закрываются голубые глаза, каким прерывистым становится дыхание, как изменяется запах желанного тела на аромат возбуждения, а не страха. Ему понравился этот запах, он стал для Аша как наркотик, словно красная пыль. Один раз попробовал и зависимость уже никогда не исчезнет. Вот почему зверь был загнан в угол, скован цепями и рычал от голода и похоти, но Аш скармливал ему иные удовольствия: незнакомые, утонченные, едкие и острые, но желание рвать вожделенную плоть периодически сводило с ума, застилало пеленой глаза, но он сдерживался. Впервые. Ради кого-то. Точнее из эгоистичного желания не убить то самое, ценное, необъяснимое, заставляющее кровь кипеть в жилах, а сознание корчиться в сладких и непонятных муках.
Впервые сдержался, когда Шели коснулась его лица нежной ладонью, приложила когтистую лапу зверя к своей груди и в ее глазах не было страха, она хотела его. Аша. Не властного и могущественного демона, способного дать покровительство и оставить в живых, а его самого. Мужчину. Он читал это в ее взгляде, чувствовал по биению маленького человеческого сердца, по прерывистому дыханию. Именно ее страх он возненавидел. Хотел тех, других, обжигающих эмоций еще и еще, жадно до дрожи, до саднящей боли в груди, хотел вот этот взгляд, или стон или прикосновение губ к его губам, хотел пульсацию ее сердца под его ладонью. Не замирающего от ужаса, а хаотично трепещущего от его прикосновений к ее телу полному секретов и тайн, которые хотелось открывать снова и снова. Изучать и ласкать, гладить, сжимать, проникать наглыми пальцами, касаться губами и языком, лизать и выпивать влагу с ее кожи, а в ответ — крик и приоткрытый, задыхающийся рот, подернутый дымкой взгляд, содрогающееся в экстазе наслаждения хрупкое тело. Ласкать до изнеможения. Вот что давала ему Шели, и это острее чем боль к которой он привык, как к повседневной пище или чентьему. Шели опьяняла намного сильнее.
Когда терял ее из вида внутри становилось пусто, огонь начинал тлеть и превращаться в угли. Он, не знающий страха, вдруг понял, что и для него существует это дикое недостойное чувство. Страх, что она исчезнет.
Когда-то Сеасмил учил Аша не бояться, он говорил, что если впустить эту тварь (страх) в сердце, то она сожрет тебя самого, воплощая все чего ты боишься в реальность, раз за разом.
Аш почувствовал это на своей шкуре, когда Шели пропала. Он не отпускал ее взглядом даже в момент смертельной опасности, следил, чувствовал малейшее движение, биение сердца, а она просто ушла, просочилась сквозь проклятую стену. Собственный рык заглушил звон стали и крики агонии, словно ему отсекли кусок плоти.
Шели не могла быть предательницей или шлюхой Бапместа. Когда Сеасмил говорил это, Ашу хотелось вырезать старику язык, выколоть глаза и бросить труп мага разлагаться на снегу, пусть его сожрут черви или дикие звери, исклюют адские вороны. Но он слушал…привык за долгие столетия, впитывал, и слова как яд просачивались под кожу. В сердце, в мозги.
"Брось ее здесь, она предала, поворачивай отряд в Огнемай, у нас потери. Пусть остается в этом лесу" …
Представил себе хрупкую фигурку в голубом платье, босую с развевающимися белыми волосами среди заснеженных мертвых деревьев и повел отряд вглубь леса. Искать. Она его. Не оставит, заберет с собой. В груди дыра, когда нет этого существа рядом, пепел внутри.
Аш шел по следу безошибочно, он чувствовал ее, слышал пока следы не оборвались. Сеасмил снова вторил, что нужно вернуться, их слишком мало и если нападут еще раз, отряд не выстоит и падет, а Ашу было плевать он смотрел не моргая на блестящую маленькую штуковину, сверкающую в снегу. Воткнул меч в землю и поднял заколку, покрутил в пальцах. Она здесь, очень близко. Найдут и тронутся в путь.
Норд взял след и вывел их к Храму хрустальных рун.
Вот тогда Аш впервые почувствовал эту испепеляющую ярость и жажду крови. Мысли Сеасмила впивались Ашу в мозги: "Она шлюха Балместа. Шлюха. Я говорил тебе. Она завела нас сюда. Она нашла кристалл для него, а не для тебя. Она повела твой отряд на верную гибель, а ты как мальчишка доверился девке. Выпусти зверя. Убей ее. Казни. Она достойна смерти. Ангелы не теряют крылья отдаваясь эльфам…не теряют, Аш. Она въелась тебе в мозги. Змея…Шлюха…Змея…"
Эльф умер мгновенно. вждбди
А потом ее тихий, едва слышный голос взорвал ему мозг: "Аш" и в нем столько…столько всего неизведанного, дикого, непонятного и…сладостного. Словно она рада ему. Рада своему палачу, который желает ей боли и смерти. Только она произносит его имя …по-особенному, так, что черствое сердце демона начинает пульсировать и внутри распускается огненный цветок…Змея? Лгунья? Лживая шлюха? Его Шели? Или Балместа? Нашла слабое место у демона… Черта с два. Он ее раздавит, затопчет, порвет на куски своими же руками и на глазах у всех. У Аша нет слабостей. Рабыня умрет…
Умрет?…
" Затем, что когда он умрет его не будет. Он…он исчезнет. Смерть — это навсегда. Это страшно. Ты не будешь по нему скучать?"
Аш не убил и Сеасмилу не позволил.
Ошибка за ошибкой…и все внутри наизнанку. Привал сделал, когда могли еще успеть к порталу, время тянул. Еще немного. Успеет убить. Потом. Не сейчас.
Не думал, что кто-то посмеет тронуть, но ведь сам отрекся, вышвырнул. Тиберий имел право делать все что захочет. Нет, не имел. Никто не имеет. Волос тронуть на ней. Посмотреть. Слово сказать. НЕ ИМЕЕТ НИКТО, КРОМЕ НЕГО. Чужая похоть разбудила в нем зверя, бешеное желание заклеймить, обладать, пронзать и сминать, раздирать и врываться в нее, дать волю желанию, которое снедало долгие дни, а особенно ночи, когда она спала рядом, свернувшись как зверек, и он взял. Обуреваемый ревностью, яростью, желанием стереть все другие прикосновения, содрать вместе с кожей чужие ласки. Ее страх только злил еще больше, ее голос сводил с ума, раздражал, снова заставлял сомневаться, и Аш отнял способность говорить, он мог отнять почти все, но хотел того, что она могла дать только добровольно. Хотел то, чего никто и никогда не давал, то что ему самому было до сих пор не нужно, то чего не знал и во что никогда не верил. Он хотел ее сердце. Нет не сжимать его в когтях, поглощая крики агонии, а чтобы там, внутри, горел такой же огненный цветок, как и у него. В ее сердце его имя. Но ведь так не бывает. Аш вырос с этими знаниями, он знал, что на пепле не распускаются цветы. В Мендемае нет запаха свежести, только запах смерти и горы пепла. Значит — разорвать, подчинить, взять страх и боль. Много боли. Вторгся в нежную узкую плоть и мозг взорвался на миллиарды осколков хрусталя. Он первый. Никакого Балместа и других любовников. Он первый! Когти исчезли, а огненный цветок запылал еще ярче, обжигая страстью, диким желанием, болезненным удовольствием. Только остановится уже не смог, зверь наслаждался, получал свою порцию удовольсвия, а Ашу было мало. Уже не хотел страданий, хотел иного, хотел снова услышать ее стоны, свое имя, срывающееся с алых от поцелуев губ, а не искусанных в кровь от боли…Но голод и желание оказались сильнее, потерял контроль. Излился в ее истерзанное тело так, как никогда и ни с кем другим, рассыпался в прах. Наслаждение граничило с агонией и понимал, что она может дать больше. Это не все…это лишь жалкие крошки…Если бы в этот момент Шели кричала не от боли, а от наслаждения, если бы не плакала и не всхлипывала, а шептала его имя и закатывала глаза в экстазе, он бы растворился вместе с ней.
