шутили и вспоминали былое, порой — обсуждали связь с империей и дальнейшую стратегию.
Иногда Шах-Ран грубовато, но беззлобно журил его:
— Старый друг, ты, видимо, совсем заскучал на этом свете, коль захотел отправиться на тот. Решил попировать со своими валькириями? Или испить чашу вина из рук вашего верховного бога? Посмотри на себя — и без того урод редкий, так еще исхудал, как будто год в плену провел. Хватит уже бока отлеживать — а то забудешь, как меч в руках держать.
— Даже в таком состоянии я твои собственные бока намну с легкостью, — хмуро парировал Рикс, внутренне отчаянно негодуя, ведь был совершенно согласен с побратимом.
В день, когда северянин впервые после долгого перерыва взял в руки клинок и сделал привычный, пусть и немного неловкий выпад, мужчина немного успокоился. Да, слабое после болезни тело его слушалось не полностью, а места ранений нещадно тянуло и отзывалось по нервам тупой болью, Рикс воодушевился. Он был жив — и это главное. А форму себе он вернет, рано или поздно. Это раньше он жил, упиваясь боями и кровью поверженных врагов. Вне битвы он просто существовал, движимый инстинктами — пить, есть, спать с женщинами.
Сейчас же он видел впереди свет. И как бы Риксу не смешно было признавать, что его источником была маленькая рабыня — нежная и хрупкая, как цветок, — он не мог отвернуться от этого маленького личного солнышка.
Неудивительно, что Шах-Ран заметил странное настроение побратима. Ему бы хотелось поверить, что он ошибся, ему просто кажется. Но истина, хоть и тускло и тщательно скрываемая, вставала перед его глазами и проявлялась через самые незначительные детали.
Иногда он видел, как Анифа ухаживает за северянином. На первый взгляд, ее забота ничем не отличалась от той заботы, что она оказывала другим своим пациентам. Она также быстро и без лишних движений меняла его повязки и накладывала заживляющую мазь, внимательно осматривала каждую рану и поила его отварами, стирала чистой тряпицей пот и сукровицу и строго проговаривала очередную рекомендацию для сохранения здоровья. Из-за того, что Рикс был чрезмерно активен и позволял себе лишнего, иногда некоторые его раны открывались, вызывая у рабыни недовольство. Анифа ворчала, называла северянина безрассудным и самонадеянным, но снова, раз за разом, старательно ухаживала за ним.
А Рикс, несмотря на внешнюю отстраненность и равнодушие к хлопотанию девушки, на деле с жадностью голодающего принимал ее заботы, непроизвольно следя за каждым ее движением. И его глаза в эти мгновения блестели и наполнялись тоской и желанием. Он якобы случайно касался ее — всего на мгновение, ладони или бедра — и никогда не позволял себе большего. Но эти прикосновения — аккуратные и мимолетные — говорили больше, чем если бы он делал это явно и не таясь.
Однажды Шах-Ран решил, что побратим достаточно окреп — Рик уже регулярно выходил из своей палатки без чьей-либо помощи, самостоятельно мылся холодной колодезной водой и разрабатывал конечности и ослабшие мышцы — и приказал одной девушке скрасить тому вечер и согреть его одинокую постель. Они тогда допоздна засиделись у теплого костра в компании нескольких воинов, которые весело гоготали и распивали со своим вождем горькое пиво. А северянин, зябко кутаясь в теплый плащ, только рассеянно рассматривал замысловатый танец язычков пламени да иногда вскидывал свою голову, устремляя взгляд куда-то вдаль. И не пил. Удивительно, но он послушно следовал указаниям Анифы и совершенно не притрагиваться к спиртному.
Только ответственно глотал все протянутые ею отвары.
Устав, северянин ушел, и девушка, которую выбрал для нее Шах-Ран, мгновенно последовала за ним. Но, к удивлению вождя, довольно скоро воротилась, силясь скрыть недоумение и разочарование. Жестом мужчина подозвал ее к себе.
— Что случилось? — спросил он ее тихо.
— Прости, Повелитель… — прошелестела кочевница виновато, — Но твой побратим отослал меня… Не пожелал оставить подле себя и разделить со мной эту ночь…
— Ты сказала, что это я тебя отправил?
— Я решила, что это будет неразумно. Но он, видимо, слишком устал и не пришел окончательно после своих ран… Не гневайся на меня, Повелитель…
— Иди. Можешь быть свободна, — рассеянно отмахнувшись, Шах-Ран отпустил ее, удивляясь равнодушию побратима. Но без радости догадываясь об истинных причинах подобного решения.
Становясь с каждым днем все сильнее и увереннее, Рикс больше и больше тратил время на тренировки. Он по-прежнему сильно хромал на одну ногу, а руку, после особенно продолжительного занятия, иногда сводил очень сильными судорогами. И Анифа, расстроенно вздыхая, усиленно массировала его тело, втирая в мышцы какую-то особую мазь, смешанную с маслом.
— Не надо давать такие сильные нагрузки на тело, — мрачно проговорила она в очередной раз, когда Рикс, снова не рассчитав силы, молча страдал от тянущей боли и спазмов. И хотя он ничего не говорил и не жаловался, девушка прекрасно все видела сама — и неестественно вздутые жилы, и подрагивающие мышцы, и более, чем обычно, перекошенное лицо северянина. — Ты восстановишься. Но если будешь усердствовать, все мои труды пойдут насмарку.
— Не пойдут, — резко ответил Рикс, ловко перехватив ладошку Анифы, которая в этот момент усиленно разминала его ногу, сидя перед мужчиной на корточках.
Вздрогнув, маленькая танцовщица вскинула свою голову и попыталась инстинктивно выдернуть свою руку, но Рикс держал ее крепко. И, поддавшись вперед, жадно вгляделся в вспыхнувшее в одно мгновение лицо.
— Пусти. Я не закончила, — попросила девушка строго.
Притянув к себе маленькую и изящную ладошку, подрагивающую, как птичку, в его собственной широкой ладони, Рикс, к ее удивлению, нежно поцеловал тонкое и узкое запястья с яркой линией венки.
— Северянин… Нет… — тихонько прошептала Анифа.
— Шах-Ран сегодня отправился в степь тренировать молодняк, — задумчиво проговорил Рикс, оставляя еще один легкий поцелуй на нежной коже, — И не вернется до самого заката. Скажи, Огонек… Неужели вождь настолько хорош, что ты позабыла о моем обещании?
— Что еще за обещание? — растерянно переспросила Анифа.
— Прошло так много времени после того, как мы вернулись в Дариорш… А я до сих пор не сжал тебя в своих объятьях.
— Нет! — пискнула девушка, но Рикс, обхватил пальцами ее затылок, уже притянул ее к себе, заставляя прильнуть к своему телу.
Анифа оказалась между его раздвинутыми бедрами и инстинктивно уперлась в них руками, скользкими от масла. И хотя она много раз оказывалась в такой близости от тела северянина, сейчас перед ней был не больной и изможденный человек, а мужчина, чьи глаза яснее слов говорили о его желаниях.
Определенно, Рикс был близок к окончательному
