Вообще ничего. Должен был сорваться и бежать, что-то делать, как-то помогать, она же хромая, она маленькая, она ростом мне по грудь, какой мудак ее туда поставил, кто ее туда вообще пустил, они идиоты все, что ли?! Но я нихрена не мог.
Как же я ненавижу бессилие.
Сука.
Ненавижу.
Так. Спокойно. Черт. Спокойно. Это Вилл. Она знает, что делает. Не надо лезть на стену. С драконом справилась — и с этим… с этими… с глазами… тоже справится. Вилл все умеет. Она не одна. Ей помогут. Конечно, помогут. А я… я… я должен не влезать под руку. Появится время — сама вызовет. Я должен проявить благоразумие.
Спокойно.
Спокойно.
Я с трудом разжал кулаки. Белые лунки, продавленные в ладонях ногтями, стремительно наливались краснотой.
Еще пять дней. Вилл сказала, что вернется через неделю — значит, еще пять дней. Господи, да я же с ума съеду за это время.
Просто свяжись со мной и скажи, что все в порядке. Или не говори. Помолчи и постой ровно, чтобы я руки-ноги твои пересчитал.
О боже.
Черт.
Спокойно.
Кувшин с вином стоял между мукой и сахаром. Обычно на этой полке меня интересовал именно сахар, но сейчас был другой случай. Выбрав кружку повместительнее, я налил вина до краев и проглотил залпом, как лекарство, не чувствуя вкуса.
Дьявол. Еще же и брауни. Откуда эта чертова бабка на мою голову взялась? Ну как не вовремя. Не могла недельку подождать. Сейчас вообще не до охоты этой дурацкой. Подумаешь, куры. Пара штук туда, пара штук сюда — какая разница? Невелика потеря.
Я налил вторую кружку, отпил, поморщился и досыпал сахара. У Вилл была какая-то нездоровая тяга к кислющему вину. Прямо-таки порочная.
Не хочу никуда ехать. Хочу сидеть тут, надираться и ждать, когда объявится Вилл. Я не буду орать. Не буду ругаться. Клянусь крестом господним. Я буду тихий и смирный. Буду поститься. Начну ходить в церковь каждое воскресенье. Перестану трахать дочку булочника. Только пускай объявится, господи, пускай Вилл объявится.
После второй кружки полегчало, в голове прояснилось.
Нет никакого смысла тут сидеть. По крайней мере, ближайшие часа три-четыре. После боя не болтать хочется, а упасть и лежать. Именно это Вилл и сделает. И будет права. Пускай оклемается, а потом и поговорим. Эти несколько часов ничего не меняют. С Вилл все нормально сейчас — будет нормально и позже. А я займусь делом. Поймаю брауни. Когда Вилл вернется, ей точно не до того будет. По себе знаю. Это в дурацких балладах рыцари от одного подвига спешат к другому. На самом деле после хорошей драки ты хочешь отдохнуть. Забыть обо все этом дерьме, оказаться от него как можно дальше. После Тулузы я пил, ел, спал и не пропускал ни одной смазливой служанки. Ну, Вилл-то служанки, конечно, не понадобятся. А остальное я обеспечу. Вино, сон и никаких брауни.
Дьявол, мне же еще цепь эту долбаную забирать!
Торопливо вытряхнув в рот остатки пропитанного вином сахара, я швырнул кружку на стол и вылетел на улицу, едва не пришибив Колючку дверью. Солнце уже садилось.
Глава 29, в которой Марк достигает успеха
В курятнике воняло. Курами. Удивлять меня это не удивляло, но огорчало изрядно. Доски под задницей были твердые, из-за низкой крыши пришлось свернуться впополам, и спина затекла до полного бесчувствия, а еще тут жили какие-то насекомые. Точно жили. Я их не видел, но отлично ощущал. Щекотная пакостная дрянь ползала у меня по рукам и наверняка уже забралась в одежду. Интересно, у кур бывают вши? Или блохи? Куры чешутся? Никогда не обращал внимания. Я чертовски мало знаю о курах. Пробел, мать его, в образовании.
Выброшу эту котту. А лучше — сожгу.
Мерзость.
Момент, когда появился брауни, я пропустил. Только что его не было — и вот он стоит, темная тень у светлой стены, и сопит так, что сквозняк гуляет. Я на миг оцепенел от неожиданности, а потом сдернул со светильника мешковину и бросил его в солому. Полыхнуло знатно. Брауни заверещал и заметался в кольце огня, а я сиганул вниз, выдергивая из-за пояса смотанную цепь. Тварюга ощетинилась, рявкнула и клацнула челюстями. Я сунул в распахнутую пасть левую руку в кольчуге, а правой прижал уродца к земле. Брауни лягался, толстые задние лапы лупили меня по груди и животу, а челюсти упорно и безнадежно пережевывали стальные кольца. Синяков ведь наставит, сука.
— А ну уймись! — я треснул поганца кулаком по голове — легонько, чтобы не повредить. Брауни подавился моей рукой и вылупил на изумленные навыкате зенки. Воспользовавшись секундным затишьем, я навалился и перехватил цепью передние лапы. Успех внезапной атаки должен быть надежно закреплен, а то цена вашей атаке — кусок сухого конского дерьма, — так всегда говорил мастер. А мастер не врет. Поэтому я резво опрокинул брауни на бок и туго спеленал цепью, как мясник — колбасу. Жмых перегорел, и редкие языки пламени бросали на стены уродливые тени. Брауни смотрел на меня тоскливо, глаза у него были влажными, как вишни с содранной кожурой.
— Что? Ты зачем в Нортгемптон приперся, чудила? Что, белки приелись? Сам виноват.
Я пнул ногой дверь и вышел в серую предрассветную муть.
— Эй! Женщина! Набери воды, мне умыться нужно!
Бабка выскочила из-за угла, как чертов брауни — внезапно и бесшумно.
— Милостивец вы наш! Оборонитель! А соседки говорили — не придете! Врут окаянные, врут! Вон та, справа, говорила. И напротив, косая Мэг, тоже поддакивала. Хулу на вас возводили, милостивец. Сомневались в вас. Вы запомните — справа и напротив, они завсегда дома, легко найдете. Сейчас водички наберу, сейчас. И нагрею. Я очаг-то не загасила, горит очаг. Я думаю: вот выйдет сэр Марк, ему ж обмыться-то после курятника надо, как же не обмыться, вот и не загасила. Пойдемте в дом, я вам внучка покажу, хорошенький, и разумный такой, тьфу-тьфу. Яишни нажарю, молочка налью. Идемте, идемте, что ж вы стоите, или он вас помял, может, лекаря, а? Сбегать за лекарем? Милорд Денфорд?
Может ли рыцарь стукнуть женщину связанным брауни и не посрамить этим свою честь? Что по такому поводу говорят наставления?
Лучше бы я остался в курятнике.
После яичницы и обрата жизнь как-то наладилась, а после таза горячей воды стала просто чудесной. К бабке я притерпелся — просто не слушал ее и все. У меня
