Демон вышел из шатра и холодный воздух ворвался в легкие. Воины спали прямо у костра, рабы оттаскивали трупы пленниц в марево тумана. Шели могла оказаться среди них…в груди что-то дрогнуло и снова засаднило. Не могла. Он бы не позволил.
Фиен вихрем пронесся мимо на гнедом скакуне, на ходу сшибая сухие ветки единственного дерева, под которым разбили лагерь. Аш прищурился, наблюдая за Инкубом, если бы не знал его почти тысячу лет мог бы подумать, что тот осатанел от ярости, оскалившись, остервенело сносил ветви мечом, разрубал их в воздухе.
Метнул взгляд на Аша и осадил коня.
— Из пленных только две остались в живых, не считая твоей рабыни, если она все еще жива.
Аш посмотрел на Фиена.
— Жива.
— Надолго? — Инкуб усмехнулся, но в глазах по-прежнему плескалась ярость.
— Пока я не решу иначе.
— Что скажешь воинам?
— Ничего.
— Они понесли потери, ты обещал им крови и смерти.
— Они получили их сполна.
— Значит казнь отменяется?
— Казним двоих и достаточно.
Аш достал из-за пояса флягу и отпил чентьема. Фиен бросил взгляд на тонкий порез на запястье, но ничего не спросил срубил еще несколько веток и сунул меч в ножны.
— Не просто рабыня, верно?
— Верно. Не просто. Вернемся в Огнемай станет моей наложницей.
— Даже так? А как же кристалл?
— Кристаллы нельзя отнять, их можно отдать добровольно…а можно заставить отдать. Например, с помощью удавки в виде змеи.
Фиен спешился и протянул руку за флягой, Аш сделал еще глоток и бросил флягу Инкубу.
— Сеасмил знает о твоем решении?
— Сеасмил ошибся и его мнение меня больше не интересует.
— Ошибся?
Аш посмотрел на светлеющее небо, туман рассеивался.
— Шели не шлюха Балместа… я был первым, — а потом резко повернулся к Фиену, — и последним, потому что больше никто не притронется к ней под страхом смерти.
Внутри меня образовалась зияющая пустота. Нет, не боль и не страдание, а именно пустота. Выжженная равнина. Ни одной эмоции, кроме ощущения дикой бездны и собственного убожества. Я все еще жива… все еще в проклятом мире и для меня ничего не закончилось, только сейчас мне все равно где я. Я открыла глаза и тут же закрыла, увидев над собой потолок из выдубленной кожи.
— Нигде не болит?
Знакомый женский голос, я его узнала, но глаза не открыла, словно именно это отделяло меня от кошмара наяву. Отрицательно качнула головой, а в горле засаднило. Конечно…меня уже залатали, починили, как испорченную, поломанную вещь. Привели в чувство. Ведь чтобы снова иметь возможность ломать игрушка должна быть целой и блестеть. Нет, у меня ничего не болело, только внутри, там, где сердце, ныло. Я устала, безумно устала бороться со стенами, скалами, стихией, с Ашем.
— Не бойся, мы здесь одни.
Боюсь ли я? Не знаю. Это чувство стало настолько привычным, что я уже не могла с уверенностью понять, когда меня охватывает паника, а когда я настороженно жду чего-то страшного…и это постоянно. Каждую секунду. Я больше не боюсь смерти, я боюсь жизни. Да и жизнь ли это? Будучи живой попасть в Ад. В таком случае я вряд ли что-то потеряю или найду, если умру.
Ведьма подошла ко мне, и я зажмурилась.
— Ты должна смириться с тем, что случилось и жить дальше. Используй эту ситуацию, используй себе на благо.
Мне не хотелось с ней говорить, я отвернулась и натянула одеяло до ушей. Пусть уйдет, я не хочу, чтобы теперь "чинили" мою душу. В психиатре я не нуждаюсь. Потому что от души остались лишь лохмотья.
— Я приготовила тебе поесть. Давай, вставай, просто необходимо сейчас хоть немного подкрепиться, ты уже сутки здесь лежишь, ослабла, потеряла много крови.
Она коснулась моего плеча, и я инстинктивно забилась в угол, прикрываясь одеялом. Мне не хотелось прикосновений. Не сегодня, не сейчас. Никогда. Я завидовала тем, кто замерз в дороге. Они не познали всего того ужаса, что познала я и еще познаю. Меня еще ждет казнь, экзекуция, да что угодно. В этом мире, наверное, могут и на кол посадить, а ожидание смерти хуже самой смерти.
Веда поставила передо мной миску, помешала ее содержимое ложкой.
— Это вкусная каша, варила специально для тебя, ничем не отличается от вашей человеческой пищи. Аш хочет продолжить путь. Из-за тебя они не могут двинуться с места.
Я обхватила плечи руками, меня колотило как в ознобе, паника нарастала где-то в глубине. Я начинала задыхаться.
— Глупая…посмотри на меня, он не сделал с тобой даже десятой доли того, что мог сделать.
— Лучше бы сделал. Меня все равно казнят. Я не буду есть твою стряпню.
Прошептала я и закрыла глаза, чувствуя, как по щекам текут слезы. Услышала, как Веда тихо вышла и с облегчением вздохнула. Посмотрела на миску с кашей, ломоть хлеба и нож. Несколько секунд я лихорадочно думала, а потом отодвинула от себя еду и снова легла на шкуры, подтянула колени к груди. Я замерзла. Мне было так холодно, словно изнутри покрываюсь инеем. Я даже не знаю, что именно тогда чувствовала. Мною овладело отчаяние, дикое одиночество, презрение к себе за то, что тешилась иллюзиями.
Полог с треском распахнулся, и я инстинктивно схватив нож с подноса, в диком ужасе забилась в угол. Аш загородил собой узкую полоску света. Он остановился и посмотрел на меня, потом на нож в моих дрожащих пальцах. Значит, казнь все же состоится намного раньше…Я обуза и от меня избавятся уже прямо сейчас. Но взгляд демона был непроницаем, зеленые радужки слегка потемнели, но в них не блестел пожар ненависти и презрения. Он сделал шаг ко мне, и я вскочила с ложа, обхватив себя руками, чувствуя, как от страха подгибаются колени.
— Почему не ешь?
— Не голодная, — ответила тихо, стараясь не дрожать.
— Я хочу, чтобы через несколько минут эта тарелка была пустая.
Взял миску в здоровенную ручищу и подал мне. Наверное, в тот момент я достигла точки терпения и здравомыслия. Я уже не контролировала свои эмоции, они рвались наружу, первыми были ярость и ненависть к нему. Я выбила из его рук миску и ее содержимое рассыпалось по белоснежным шкурам, заляпало его кожаные сапоги.
— Чего еще ты хочешь? — зашипела я, — Мне стать на колени? Повернуться к тебе спиной? Прогнуться? Как еще ты меня унизишь? Я больше не позволю себя насиловать, я…
Аш стиснул челюсти и смотрел на меня исподлобья, особенно на нож в моей руке.
— И что ты сделаешь? — насмешливо спросил он, — Зарежешь меня этой игрушкой? Я бессмертен, если ты забыла.
Он шагнул ко мне, и я приставила лезвие к своей груди.
— Ну почему же тебя? Себя, например.
Радужки его глаз тут же заполыхали, сжигая меня на расстоянии, брови сошлись на переносице. Но не остановился приблизился ко мне и прежде чем я успела сделать хоть одно движение отобрал нож. Долго смотрел мне в глаза, а я заплакала от бессилия и осознания своей ничтожной слабости. Аш провел по моей щеке пальцами, вытирая слезы, и я дернулась от его прикосновения, но он сжал мой подбородок, заставляя смотреть ему в глаза.
