— Тиган? — В царившем в квартире шуме ее голос был едва слышен. Но она не сделала попытки убавить звук, а продолжала стоять у двери ванной — в тесном пространстве ее квартиры это было самое удаленное от Тигана место. — Что ты здесь делаешь?
— Тот же самый вопрос я мог бы задать тебе. — Он принялся осматривать убогую студию, лишь бы отвести взгляд от полуодетой Элизы. — Ну и конуру ты себе нашла! Что за дизайнер здесь работал?
Элиза не ответила. Она не сводила с него своих светло-голубых глаз, словно не доверяя ему и испытывая неловкость в его присутствии. Вполне естественно.
Тиган знал, что привыкшие к комфорту и безопасности жители Темной Гавани, к которым до недавнего времени принадлежала Элиза, не испытывали большой любви к воинам Ордена. Они называли его хладнокровным убийцей, но Тигана это мало заботило. Ему было наплевать, что думают о нем в Темной Гавани, однако застывший в глазах Элизы страх оказался неожиданно неприятным. В их первую встречу Тиган просто проявил к ней сочувствие, не соблазнившись ее поразительной красотой и утонченной хрупкостью.
Правда, сейчас Элиза уже не выглядела такой хрупкой, на ее руках и ногах четко вырисовывались крепкие мускулы. Лицо оставалось все таким же прекрасным, но щеки заметно впали, а светившиеся умом глаза утратили блеск, под ними залегли тени.
И волосы… Господи, длинные белокурые волосы, волнами ниспадавшие до пояса, исчезли, вместо них на голове топорщился густой влажный ершик.
Элиза и в этом облике была красивой, но совсем не походила на ту, прежнюю, сохранившуюся в его памяти.
— Ты кое-что потеряла. — Тиган протянул ей кинжал, но, когда она попыталась его забрать, воин спрятал оружие за спину. — Элиза, что ты делала ночью на улице?
Она покачала головой и что-то пробормотала — из-за шума он не разобрал. Начиная раздражаться, Тиган мысленным приказом вырубил стереосистему и перевел взгляд на телевизор, намереваясь и его выключить.
— Нет! — закричала Элиза и сжала руками виски. — Пожалуйста, оставь… мне нужен шум… это меня успокаивает.
Тиган нахмурился, секунду колебался, но все же не стал выключать телевизор.
— Элиза, что произошло сегодня ночью?
Она отвела взгляд и опустила голову.
— Тебя кто-то ранил? На тебя кто-то напал еще до Отверженных?
Элиза долго молчала.
— Нет, меня никто не трогал, — наконец произнесла она.
— Ты не хочешь объяснить, чья кровь на твоей одежде? И почему ты торчишь в этой дыре, врубив технику на полную катушку?
Элиза обхватила голову руками и чуть слышно прошептала:
— Я ничего не хочу объяснять. Пожалуйста, Тиган… ты зря пришел. Тебе лучше уйти.
Тиган криво усмехнулся:
— Я только что спас тебе жизнь и, думаю, вправе знать, из-за чего рисковал.
— Произошла ошибка. Я не должна была так поздно находиться на улице. Я знаю, насколько это опасно. — Элиза посмотрела на него и чуть заметно пожала плечами. — Просто дела заняли немного больше времени, чем я предполагала.
— Дела? — переспросил Тиган, ему не нравился ход разговора. — Ты ведь говоришь не о походе в магазин или встрече с друзьями за чашкой кофе?
Тиган перевел взгляд на кухонный стол, где лежал мобильный телефон. Воин нахмурился, подошел к столу и взял телефон в руки. Ему часто доводилось видеть подобные аппараты. Ими пользовались люди, ставшие прислужниками Отверженных. Он открыл крышку телефона и отключил встроенную систему навигации.
Тиган знал, что, если он принесет телефон в лабораторию, Гидеон обнаружит в нем один-единственный зашифрованный номер, удалить который невозможно. Как и парка Элизы, мобильник был в крови.
— Элиза, где ты взяла этот телефон?
— Думаю, ты знаешь, — тихо, но с вызовом ответила Элиза.
Тиган резко повернулся к ней:
— У Миньона? Сама? Господи… но как?
Элиза пожала плечами, потирая висок, словно испытывая головную боль:
— Я шла за ним от самого вокзала, а когда представилась возможность, убила его.
Тигана трудно было чем-то удивить, но признание этой хрупкой женщины привело его в замешательство.
— Ты шутишь?
Элиза не шутила. Он прочитал это в ее глазах.
На экране телевизора промелькнула заставка экстренного выпуска новостей. В следующую минуту появился репортер, сообщавший о жертве с ножевыми ранениями:
— «Труп мужчины был найден в двух кварталах от железнодорожного вокзала. Полиция предполагает, что это убийство аналогично ряду совершенных ранее…»
Репортер продолжал вещать, а Элиза смотрела на Тигана спокойным взглядом, не сходя со своего места у дверей ванной. Воина обожгла догадка.
— Ты? — спросил он, уже зная ответ.
Элиза ничего не сказала. Тиган подошел к ящику, стоявшему рядом с футоном, открыл его и тихо выругался, когда его взгляду предстал целый арсенал холодного и огнестрельного оружия. Большая его часть была совершенно новой, но что-то, судя по внешнему виду, уже успело выполнить свое смертоносное предназначение.
— Как давно ты этим занимаешься, Элиза? Когда началось это безумие?
Она смотрела на него, крепко сжав зубы, затем с трудом выдавила:
— Мой сын погиб по вине Отверженных. Они лишили меня всего, что мне было дорого в этой жизни. И я не могу просто сидеть и ничего не делать. И не буду.
В ее голосе звучала решимость, но это не уменьшило раздражения Тигана.
— Сколько?
Сегодняшний труп был, разумеется, не первым.
— Скольких ты уже убила, Элиза?
Она долго молчала, затем медленно подошла к книжному шкафу, присела и вытащила с нижней полки закрытый контейнер, сняла крышку и, глядя на Тигана, отложила ее в сторону.
В пластиковом контейнере лежали телефоны.
Не менее дюжины.
Тиган опустился на футон и провел рукой по волосам.
— Какого черта, женщина!.. Ты что, с ума сошла?
Элиза потерла лоб, стараясь унять боль. Мигрень усиливалась. Женщина закрыла глаза. Она не хотела, чтобы боль скрутила ее окончательно, сделав беспомощной и жалкой в глазах воина, так неожиданно появившегося в ее квартире.
— Ты понимаешь, что ты делаешь? — Голос Тигана, спокойный, с легкой ноткой удивления, отозвался в ее голове оружейным выстрелом. Воин взял коробку и направился к противоположной стене. Звук тяжелых ботинок, ступающих по потертому ковру, скрежетом отдавался в ушах Элизы. — Ты что, смерти ищешь?
— Ты не понял, — пробормотала она, с трудом превозмогая боль. — Не можешь… понять.
— Объясни. — Слово прозвучало коротко и резко. Это был приказ сильного и властного мужчины, привыкшего, что ему подчиняются.