– А, Сургут, здравствуй, – кивнул он. Окинул меня любопытным взглядом и неопределенно хмыкнул себе под нос: – Надо же, как интересно.
– Что – интересно? – настороженно уточнила я. Происходящее мне категорически не нравилось, интуиция в голос вопила о неприятностях. Тактично, впрочем, умалчивая, о каких именно и откуда конкретно их стоит ждать. Лучше бы уж вовсе помалкивала!
– Ты интересная, – пожав плечами, ответил Малик. Отложил свою ношу куда-то в сторону, подошел ближе. – Можно посмотреть? – вежливо уточнил, протягивая ладонь к моей голове.
– Смотря что, – нервно хмыкнула я. Надеюсь, биолог не собирается вскрывать мне черепную коробку, правда?
– Твое состояние. Это не больно, – чуть поморщился он.
Вблизи мужчина производил странное впечатление: с одной стороны, был обаятельным и вызывал безотчетное доверие на каком-то глубинном, подсознательном уровне, а с другой – пробуждал опасение и настороженность. Он походил не то на художника, не то на маньяка-убийцу. Одухотворенное узкое лицо с высокими скулами, чуть виноватая улыбка, выразительные глаза в окружении мелких морщинок, острый упрямый подбородок… запоминающийся портрет.
Я зачем-то обернулась на невозмутимого Сура и медленно кивнула. Биолог положил узкую сухую ладонь мне на макушку. К счастью, что там происходило, я не видела, но догадывалась, что свою диагностику мужчина проводит при помощи этой черной гадости. То есть симбионта.
– Кхм. Как интересно, – кашлянул он, убрав руку. Выражение лица было озадаченным.
– Все плохо? – встревожилась я.
– Как сказать, – неопределенно пожал плечами Малик. – Ты очень вовремя ее привел, пока затронуты только верхние слои.
– Верхние слои чего? – испуганно уточнила я.
– Разума. Удивительная восприимчивость; я о таком слышал, но никогда не доводилось встречать в реальности. – Он задумчиво качнул головой, обращаясь не то к Суру, не то к самому себе. Во всяком случае, явно не ко мне.
– Восприимчивость к чему? Что вообще происходит?! – начала раздражаться я.
– Я потом объясню, не будем тянуть. Давай сначала тебя подлечим. Ты же не хочешь возвращения и более того – усугубления собственного утреннего состояния? – спокойно уточнил Сургут.
Подозрения мои никуда не делись, но слова он подобрал очень правильные. Я не просто не хотела повторения, я после пробуждения начала всерьез опасаться возвращения этих ощущений и того, что принятые меры по их устранению носили временный характер. Поэтому, даже чувствуя, что меня в чем-то обманывают, позволила отвести себя в дальний конец просторного помещения, имевшего овальную форму.
– Ложись, – велел Малик, кивая на еще одну глыбу все того же камня, большую и неровную.
– Раздеваться, надеюсь, не надо? – мрачно спросила я, осторожно присаживаясь на край и щупая поверхность.
Глыба была твердой, шершавой, чуть теплой и будто немного маслянистой, хотя следов на пальцах не оставляла. Больше всего походило на какой-то полимерный пластик.
– Нет. Просто приляг и расслабься, это не страшно и не больно, – терпеливо проговорил он.
Терзали сомнения, но я послушно улеглась и закрыла глаза. Утешение у меня, хоть и сомнительное, имелось: мое согласие в конечном итоге ничего не решало. Добровольно ли или с применением силы, но желаемого они добились бы в любом случае. А заставить при этом расслабиться можно массой способов – от химических препаратов до банального физического воздействия. Проще говоря, по башке аккуратно стукнул – расслабленность обеспечена.
Темнота беспамятства наступила как-то вдруг, и, очнувшись, я долго не могла сообразить, где нахожусь. К счастью, хотя бы вопрос «кто я?» не стоял, это я помнила. Никаких тревожных ощущений в теле не было, ничего нигде не болело и ничего странного не хотелось. Я чувствовала себя выспавшейся и вполне довольной жизнью, тело ощущалось легким и слушалось безукоризненно. Я задумалась, а почему, собственно, меня это беспокоит, и тут же вспомнила: биолог, захламленная комната и большой кусок непонятного камня.
Открыв глаза, пару секунд разглядывала высокий бледно-желтый потолок. Пошевелила пальцами рук и ног – все в порядке. То есть, кажется, действительно не обманули, и ничего плохого мне никто не сделал.
– Насколько я могу судить, все прошло отлично, – раздался спокойный голос хозяина лаборатории, а на краю поля зрения произошло какое-то шевеление. Я чуть повернула голову и обнаружила, что оба мужчины стоят рядом с моим ложем. – Ты можешь встать, – разрешил Малик.
Вставать я не спешила, но осторожно села, прислушиваясь к собственным ощущениям. Все было хорошо, но – как будто что-то не так. Может, просто последствия переживаний? Сложно принять, что все обошлось?
– А что со мной? Это больше не повторится?
– Нет, не повторится, – успокоил меня Сур.
Я облегченно вздохнула и почесала тыльную сторону ладони. Наткнулась на неожиданную неровность, я бросила взгляд на собственные руки – и замерла, растопырив пальцы.
– Что вы со мной сделали?! – выдохнула испуганно, неверяще ощупывая тонкие темные полоски на коже, убегающие в рукава. Вскинула ладони к лицу – те же полосы обводили брови, касались скул. Они чуть выступали, как вены на руках у некоторых людей, на ощупь были такими же гладкими, как кожа, но более плотными. – Вы… вы же обещали! – воскликнула, подскакивая на ноги и пытаясь ногтями подковырнуть полосу на руке. – Уберите это от меня!
– Кхм. Пойду-ка я воздухом подышу, – поспешил ретироваться Малик, а я тем временем накинулась на Сура.
– Ты! Сволочь! Убери из меня эту гадость, немедленно! – Я оставила попытки разодрать собственную кожу и попыталась вцепиться в горло мужчины. Сейчас я совершенно не задумывалась, что он гораздо сильнее и при желании легко меня скрутит. Я чувствовала себя преданной, обманутой и очень, очень грязной. Потому что я этому уроду поверила, даже позволила к себе прикасаться и имела глупость сожалеть о несбывшемся, а он… – Ненавижу! За что?! Что я тебе сделала?!
Сур предсказуемо перехватил мои запястья. Вот только сдаваться так просто я не собиралась и с искренним удовольствием, от всей души, наподдала ему по ноге, мстительно радуясь, что не переобулась в легкие босоножки, а осталась в своих тяжелых удобных ботинках. Как дядя учил, под колено и со всей дури, которой у меня предостаточно: по другим уязвимым местам еще попасть надо, а тут – даже целиться необязательно.
Сургут зашипел и дернулся от боли, даже чуть не выпустил мою руку. Но радость и торжество были недолгими. Через мгновение я оказалась в крайне неудобном и уязвимом положении: вжатая в стену телом мужчины, с поднятыми вверх руками. Чтобы держать оба моих запястья, ему хватало одной ладони, а вторая в этот момент придерживала меня за горло. Не душила, а именно держала; наверное, чтобы я не начала кусаться. В такой позе я не могла не то что драться – даже дышать получалось с трудом. Очень похоже на сцену на корабле, но сейчас не ощущалось страха: слишком я для этого злилась.
