Когда мы добрались до входа, небо уже было усыпано звездами, а нацарапанных на скале рисунков было не рассмотреть, но судя по тому тихому гудению, что я чувствовал внутри — все было верно. Мы добрались.
Тряхнув сумку, проверив ее вес и убедившись, что маленькое существо, что пожелало отправиться с нами, все еще там, направил коня прямо через скалу. Сейчас было главное держать прямой путь, не свернуть с невидимой тропы, чтобы не остаться навеки в этих камнях, как призраки собственной глупости.
По ушам тут же рубанул громкий вой, от которого кровь похолодела. Так выли волки зимой, когда кружили стаей у нашего юрта в первую зиму после смерти отца. Когда из всех, с нами остались только пара слуг и нукеров. Когда все, что было у Галуу отобрали более сильные дети подлой Яйе. Когда мать, с маленькой ДуЧимэ на руках и с бабулей, которая в ту зиму только сидела и смотрела в стену юрта, не произнося ни слова. Где каждый мог позволить себе скривить губы при виде молодой, красивой женщины, в миг лишившейся всего, не сумевшей удержать богатство мужа. Не желая терпеть такого позора, мать собрала своих домочадцев и откочевала ближе к отрогам.
Нас в ту зиму спасло только то, что мать Тамгира, в тайне от мужа, отправила нам нескольких овец, как благодарность за давнюю помощь Галуу. Да кое-что сохранила сама мать. Мы почти и не голодали. В мешках хранился курут, бараний жир стоял в кувшинах, но волки выли. Выли, не боясь подходить к войлочным белым стенам. Выли, принося мороз, от которого можно было умереть быстрее, чем от их острых зубов. В памяти навсегда сохранились эти черные, долгие дни и ночи, полные печали, поджатых губ матери и молчания старухи.
К следующей зиме я уже был достаточно силен, чтобы защитить и накормить свою семью, а чуть позже Небо сделало меня илбэчином Вот тогда все переменилось окончательно. Сейчас положение матери таково, что даже по моей смерти, если та придет раньше, чем обещал шаман, Галуу будет жить в достатке и уважении.
Вой, выдирающий самые тяжелые воспоминания из груди, оборвался так же резко, как и возник. Нас тут же окутало тепло и мягкий, чуть мерцающий свет. Часть свода пещеры занимал огромный, прозрачный кристалл, который так преломлял свет, что внутри никогда не бывало кромешной темноты. Впрочем, так как за пределами пещеры сейчас была ночь, я иногда думал, камень светится сам по себе. Или может внутри него спрятана какая — то тайная сила?
Кто знает. Мир полон чудес, и не все из них должны быть разгаданы.
— Где мы? — МенгеУнэг проснулась, скорее всего разбуженная своими собственными кошмарами, пока мы шли сквозь скалу. Заерзав, Серебряная Лисица удивленно уставилась на огромный кристалл, чьи грани весьма причудливо торчали из окружающей темной породы.
— В безопасности, — направляя коня в сторону озера, уверенно произнес, касаясь губами всклокоченных, все еще сырах волос девушки. Нужно было избавиться от мокрой одежды и перекусить, прежде чем это не привлекло болезнь в ослабленные тела.
Глава 41
Мягкий, неяркий свет создавал такие же удивительные нечеткие тени, лишенные глубины, в которых не могли бы спрятаться никакие ужасы. Само место навевало ощущение спокойствия и защищенности. А, может, так на меня действовало присутствие колдуна?
— Куда мы? — Эргет не остановил коня, хотя я видела, что и сам степняк, и его верный помощник едва ли не падают носом в землю.
— К воде. Чуть дальше идет подземная река.
Я немного помолчала, обдумывая все, что произошло за последние пару дней, и чем завершилось. Одна мысль, яркой вспышкой возникшая в голове, заставила резко дернуться, покачнуться и едва не упасть с лошадиной спины. Эргет крепче сжал руки, не позволяя мне соскользнуть, но и не мешая делать то, что показалось важным.
Расстегнув ворот платья, дернув жесткую, сырую ткань, я с любопытством и некоторым разочарованием рассматривала чистую бледную кожу. В глубине души я, кажется, ожидала, что на моем теле останутся такие же узоры, как у колдуна.
— Почему нет следов? Я чувствовала, как горит кожа, — подняв глаза, я встретилась с черными очами кочевника. Эргет смотрел спокойно и внимательно, так, как умели только здешние люди. Мне стало немного неуютно, словно я стою раздетой на холодном ветру. Да и сырая одежда вызывала желание зябко передернуть плечами.
— Потому, что ты моя невеста.
— И что, — я вдруг покраснела, отвернувшись. Эргет откуда-то знал, кем именно я назвалась в тот день, — разве небеса знают это? И оттого мне не страшны молнии?
— Небо все знает, — степняк придержал коня, легко спрыгивая на землю, не смотря на усталость.
Протянув руки вверх, колдун подхватил меня за талию помогая спешиться. С левой стороны, где стена пещеры пряталась в тени, и правда журчала вода. Сбегая вниз по отвесным скалам, она собиралась в небольшую заводь, и вновь исчезала в недрах породы.
Видно, посчитав ответ достаточно исчерпывающим, Эргет отвернулся и скинул рубаху. Я знала, что у степняков есть два основных вида одежды: длинных шелковый халат, в котором ходили в улусе и вот такой, более практичный, состоящий из удлиненной рубахи, кожаных штанов и кафтана по колено, часто лишенного рукавов. Но поверх всего этого носили кожаный доспех и крепили меха на плечи. Но у Эргета сейчас не было даже кафтана.
Нахмурив брови, не зная, могу ли задавать такие вопросы, я все же шагнула ближе, не позволяя колдуну промолчать.
— И? Небо знает, но оттого ли меня милуют твои молнии?
Присев у заводи, зачерпнув воды, Эргет глотнул из ладоней, прежде чем поднять на меня взгляд. В этом полумраке его лицо казалось задумчивым, словно колдун пытался и сам найти ответ на важный вопрос, а ятолько отвлекала. И все же, вместо того, чтобы отмахнуться или ответить резкостью, мужчина едва заметно растянул губы. Мне показалось, что даже глаза наполнились какой-то нежностью.
Впрочем, может это все только свет?
Я совсем не понимала, как себя теперь вести.
— Все узнаешь. Обещаю. Только дай мне передохнуть немного, — последнее слово потонуло в зевке, который колдун не сумел сдержать.
За спиной раздалось недовольное лошадиное фырканье, заставившее колдуна подняться на ноги.
— Иду уже, иду, — с незлым ворчанием степняк подошел к коню, проворно расстегнув оба ремня, что удерживали седло. Стащив всю многослойную конструкцию из попон, ремней и самого седла с лошадиной спины, Эргет практически уронил все это на землю, досадливо поморщившись. Конь фыркнул и ткнулся носом в плечо степняка, едва не опрокинув того на землю.
Мне показалось, что силы покидают кочевника с каждым мгновением, но он все же повернулся к своему четвероногому другу, стянув остальную упряжь. Пожевав губами, избавившись от железных удил, конь медленно подошел к заводи, потряхивая головой.
— Как зовут твоего коня? — я видела, что из всего большого табуна, Эргет почти всегда берет только этого, черного, со звездой во лбу.
— Конь, — просто отозвался степняк, дернув плечом, от чего рисунок молнии на груди дернулся.
— Но…
— Раздевайся, — отвернувшись и уже присев рядом с сумками и седлом, неожиданно приказным тоном произнес Эргет.
— Что? — внезапная смена темы разговора оказалась совсем неожиданной. Повертев головой, я заметила что конь по имени Конь, напившись воды, отошел в дальнюю часть пещеры, вылизывая стену. — Что он делает?
— Слизывает мох. Очень питательны. Эй, нам оставь немного! — громче произнес Эргет, но Конь только фыркнул, тряхнув головой. Мне стало вдруг интересно, настолько ли хорошо эти двое понимают друг друга, как мне кажется. — Снимай мокрое платье. Его нужно постирать и высушить.
— Я не…
Поднявшись с одной из сумок в руках, Эргет повернулся ко мне.
— Вода на излете лета теплая даже после грозы, — и столько искушающего лукавства в голосе, что я невольно бросила взгляд в сторону заводи и глупо повторила.
