— А кровавую Мэри не хочешь?
— Это после того, как слушания закончатся.
Взяли себе по соку, маленькие канапушки с оливками на шпажках. Джейми потянул оливку в рот и вдруг проговорил:
— Слушай, Климова, а ты становишься звездой.
— Что? — не поняла она, потому что в тот момент выглядывала Берхорда, ожидая его появления в столовой.
Джейми загадочно поиграл бровями, а взгляд его при этом был направлен в сторону господина Сабчаковского. Проследив, куда он смотрел, Мариша незаметно прыснула со смеху.
На самом деле, оба знали, что небольшая передышка, глоток положительных эмоций, необходима. Потому что впереди ждал самый тяжелый кусок. Если б можно было этого избежать, никто уж точно не стал бы заглядывать в воспоминания подсудимого, которого уже и не понять, проклинать или жалеть надо.
Но ведь неспроста же дознаватель задавал свой вопрос про баланс в судьбе? Что-то же надо понять?
ГЛАВА 26
Лена так и лежала в клинике, тонус в третьем триместре. К тому же еще и дородовая депрессия. Держалась она хорошо, без слез и истерик, не показывала раздражения. Но замкнуто. А Василий, видя ее отрешенное состояние готов был из кожи вылезти. Злился. Сам не знал на что.
Ему жизненно необходимо было видеть ее счастливой и довольной, потому что она была для него успокоение, глоток жизни. И тут действительно непонятно, как же он жил до нее, жил ведь как-то? И даже получал удовольствие от жизни. А теперь почему-то все не то. Приходил к ней, как наркоман за дозой. Но гадский врач категорически запретил интимную жизнь.
Для Мережкова этот период был сродни бегу в тоннеле. Когда тебя подгоняют обстоятельства, и ты бежишь, свет виден, но ты бежишь все мимо, словно по кольцу. Снова и снова возвращаясь в точку, где тебе видится выход.
Но выхода нет. Вернее, тебя к этому выходу не пускают. И тогда зверь, сидящий у тебя внутри бросается на прутья решетки, рвется…
В тот момент он ненавидел все, все, что мешало ему получить необходимое для нормальной жизни удовлетворение и спокойствие. Подавленные желания медленно сжигали его изнутри.
Особенно пусто и одиноко становилось ночами.
Именно тогда на почве фрустрации он снова начал таскаться по клубам. Пил, чтобы заглушить в себе разочарование, тревогу, раздражение. Чтобы забыться потом черным сном до утра.
Надо ли удивляться, что взгляд пьяного озлобленного мужика изредка мог выцепить в толпе шевелящихся на танцполе тел какое-нибудь женское тело и просто сбросить разрывавшее его напряжение? Выдыхая из себя мертвый кондиционированный воздух, пытаться глотнуть настоящего живительного.
А потом не помнить, что это было, с кем и когда. Потому что оно не оставляло следов, мгновенно смывалось, как вода в писуаре. Он мог бы посмеяться над собой, если б не было так погано.
Теперь его сексуальная жизнь проходила исключительно в мужских туалетах различных клубов. И это было унизительно и тошно.
Надо ли говорить, что его подвиги не оставались незамеченными?
Интересная информация копилась, чтобы потом, в нужный момент всплыть в нужном месте. Его беременную жену тоже пока оставили в покое. Временная передышка. Все как-то затихло, медленно вызревая, словно нарыв.
* * *
Ребенок родился недоношенным, около 32 недель. Несмотря на малый вес плода, роды прошли тяжело. Мережкову сразу сообщить не смогли, потому что в ту ночь он зависал в клубе, отключив телефон и заливаясь виски. Наутро вообще, смутно помнил, что делал и зачем.
Когда узнал, помчался в клинику. Бледная похудевшая Ленка лежала пластом, но зато ему наконец удалось увидеть ее счастливую улыбку. Правда, мужчина понял, что свет в глазах предназначался не ему, а тому крохотному комочку плоти, лежавшему в инкубаторе.
— Давай назовем его Сашей? — спросила, всматриваясь в его лицо. — Так моего дедушку звали.
— Давай, — Василий не возражал.
Честно говоря, ему было все равно, пусть, если она так хочет. Глядя на маленькое страшненькое тельце, мужчина так и не мог определиться, что чувствует к ребенку. Внутренний хищник присматривался к собственному отпрыску настороженно, малыш внушал подспудные подозрения.
Но его жена наконец была довольна и счастлива, а это уже хорошо. Это означало, что выход из тоннеля теперь реален, до него надо только добраться. А уж как доберется, возьмет свое. Будет брать, насыщаться, вознаградит себя за те месяцы одиночества, и на годы вперед!
От этой мысли настроение резко улучшилось, в таком состоянии Мережков мог горы свернуть. Еще бы, обрел наконец свою точку опоры. Будущее виделось идеальным. А пока он просто завалил всю клинику цветами и подарками.
Единственное, что было не слишком радостно, выписать Лену с малышом не получалось раньше, чем через два месяца. Ребенок должен набрать нормальный вес, и все такое. Скрипнул зубами, когда все это сообщили. Он-то собирался забрать ее домой чуть не на второй день.
Тут же головная боль возникла — куда везти малыша. В пентхаус на цотнадцатом этаже Лена не хотела, почему-то боялась за ребенка. Хорошо, у него был дом и не один, можно обустроить любой. Просто сам Василий из всего своего жилья именно в пентхаусе предпочитал жить. Но Бог с ним, временно потерпеть можно.
С рождением малыша мелкие хлопоты и проблемки поперли валом, но все это было вполне проходимо. Просто Василий Мережков чувствовал себя в новой роли молодого отца немного по-идиотски. Непривычно, не заточен он был под это. Столько лет холостяковал с удовольствием.
Он часто ощущал это самое ненавистное чувство беспомощности, оттого что просто не мог разобраться, что именно от него требуется и зачем. Ладно, была бы Лена рядом. Будь она на тот момент рядом, с чем угодно можно было бы смириться. А так, вся эта новизна ворвалась в его жизнь рекой, и это вызывало определенное раздражение.
Впрочем, что ж тут удивительного, любому нормальному, не вовлеченному в тему человеку разговоры молодых родителей о том, как младенец срыгнул или не смог покакать, кажутся, мягко говоря, бредом… Но это только потому, что он не вовлечен.
Кстати, за то время, что Лена лежала в клинике, Василий довел дело с расследованием до логического конца. Во всяком случае, он был уверен, что добрался до всех, кто ему гадил. Так что теперь оставалось только еще немного потерпеть. Еще немного, а потом все вернется на круги своя и жизнь снова станет нормальной. Видя, как Лена радуется сыну, даже подумывал о том, чтобы заделать ей еще одного ребенка. Для полноты счастья.
Конечно, ревность имела место, потому что теперь все ее время принадлежало сыну, но с этим Василий собирался бороться. Он уже нанял целый штат, специально, чтобы за ребенком присматривали, а мама могла уделять папе больше внимания.
Оставалось всего ничего, подождать немного. Ну вот, ждал и по-прежнему заваливал клинику охапками цветов и всякой ерундой в виде машинок, мягких игрушек и воздушных шариков. Ему хотелось действий, а так создавалась хоть какая-то иллюзия действия.
Надо сказать, что подарки были и от многих других товарищей, ибо многие старались отметиться, желая сделать Мережкову приятное. Лизнуть, так сказать.
Видя своих друзей-доброжелателей насквозь, Василий знал цену всем этим добрым пожеланиям и бурно выражаемым восторгам. Но положение обязывало, потому с того дня, как Лене разрешили посещения, он усилил охрану и допустил таки к ней в клинику посторонних.
Естественно, одной из первых там с тюками подарков появилась Кристина.
* * *
Лена никогда особо не доверяла бывшей любовнице своего мужа, да и сейчас к ее появлению отнеслась настороженно. Но… наверное, новорожденные младенцы оказывают на всех женщин магическое воздействие. Потому что та при всей своей душевной черствости растрогалась до слез. А потом они шептались о своем о женском.
