до края кардорских степей, — он дотронулся до ее щеки, прикрытой завитками черных волос.
— Не более чем грубый меченосец, отбившийся от шайки франкийцев и возомнивший из себя блестящего паладина, — мэги усмехнулась, откинувшись на спинку дивана.
— Почему же величественная мэги так дрожит от прикосновений этого никчемного меченосца? От страха или чего-то еще? — Голаф обнял ее, и потянул за шнурок ниже ворота платья.
— Ты неотесанный беспомощный болван! — она извернулась и хотела встать, но рейнджер подхватил ее на руки, сжав мягко и сильно, опустил на медвежью шкуру, разосланную на полу.
— Я не боюсь тебя! — выдохнула Астра, упираясь в его крепкую грудь.
— Ты очень красивая, Астра Пэй, и очень сумасшедшая, — он припал к ней поцелуем, долгим, от которого, казалось, лопнет сердце. Оторвался, с хищным восторгом глядя, как в пьяных, будто темный эль глазах, распускаются лепестки пламени, как этот мечущийся, мятежный жар, борется с другим огнем, поднимающимся из глубин ее существа. Голаф еще поцеловал ее. Еще и еще, чувствуя, что пальцы, отчаянно вцепившиеся ему в спину, обмякли, а губы мэги невольно ответили на поцелуй. Он расстегнул тугой пояс на ней и потянул край платья. Мэги слабо сопротивлялась его рукам, ловко расправившимся с ее одеждой
— Я убью тебя, Голаф! Я тебя сожгу, шет! — прошептала она, вздрагивая от прикосновений теплых рук, ласкавших теперь обнаженное и беззащитное тело.
— Да, моя мэги! Сожги! — ответил Брис, прижавшись щекой к ее груди и опускаясь ниже, наслаждаясь вкусом гладкой, нежной кожи. — Пожалуйста! Хочу сгореть в твоем огне!
Его губы припали ее соску, и тот затвердел точно бутон цветка. Губами он чувствовал, как бьется ее волшебное сердце и вздрагивает каждая мышца от ласки его сильных и нежных рук.
Рейнджер оторвался на миг, приподнялся, с восхищением глядя на волосы госпожи Пэй, разметавшиеся по лицу, темными змейками упавшие на голые плечи, и опустился с поцелуями, от которых стала влажной ее светлая кожа.
— Как же я хочу тебя, эту безумную и прекрасную девочку! — произнес Брис, снова приподнявшись чтобы насладиться видом ее лица и глаз, прикрытых беспокойными веками.
Мэги не ответила, лишь прикусила губку и кольнула ноготками его спину. Она не смела сказать, что сейчас тоже хочет его. Хочет безумно и при этом таже безумно боится того, что будет дальше. Медленно, даже бережно Голаф развел в стороны ее ноги, и госпожа Пэй почувствовала, как что-то горячее и упругое ткнулось в ее влажную складочку, прошлось вверх-вниз с приятным нажимом.
— Голаф! — простонала мэги, дернувшись под ним. Изогнулась, прижавшись к нему голой грудью.
— Молчи… — прошептал он, закрыв ее обмякшие губы поцелуем. Кончик его языка тронул ее язык, от чего мэги снова вздрогнула и тут же почувствовала, как его твердый, горячий воин нашел ее вход.
Астра шумно выдохнула, вцепилась ногтями в спину рейнджера, со страхом и трепетом чувствуя, как его обжигающее существо медленно и неумолимо входит в нее. В приоткрытых глазах ее, словно треснуло что-то, золотистым зигзагом растворяя дверь в бездну. Чтобы не вскрикнуть от боли и еще неведомого, сильного ощущения, наполнявшего горячими волнами, она стиснула зубы, прижалась яростно всем телом к своему мучителю. Потом не сдержалась и застонала, целуя его плечи и шею. Время словно растворилось в розовом, теплом тумане, где-то там же заблудился ее разум.
Плавно и нежно он двигался в ней, мэги слабо постанывала, чувствуя, как боль волшебно превращается в новое ощущение, которое она знала прежде лишь по слабым отголоскам, иногда рождавшимся в ее теле. Это ощущение нарастало, жарким пламенем захватывая ее всю, и даже крошечные осколки мыслей сгорели сладостном огне. Сгорело тело, и вся она. Астра вскрикнула и задрожала под ним, так сильно, что ее дрожь мигом передалась любовнику.
— Рена Добрейшая, — Голаф сел на шкуру, откинув край ее платья дальше от свежих пятен крови. — Ты никогда не делала этого? Я даже подумать не мог…
Астра молча мотнула головой и, поджав обижено губы, отвернулась. Хотелось заплакать. Она бы так и сделала, если бы осталась одна
— Принеси, пожалуйста, воды, — попросила она, все еще лежа на полу. Ей было стыдно за свою слабость, навалившуюся вдруг полную беспомощность, стыдно до горького корма внутри, что разум ее так помутился, и она — мэги, отдалась ему, словно обычная уличная девка.
Когда Голаф принес ушат с теплой водой, она обмылась, прогнав сначала рейнджера из каюты, накинула платье и допила остаток вина в чашке. Голова кружилась, перед глазами было мутно от слез, а тело гудело от прилива магического тепла, разбуженного отчего-то и мечущегося теперь, как и ее нестройные мысли. Потушив светильник над столом, Астра вышла на палубу.
— Госпожа Пэй, — Голаф, будто мальчишка проворно подбежал к ней. — Что ты такая… с видом, будто стряслась беда, — заговорил он тише, глядя на ее бледное в лунном свете лицо. — Хочешь, я опущусь на колено, как великородный паладин перед принцессой и буду целовать твою руку?
— Ты не виноват здесь, Брис, — она прошла к фальшборту, остановилась у самого края, прислонившись к натянутым скрипящим канатам. — При чем здесь ты? Это я такая… не принцессой стала вдруг, — ей хотелось раствориться в темном ночном воздухе, стать тенью и унестись куда-нибудь.
— Мне следовало быть с тобой мягче. С самого начала, с той первой встречи на нашем пути в Иальс. Знаешь, что становится с мужчиной, который проводит большую часть жизни в пути, ночуя возле дороги или в дешевых тавернах? — произнес он, потянув с силой канаты такелажа, и добавил: — Впрочем, зачем тебе такое знать.
— Голаф, а кто для тебя стала теперь я — мэги, о которой скоро узнают все от Карбоса до ледяных пределов Анраса? — с вызовом спросила она. — Кто для тебя Астра Пэй, на которую ты лег так же легко, как на постель в дешевой таверне. Ты даже не сказал, что любишь меня или что я нравлюсь тебе. Так, Голаф? Ничего этого не надо!
— Я просто не умею такое говорить. Хочешь, я честно признаю, что я никогда не встречал девушек равных тебе? Ни одна влекла меня так, не заставляла терять голову и делать столько глупостей, — он взял ее руку и несильно сжал, поглаживая тонкие теплые пальцы. — Тебе, Астра, нравится дразнить мужчин, чувствовать власть над ними. Только ты еще не знаешь, что твоя минутная слабость может ранить больнее насмешки в глазах. После того, что случилось, мое желание быть рядом с тобой, обнимать тебя, когда ты это позволишь, становится только сильнее. Представь себе, много сильнее!
— Ты врешь, —
