Я засыпала и всякий раз проваливалась в темноту, в которой не было тяжести — а я ожидала долгого осадка от отравления смертями погибших. И мучений тела не было — что-то с регенератом точно не так, раз я перестала его чувствовать в полную силу. Походило на температуру — по всем симптомам заживление должно длиться дольше, как у обычных людей грипп, дней шесть и температура под тридцать семь. А перегорела под сорок и в два раза быстрее.
Я много спала и просыпалась в тишине, догадываясь, что квартира пустует. Сообщений на телефон не приходило, лично никто не приезжал, и Нольд не объявлялся. Я бы проснулась на любой его шорох!
Прошли вечер и ночь воскресенья, почти весь день понедельника, который я тратила на чтение книг, спасибо Яну, и на дурацкие «пятнашки». Не ожидала, но детская игрушка на самом деле пришлась по душе — глупость, а развлекала.
В шесть вечера, открыв глаза после очередного сна и напившись воды, поняла, что пора вставать.
Ногам и бедру кандалы мешали, спина под жестким заныла и мышцы стали подрагивать, устав от неподвижности, а не от боли. Ее и след простыл. Зудело по чуть-чуть в косточках, словно изнутри комары покусали, — верный признак организма, который перебрал с отдыхом.
— Почему так рано?
Нольду ляпнула, что через три дня встану — так пошутила, конечно, бравировала. А сама — сначала села, откинув простынь, отодрала липучки шин, все отбросила и — встала. Потянулась всем телом сладко и аккуратно, прощупывая ощущениями подвижность и целостность. Сил недостает, но все на месте и все крепко!
На кровати лежала снятая с петель дверь, поверх знакомое тонкое покрывало. Дверь не тронула, тяжелая, а шины поставила в угол, как набор детских лыж. Собрала лоскуты. На себе еще не нитки, а первым делом взялась за наведение порядка!
Потому что спальня была такой — чистой.
Завернувшись в простынь, вышла в коридор и пошла на разведку тихо-тихо, как будто меня, воровку, вот-вот нехорошо застукает хозяин дома. Маленькая прихожая, маленькие комнаты — зал и спальня, кухня как пятачок. Побывав у двух мужчин команды в личных квартирах, я собрала дополнительный портрет к образу. Все разные, и все — чистюли. Нольд же перешиб всех! У него — стерильно и первозданно, словно тут человек совсем не жил. Дом пустой. И холодный. Личных вещей на первый взгляд не было вовсе, — одни только необходимые для жизни наборы, будто в гостинице.
Самым бесцеремонным образом я повела себя на кухне — обшарила все и заглянула всюду. Посуды — нет, только две чашки. Кастрюль, чайников, сковородок, вилок и ложек — тоже. Один ножик, мерная ложка и бумажные салфетки в ящике. Еще турка для кофе. Из продуктов — сам кофе в пачке к нему. Холодильник идеально новый и пустой, включенный ради меня — на чистых полках стояли две порционные упаковки из кулинарии: говяжий бульон и отварная курица. Рацион болеющего человека. И то, и то я достала на стол, чтобы потеплело. Разогревать все равно не в чем.
Нольд не готовил, не приглашал к себе гостей, и даже мусорное ведро, как у всех, стоящее под раковиной не дало ничего кроме пустого пакета. И фантика от конфеты нет.
Спальню я пока лежала рассматривала — пустая. Кровать узкая, тумба, шкаф и темные занавески на окнах — все убранство. В ящике никакой крамолы — одна аптечка с бинтиком! Жуткая аскеза, неуютная и почти-по нежилому безликая.
Только зал спас положение, и даже содранная дверь не испортила впечатления. Здесь ощущалось присутствие человека и немного отдалось теплом дома, а не выхолощенной коробки. Я осмотрелась и поправилась — не зал, а кабинет. Письменный стол, ноут, много папок и книг. Осмотрев корешки, поняла, что все касается общей медицины, биологии, физиологии, анатомии, — весь набор литературы вокруг этих тем.
В папки с бумагами не полезла, побоявшись нарушить порядок беспорядка, который тут как раз присутствовал. Приоткрыв пальчиком высокий шкаф-купе, скелета не нашла, одно только постельное белье и полотенца, коробку с зарядниками и запасной обувью.
Когда зашла в ванную, то долго и обалдело стояла на пороге: все как из магазина! Похлеще, чем на кухне, но ей-то точно пользовались. По микроследам от капель, по утоптанному коврику на кафеле, по скудным вещичкам на полках — пользовались, но вылизано все до скрипа и кристального блеска.
Смотреть больше не на что. Я подвела итог немного парадоксальному Нольду, который никак не проявлял брезгливости к грязи и крови, не гнушался все убирать лично — он даже у Ханы кухню отмыл! И был гиперчистоплотным в быту.
Вернувшись в спальню, полезла в сумку. И возликовала от предусмотрительности Вилли — он не только купил тот же самый комплект практикантки, он не забыл о домашнем — нашла пару штанов и футболок, носки и гольфы комплектом. И о белье подумал… я даже посмеялась, когда достала пакет с трусами и лифчиком — бронебойные. Все идеально по размеру, с маленькой занозой от последнего — модель, какую я не носила, крой не тот. Всегда подбирала, исходя из удобства бегать и прыгать. А Вилли купил такое, что у меня теперь будет бронежилет, а не белье.
В ванной я отлежалась в горячей воде, осмотрев себя тщательно, и только по тактильным ощущениям поняв — где точно были травмы. Внешне и следа не осталось, а если касаться пальцами «комарики» просыпались. И подвздошная кость не в хлам, и голени без открытых переломов. Ушибы и повреждения мягких тканей — уже не могла разобрать где и были.
Переоделась в штаны и майку, подсушила полотенцем волосы и решила, наконец, поесть. Только, выйдя из ванны, на пороге и застряла — в конце коридора, подпирая лопатками входную дверь, стоял Нольд.
— Как ты смогла встать так рано?
— Хорошее настроение и хорошая сборка помогли.
Я шагнула, а Нольд с предупреждением и голубым блеском в глазах сказал:
— Стой там, где стоишь. Иначе разговора не получится.
Закрыла дверь, оперлась на створку почти в такой же позе, что и он, убрав руки за поясницу. И молча стала ждать. Нольд с обходных путей не пошел, дал себе секунд двадцать тишины и сказал прямо:
— Я полузверь, Ева. У нас, как и у некромагов, своя природа… Я тебя люблю. Я тебя хочу. Ты вольная и не поддаешься, как большинство, притяжению, относишься к боли не как жертва. Нет страха… моя капля надежды на то, что ты — выдержишь. И, может быть, не станешь после ненавидеть и презирать, потому что я не рассчитываю силу и не смогу считаться с твоим желанием или нежеланием. Я — насильник, а не любовник, и причиняю боль, а не ласку. Сейчас, как человек, могу заставить себя уйти… если скажешь «нет».
Не знаю, что бы я чувствовала, если бы услышала такое без того, что знала заранее? Все звучало пугающе и на самом деле нездорово.
Нольд не собирался долго ждать ответа, выдохнул, прищурился, как будто хотел скрыть или погасить новую вспышку:
— Решай быстрее. И учти, если сделаешь шаг ближе — я кинусь.
И я этот шаг сделала, даже два — сколько успела..
