И все же застать врага врасплох не удалось.
Когда армия волков нанесла удар, церковники активно готовились к атаке. Первыми рядами шли королевские солдаты, точнее, рекрутированные селяне, которые ничего не видели в темноте. Те, кого заранее списали. Кому была уготована роль пешек.
Все же церковники просчитались.
Да, волки не могли уберечь первые ряды солдат, пусть даже знали, что они невинны.
Но удар был нанесен по фиолетовым рядам, что шли за первыми.
Его нанесла я.
Я стояла на холме в одной лишь длинной холщовой рубахе, потому что ничто не должно было ограничивать и сдерживать мою магию. Стояла между двумя волчицами, у которых был приказ — в случае малейшей угрозы отдать за меня жизнь. Даже мне пришлось принять это. Я понимала, что жрецы Аты попытаются в первую очередь оставить армию волков без мага. И без главнокомандующего.
Наблюдая сверху за тем, как армии несутся навстречу друг другу, я выждала, когда они подойдут достаточно близко, а потом нанесла удар.
Безмятежное предрассветное небо в один момент потемнело. Поначалу этого никто не заметил. Но когда его раскололо грозой, заметили все.
Сразу несколько десятков молний отделились от чернильной глади и ударили. По середине вражеской армии, по последним рядам.
А затем наступившую тишину пронзили звуки боя.
С ревом две армии — человеческая и свободная — схлестнулись, кроша друг друга, сминая в кровь, в пыль, в небытие.
Я усилием воли абстрагировалась от происходящего, стараясь не думать, что в настоящий момент гибнут люди и волки. Я плела заклинания ледяных стрел, которые превращали мишени в лед и обездвиживали всех находящихся на расстоянии десяти шагов.
Не успев прийти в себя от сложного заклинания и не думая об усталости, я метала огненные шары. Поодиночке они наносили противнику куда меньший урон, нежели стрелы, сил на их создание почти не требовалось. Но в сочетании со стрелами становились грозным, смертоносным орудием.
Когда силы иссякали, я приникала к земле, буквально врастала в нее руками и ногами, закрывала глаза… и исчезала. Этот мир с его грохотом битвы, криками и стонами раненых и умирающих, с командами, отдаваемыми зычными голосами, переставал существовать. Я смотрела на все это словно снизу. Обе армии — и наша, и противника — были моими детьми, всех их, самого слабого, несуразного и ущербного, я любила равнозначно, одинаково, но не могла помочь ни одному из них. Просто моя помощь, моя любовь были им не нужны.
Потом сознание снова менялось. Возвращалась Эя. Герцогиня Ньюэйгрин и Полерского леса, левая лапа Стаи Семи Лесов, леди Лирей Анжу Альбето.
Я насылала оледенение на землю, и казалось, что слышу хруст ломающихся костей. Я поднимала воинов вражеской армии в наполненных водой сферах, и они, погибающие без воздуха, обрушивались на своих же, оглушали их, сбивали с ног. А наступающие волки добивали всех.
Волки бились жестоко и слаженно, люди — остервенело и отчаянно.
Нас было меньше. Но армия Стаи Семи Лесов шла в бой за свою землю, за жизнь и свободу своих детей. Людей привел на войну страх. Перед Церковью, перед королем и своими сюзеренами. Это было видно невооруженным глазом. Это чувствовалось в каждом взмахе меча или копья.
Наверное, поэтому церковникам сложно было биться проклятой магией.
Они насылали заклинания «сокрушение разума» и «шепот ужаса», о которых я читала в гримуаре отца. Но по большей части заклинания эти действовали на своих же. Ослабляли солдат, заставляли замешкаться, не поднять вовремя руку.
Волки бились бесстрашно. Они знали, что в настоящий момент, вот прямо сейчас, воплощается древнее пророчество.
И поэтому после четырех часов боя, когда я успела несколько раз потерять сознание от магического истощения и прийти в себя, было видно, что исход битвы предрешен.
Церковникам и королевскому войску пришлось отступить.
В наших рядах тоже были потери, и поэтому не успели раствориться на фоне дальнего леса фиолетовые доспехи, а я и другие волчицы уже бежали по полю, оказывая первую помощь раненым.
Не знаю, как я, которая четырежды теряла сознание во время боя, устояла в окружении страшной картины того, что было после. Я никогда не забуду, что война — это кровь, боль, муки и слезы. И отвратительный запах. От которого выворачивает наизнанку. Разрывает внутренности. Щиплет глаза. Запах страха и ужаса. Запах безысходности. Запах смерти.
Возможно, устоять удалось потому, что тем, кому нужна была моя помощь, было хуже.
Те солдаты, что держались на ногах, усиленно помогали вместе с нами. Зализывали раны. Накладывали повязки. Извлекали обломки стрел и копий.
Мы не делали разницы между своими и вражескими воинами.
Наверное, поэтому дальше, вместе с нами по человеческим землям, пошли люди.
Мы уверенно приближались к границе Панемуса, территории Церкви, которая прилегала к Ньюэйгрину, моему герцогству, месту, где располагался Источник.
Я уже знала, что это рядом, совсем близко с тем местом, где в моих видениях появлялся отец в последний раз. Когда-то герцогство Ньюэйгрин граничило с Заповедными землями. Но потом год за годом жрецы Аты оттесняли свободный народ в резервации. Оторвав благородных волков от Источника, они продолжали их теснить. Дальше и дальше.
По дороге нас атаковали проклятой магией.
Полчища ворон, отвратительно каркающих и хлопающих крыльями, норовящих выклевать глаза, сеяли в наших рядах панику.
Прежде, чем удалось объяснить всем, что это всего лишь иллюзия, две волчицы успели пострадать. И нам еще повезло, что свободный народ — эмпаты, которые слышат и чувствуют друг друга. Поэтому достаточно было сказать Зверю, как он ту же передал вожакам стай, а те — солдатам. Но короткого замешательства хватило, чтобы сделать вынужденную остановку и оказать несчастным помощь.
Жрецы Аты, скрывающиеся в лесах, невидимые и вездесущие, словно тени, насылали заклинание «кража жизни».
Я сразу ощутила тревогу и беспокойство, поняла, что что-то не так, остальные нет. Жизненная сила утекала постепенно, почти незаметно. И если бы я не отследила вмешательство практически сразу, пришлось бы задержаться на месте значительно дольше, чем на день.
Пользуясь нашим замешательством, в следующий раз жрецы встретили нас «кличем тишины». Заклинание оказалось самым болезненным, потому что в ужасе, насылаемом безумной Богиней, каждый видел воплощение собственных страхов.
Был ядовитый туман, был дождь мнимых страданий…
К концу пути Зверь нес меня на руках. Я видела, что муж, как и остальное войско, сам с трудом держится. И ничего не могла поделать.
За время перехода по человеческим землям мне не раз приходила мысль, что все это зря. Мы не справимся. Все напрасно. Мы только теряем. Магия безумной Богини сильнее.
А потом вспоминала об отце… О жертве, которую он принес своей жизнью и о величине которой я начинала догадываться только сейчас. Я думала о Звере. О своем народе. Свободном народе. Они имели право на жизнь. На счастье. На свободу.
Я вспоминала, что где-то совсем рядом в наших рядах идет Велес. Тот, кто ни разу не показал, что он — бог. Но кто верил в нашу победу, верил в воплощение пророчества и бился за свободу благородных волков на равных.
Только понимание, что не имею права опускать руки, отступать, отказываться от цели, за которую отец отдал жизнь, помогало гнать от себя мысли о слабости, о поражении.
Как и предсказывал Зверь, пробиться к Источнику оказалось непросто.
В разы тяжелее, чем одолеть войско церковников и королевской армии на выходе из Заповедных земель. И в десятки раз тяжелее, чем пройти через ловушки, умело расставляемые жрецами Аты на нашем пути.
За оплот своей магии Церковь стояла насмерть.
Глава 19
Союз крови чародея с кровью свободной, — прошептала я, плетя заклинание. — С самым сильным из благородных волков…
Я повторяла эти слова, словно боялась забыть, для чего я здесь.
