Не знаю, что он там собирался еще сказать: я так полоснула его взглядом, что он тут же осекся, и замолчал, и дернулся свести колени и прикрыть ладонью самое дорогое…
Некоторое время мы оба молчали, буравя друг друга взглядами. А потом так же синхронно рассмеялись.
Алвис откинулся на спинку кресла, уронив руку на глаза, я давилась смехом, уткнувшись лицом в его бедро и обняв колени.
И смех смыл напряжение, оставив облегчение и чувство вседозволенности.
А я повернулась и потерлась щекой о член — мимоходом отметив, какая мягкая у него кожица, какой он горячий и приятный на ощупь. И поцеловала его, поймав эмпатическим даром волну пришедшего от Алвиса возбуждения, и с чувством глубокого удовлетворения почувствовав, что ему больше не до смеха.
Ага!
То-то же!
И я решительно лизнула мужскую плоть языком, повторяя то, что делал со мной Алвис. Пробуя его на вкус, делая, что в голову взбредет. Чутко вслушиваясь в реакции мужчины и повторяя то, что доставило ему особое удовольствие.
Алвиса разбирает, он толкается в мой рот, хрипит, сжимает кулаки, командует… Забывает, что с ним приличная девушка я, с которой надо бережно, деликатно и не нарушая этикета. И я отдаюсь полностью в его власть. Его желаниям, его удовольствию, его словам и рукам. Я насаживаюсь горлом, стараюсь принять его всего, я не дышу, когда он требует, и дышу, когда позволяет. Я целую и сосу. Глажу языком и руками. Сжимаю и снова целую.
Сглатываю вязкую слюну.
Меня не смущает то, что я делаю и как при этом выгляжу.
Меня ведет, и я изнываю от возбуждения.
Я не ожидала, что в том, чтобы доставлять кому-то удовольствие — столько удовольствия.
Я не ожидала, что для меня в этом окажется столько любви.
Я готова сейчас сделать для него всё.
Я… я люблю тебя, Алвис.
И когда наслаждение Алвиса в моих ощущениях приближается к кульминации, он подхватывает меня на руки и несет на кровать. Чтобы там, вдавив меня в постель своим телом, целовать, вылизывать, пожирать мой рот, который только что дарил ему удовольствие — и толкаться, толкаться, толкаться в меня, иногда останавливаясь и пережидая. А затем снова и снова брать меня с напором и силой, которой отвечала моя собственная сила и моя жажда любить друг друга. Сплетаться телами.
Пока звезды не вспыхнут и не выжгут все своим белым пламенем.
-
Алвис после занятий любовью — это какой-то отдельный вид дракона. Подвид “ленивый, котообразный”: он растекается по кровати, и в это время с ним можно делать что угодно, он на все согласен. Я нахально пользуюсь: глажу дорожки чешуи, которые специально для меня проявляет дракон, перебираю пряди темных жестких волос, целую смуглую кожу в порыве нежности… Или щекочу — в порыве вредности, попутно расспрашивая обо всяких глупостях. И не так уж важно, о чем именно мы говорим, мне просто нравится с ним разговаривать. А иногда — наоборот, я растекаюсь по измятому белью, как медуза на пляже, и тогда уже он отводит душу.
Но сейчас медуза — Алвис, и я, усевшись на бедра ему, лежащему на животе, тискаю его, как огромную игрушку.
— Алвис, скажи, а зачем вообще драконам академия?
Он расслабленно усмехнулся, млея под моими ладонями:
— Не поверишь… Драконам, в большинстве своем, просто нравится возиться с молодняком!
От удивления я перегнулась, пытаясь заглянуть ему в глаза, но удалось посмотреть только в один, темный, блестящий, и восхитительно бесстыжий. Второй был прижат к подушке.
— Так у вас же для этого маленькие драконы есть!
— Скажешь тоже… — он выгнулся, подставляя спину, — Ага, и вот здесь почеши… Драконышей мало. И к каждому прилагается несколько тонн чешуйчатой зубастой мамаши, которая к своему сокровищу никого, кроме его отца, близко не подпустит… По крайней мере, пока сама не наиграется!
Я захихикала, а Алвис продолжил:
— На самом деле, мы сюда пришли по разным причинам, кто зачем. Для Адамины и Алруны их оранжереи и библиотека — те же самые сокровищницы. И одна, наконец, смогла развернуться во всю ширь своих крыльев, заполучив много дармовой магически одаренной рабочей силы, а вторая под предлогом “Это нужно для будущих магов!” загребла под себя всё книжное дело, до которого дотянулась. Ауда Эйнар уговорил попробовать преподавать, а потом старик втянулся — уверен, на это наш ректор и рассчитывал. А Халле влюбился. Но стоило ему начать брачный танец перед своей избранницей, как она велела ему сперва потренироваться на человеках. А спорить с драконицей-которая-уже-всё-решила — выйдет себе дороже. В последнее время среди дракониц это стало распространенной практикой, прежде чем заводить с драконом общего детеныша, посмотреть, как он справляется с чужими. И мне, хоть убей, мерещится, что здесь опять-таки помелькала кое-чья бронзовая чешуя.
Я умилилась — с такой отчетливой ноткой дружеской гордости прозвучало это обвинение.
— А ты? — я улыбнулась Алвису в затылок. — Зачем в академию пришел?
— Мне просто нравится делиться знаниями. Понимаешь, я так сам лучше изучаю темную магию. А ты? Как ты пришла в академию?
— Я не похожа на того, кто сможет откуда-то сбежать и благополучно куда-то добраться, да? — Я понимающе улыбнулась, и удовлетворенно заключила: — Вот на это я ставку и делала!
Алвис хмыкнул в подушку:
— Эльф, купальни, драка в библиотеке, драка подушками… На месте твоих родителей я бы не слишком верил в твою беспомощность!
— В библиотеке начала не я, сколько повторять! — Я сердито поджала губы.
— Ага! Значит, драка подушками — это, всё-таки, ты!
Свирепо засопев, я подавила желание стукнуть коварного змея. И вздохнула:
— Родителям я свои возможности не демонстрировала. Я вообще дома была эталонной девицей благородного происхождения: благовоспитанная и послушная. Это уже после побега… Встала на путь порока!
Алвис подо мной хрюкнул, пытаясь сдержать смешок. Мог бы и не сдерживать, я не обидчивая.
Просто сразу мщу!
Улыбнувшись собственной мысленной шутке, я призналась:
— Это не так уж сложно — убежать из дома, если от тебя ничего подобного не ожидают. А если есть время как следует всё продумать и подготовить — то не очень-то и опасно. Даже для меня: я, все же, не совсем беззащитна, и даже не умея толком пользоваться своим даром, могла за себя постоять…
От спины подо мной повеяло чем-то отчетливо ироническим, и я сконфузилась:
— Ну… по крайней мере, перед не одаренными… хотя бы отчасти!
Погладив вредную спину — чего она придирается? — я продолжила:
— Времени на подготовку у меня хватало. Сначала я тихонько выбралась из з… дома в город. Придумала, как сделать так, чтобы меня не хватились ни семья, ни слуги, и сбежала тайком. Побродила, обвыклась немного — сначала очень непривычно было в толчее, когда так много людей. Я даже пару раз потерялась, представляешь? Заблудилась в двух кварталах, вот когда страха натерпелась! Но нашлась, сама! Вообще, сначала очень страшно было. Но и нравилось, очень. Я себя такой смелой, такой… по-настоящему живущей чувствовала. Потом, когда привыкла стало совсем хорошо. У нас там город торговый, много народу прибывает и убывает, по морю, по суше, порталами. И всё это каждый день. Я и придумала напроситься к торговцам. Такие, знаешь, которые везде ездят? Вот. Выбрала тех, кто выглядели почище, и с ними об услуге договорилась. У них же и узнала, что мне еще с собой в дорогу нужно взять. Сейчас понимаю, что они тогда с меня безумные деньги содрали. А тогда-то я в этом ничего не понимала, только счастлива была, что сумела договориться. И очень боялась, что они догадаются, кто я, и решат меня отцу вернуть.
Я снова погладила напрягшуюся и недовольную спину:
— Да понимаю я, понимаю теперь, что не этого надо было бояться… А тогда мне и в голову не пришло, что со мной что-нибудь похуже возвращения домой может случиться. Хорошо хоть, ума хватило прихватить из дома капли… ну, такие… чтобы не спать, — я замялась, подбирая, как бы обтекаемее их назвать.
