И едва ступила на твёрдую землю, навстречу шагнул здоровущий мужик.
— Ой, — вскрикнула я и попятилась.
Нога провалилась, я потеряла равновесие и полетела вниз. К счастью, меня поймали. За ногу. Но осознала это не сразу, потому что первая ступенька лестницы врезалась в затылок, выбила из глаз искры. Последнее, что запомнила — как улетело несчастное полотенце.
Когда зрение вернулось, увидела жуткую перекошенную рожу. Она была так близко, что я даже маленький прыщик на носу разглядела. Хотела закричать, но горло сдавило судорогой, по телу пошел озноб, кровь тяжелой волной ударила в голову.
— Очнулась? — пробасил незнакомец, и этот голос мне ой как не понравился…
— Да, — зачем‑то проблеяла я, даже не пытаясь шевельнуться.
И тут до меня дошло — это конец. На пустынном берегу только двое — я и он. Причём я в купальнике, а он… Ой — ой — ой!
Подскочила, как ужаленная. Не знаю, откуда взялись силы, но мужика я толкнула так, что он отлетел на добрых три метра. Ноги сами понесли вперёд, к лачуге. Кровь застучала в висках, в боку закололо. Мама дорогая, что же я наделала?!
— Стой! — бухнуло за спиной. — Стой, кому говорю!
Ага, щас! Я припустила ещё быстрее, в один шаг преодолела скрипучие ступени и захлопнула дверь хижины. Засов категорически отказывался входить в ржавый паз, я, что было сил, тянула дверь, но железяка всё равно не слушалась. Наконец, она взвизгнула и переломилась. Всё.
Я оглянулась на дверь квартиры, ужасная догадка ударила как молния, едва не свалила с ног. Ключи остались в пляжной сумке, а без них запереться в квартире не смогу.
Всё, допрыгалась. Отпустив ручку двери, задрожала осиновым листом и приготовилась к худшему.
Минуту, две, три… ничего не происходило. Я продолжала дрожать в полном одиночестве, дико косясь на дверь.
Можно попробовать вернуться в квартиру, высунуться в окно и позвать на помощь, вот только сумеет ли полиция прорваться и защитить? Ведь на окнах — решетки, а с дверью вообще не понятно что. Да и как объяснить им, откуда этот насильник взялся?
— Эй! — прогремело снаружи. — Э — эй!
Крик вывел из оцепенения. Я осторожно пробралась в квартиру, схватила джинсы и газовый баллончик. Так же бесшумно вернулась к двери.
Если он ворвётся, мой единственный шанс на спасение — выбежать из лачуги и удрать в лес. Пересидеть там, пока этот монстр не уйдёт, а потом думать, как запереть дверь. Нет, мне такие приключения не нужды. И море тоже не нужно!
— Эй!
Да что же он так орёт? Или всерьёз считает, что сама выйду? Ага, только рак на горе свистнет, и я тут как тут.
— Эй! Выходи! — голос мужика прозвучал не грозно, а как‑то жалобно. Или мне померещилось со страху? — Выходи. Дело есть.
Я молчала. Тихонько натягивала джинсы. Если мой обидчик ещё пару минут подождёт, успею нацепить кроссовки и кофту. Тогда у меня будут все шансы добежать до леса. Я ведь маленькая и лёгкая, значит, по определению, бегаю быстрее этого громилы.
— Я вещи твои принёс, — прогрохотал обидчик. В этот раз я совершенно чётко расслышала в его голосе грусть, причём такую, что сердце дрогнуло.
Прошмыгнув к окну, увидела неоднозначную картину. Громила стоял в паре метров от моей хижины, сумку держал на вытянутой руке, брезгливо морщился и отворачивался. Что это с ним? Кстати, а ведь не мужик, парень. Причём довольно молодой.
После недолгого раздумья, я прокричала:
— Положи сумку на порог, а сам отойди подальше!
Он почему‑то отшатнулся, заколебался. Будто испугался моего предложения.
— Давай я это тут положу, а сам отойду ещё дальше?
Теперь настала моя очередь пугаться, но я всё‑таки согласилась.
Детина действительно опустил сумку на землю, действительно отошел. Когда я открыла дверь, парень аж подпрыгнул. Но с места не сдвинулся.
С показной смелостью, я подошла к сумке, а вот обратно бежала как последний трус, у меня даже коленки тряслись. На ходу отыскала связку с брелком, запоздало порадовалась, что моё добро не улетело в море, как полотенце.
— Погоди! — прокричал детина, когда я уже захлопнула дверь лачуги. — Разговор есть!
Вновь обретённые ключи придавали смелости, к тому же парень не приближался, а благоразумно стоял в добром десятке метров, поэтому я снизошла. Встала на пороге, подпустила в голос храбрости и спросила:
— Ты кто?
Парень выглядел необычно. Большой, морда широкая, красная, плечи — не в каждую дверь пройдут, ручища как брёвна, ноги не лучше. На голове короткий ёжик светлых волос, на щеках щетина той же длины, будто стриг всё разом, причём под одну и ту же «машинку». И одет странно.
— Я из деревни, — пробасил он, махнул рукой в сторону леса и пояснил, как для тупой: — Деревенский я. Косарем звать. А тебя как звать?
Я вдруг сообразила, сколько времени понадобится Косарю, чтобы достигнуть порога домика, и голос мне изменил.
— На — на — на — настя.
— Красивое имя, — серьёзно отозвался детина. Его новый вопрос спровоцировал нервный тик: — Ты колдунья?
Что на это ответить? Кажется, в деревнях колдунов и ведьм не жалуют. Или я путаю? Нет, всё верно. Мне один приятель рассказывал, как в древние времена русский крестьянин сражался с нечистой силой. Вилами колол, топил, на кострах сжигал.
— С чего ты это взял? — дипломатично пискнула я.
Косарь пожал плечищами, почесал затылок и смущённо отвел взгляд.
— Да просто раньше в этом доме колдунья жила. Вот и подумал…
За поясом у парня заметила небольшой, но явно острый, топор. Из‑за голенища торчала рукоятка неприятного вида, видимо — нож. Причём не просто нож, а тесак. Ну нафиг такие знакомства. Я лучезарно улыбнулась и закрыла дверь.
— Подожди, — крикнул Косарь. — Не уходи. Нам помощь нужна.
— Какая?
Вот кто меня за язык тянул?
— Там человек один помирает. Моряк. Я его две недели назад подобрал.
— От чего помирает? — настороженно спросила я, но дверь не открыла. А в голове пронеслась паническая мысль: только чужеродной заразы мне сейчас и не хватает!
— Застудился. Его старостиха выхаживает. Говорит, мол, лёгкие воспалились. Только не знаю, бывает ли такое.
— Бывает, — проворчала я. Даже предположить не могла, что детина услышит.
— Ты колдунья! — радостно заключил Косарь.
Когда я вновь появилась на пороге лачуги, он стоял гораздо ближе и растягивал рот в улыбке. Зубы у Косаря оказались не слишком белыми и чуточку кривыми. Как ни странно, это придавало очарование. Но я не купилась. Я‑то знаю, что именно с такими улыбками фанатики и маньяки набрасываются на своих жертв.
