примитивных удовольствий. Чем они отличаются от тех, кто рождается на наших фермах? Прикидываться таким же безмозглым — унизительно. Я хочу чувствовать себя нормальным.
Звучало омерзительно. Не думала, что Шеридан когда-нибудь скажет такое. Хотелось закрыть уши руками или отмотать пленку назад.
— Конечно, твои друзья-вампиры куда умнее и приятнее! — выдавила я язвительно.
— Нет, — к моему удивлению, не согласился Шед. — Здешние вампиры точно такие же, как и люди — недалекие, черствые, но ко всему прочему еще и высокомерные, зазнавшиеся выскочки, ставящие себя выше других.
— Твои слова звучат точно так же, — заметила я, но Шеридан покачал головой.
— Я никого не убиваю, даже тех, кто заслуживает, — на секунду он злобно оскалился. — Ваши вампиры не развиваются. Изобилие развратило их натуру и они застыли на одном уровне — пьют, закапывают трупы, снова пьют. Их больше ничего не интересует, они точно животные, и мозгами своими не пользуются. Зачем, если пища легкодоступна?
— Я думала, они тебе нравятся, — удивилась я растерянно.
— Только как запретный плод, — фыркнул с презрением Шеридан. — Их жизнь для меня — все равно что наркотик, который предлагают попробовать. Привлекает, возбуждает аппетит. Но я отдаю себе отчет, что это пагубное влечение, несущее вред в конечном итоге. Одна часть меня хочет окунуться в это с головой и позволить себе забыться — то, чего я никогда не делал и не смогу сделать в собственном мире. Другая часть понимает, что такая жизнь не для меня, мне слишком претит гнаться за низменным удовольствием. Позже я пожалею…
Вот оно как, Шед высокомерно относился не только к людям, но и к своим соплеменникам.
— Тебя никто не заставляет… — буркнула я себе под нос так невнятно, что и сама с трудом расслышала. — Ну, разве что Каролина, настойчиво и наверняка убедительно…
«Сла-аденький», — передернуло меня от воспоминания. Если Кэр вешалась на Шеда так же по-кошачьи, как на дверной косяк, мало было шансов, что он устоял против ее сексуальности или устоит в будущем.
— Ваши человеческие законы — зверские, — проигнорировав мою претензию или не разобрав слова, продолжал Шед чехвостить мир, в котором против воли застрял. — Столько бессмысленных правил, которые надо исполнять! Здешние вампиры не размножились и не поглотили человеческий мир, но их взаимоотношения с людьми все равно далеки от совершенства: бессмертие возведено в ранг ценного дара, который доступен только избранным. Разве это отличается от нашего правила обучать и обращать только детей с определенными умственными способностями? — посмотрел он на меня выразительно. — Ваши вампирские законы сводятся к одному, но он тоже не идеален: убийство случайных свидетелей, будь то безвинный ребенок или матерый убийца, не может быть правильным. Я никогда не стоял перед подобным выбором, для меня это дико. Я хочу домой, Лекси, — закончил он устало. — Пойдем со мной?
— Прости, — не ожидала я такого резкого поворота. — Но я то же самое чувствую по отношению к твоему миру. Пить кровь из бутылок — отвратительно, на мой взгляд, держать людей на фермах — дико и неправильно. Я не смогу смириться с этим. Может, это ты все-таки останешься здесь и потихонечку привыкнешь? — предложила я без особой надежды, но у меня появился новый аргумент, способный подействовать. — Моя жизнь достаточно длинная, чтобы повидать все здесь, что ты захочешь. Денег на путешествия ты уже заработал. — В глубине души я надеялась, что, узнав мой мир лучше, посетив самые потрясающие уголки, Шед передумает уходить. — В конце концов, у тебя в запасе — вечность! Двадцать или тридцать лет для тебя — ничто. Успеешь вернуться в свой мир, когда я надоем тебе. — Вот и все, я это сказала.
Но Шед не выглядел вдохновленным моей идеей.
— Я не собираюсь смотреть, как ты стареешь, а затем умрешь. И не хочу торчать здесь тридцать лет, года для меня вполне достаточно! Я скучаю по дому.
Значит, о любви речи не идет. Чувствовал бы он ко мне что-то серьезное, не смог бы оставить.
— Что ж, тогда не буду мешать твоим планам, — я встала, подала вампиру его резинку, спрятавшуюся в проводах, и отправилась готовить ужин, игнорируя тихое рычание, раздавшееся мне вслед.
А на следующее утро Шед вернулся с красными глазами.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить случившееся и сделать выбор, что теперь делать. Красный ободок радужки означал, что Шеридан больше не считает, сколько человеческой крови выпил, и ему плевать, что о нем подумают прохожие или что подумаю я. А если ему плевать, значит ли это, что он готов сменить оседлый образ жизни в моей квартире на свободное кочевничество с группой Филиппа? Променять меня на красотку-Каролину?
Запершись в ванной, я включила душ и опустилась на пол в мучительных раздумьях. Руки дрожали. Сердце отчаянно трепыхалось в грудной клетке. Мысли опутывала паника. Я столько раз обещала себе, что прогоню вампира, если он выйдет за рамки. А затем прощала, отодвигая границы слишком далеко, буквально шла на следку с совестью. Дальше уступать было некуда, и все же вот она я, не знаю, как мне поступить сейчас. Вновь простить обнаглевшего вампира или принять, наконец, тяжелое волевое решение?
Я больше не считала, что мы с Шериданом сможем и дальше быть вместе. Как это возможно, если он полностью переключился на кровь людей и больше не употребляет животную? Несколько месяцев назад я готова была выгнать его без единого сомнения. А теперь… что-то надломилось во мне. Знала, что должна. Сразу не сделала этого, уступила его обещаниям, в очередной раз поверила. Позже пожалела о своей слабости, но после драки, как говорится, кулаками не машут. Просто жила теперь по инерции и устало ждала, когда же закончится этот ужасный год, и Шед уйдет, а мне не придется больше терзаться виной.
— Я никого не убивал, Лекси, это был мертвый человек, — заявил он мне слегка раздраженным голосом, когда я упрекнула его в нарушении принципов.
Боль в груди не была такой острой, видимо, неосознанно я уже смирилась с тем, к чему все давно шло. Только не понимала, как это сочетается с его же словами, что подобный образ жизни ему претит.
Больше мы не заговаривали об этом. Небо не обрушилось на наши головы, земля под ногами не потрескалась, и ад не разверзся — как ни в чем не бывало, мы продолжили сосуществовать в моей крошечной квартире. Но все стало другим.
Мое осуждение было безмолвным и тихим. Ночью, когда Шед пришел в нашу постель с определенными намерениями, я оставалась
