Элиза медленно поднялась и отошла от книжного шкафа. Каждый шаг давался ей с большим трудом. Лишь привалившись спиной к стене, она почувствовала некоторое облегчение. Элизе очень хотелось, чтобы Тиган поскорее ушел и оставил ее наедине с болью.
— Это касается только меня, — произнесла она, понимая, что он не может не замечать, как прерывисто она дышит. — Это мое личное дело.
— Мать твою!.. Элиза, это долбаное самоубийство!
Она вздрогнула, услышав ругательство, — ее уши не привыкли к грубым словам. В ее присутствии Квентин не позволял себе ничего, кроме «черт возьми», и то лишь в тех случаях, когда был крайне раздражен из-за проблем на работе или запретов правительства Темной Гавани. Квентин был настоящим джентльменом и при всей своей мощи вампира умел проявлять деликатность.
Грубый Тиган был полной противоположностью ее погибшего мужа. Элиза, с детства находившаяся под опекой Рода, привыкла бояться таких, как он. Квентин, наряду с остальными сотрудниками Агентства, считал воинов Ордена опасными убийцами. Большинство жителей Темной Гавани смотрели на них как на банду необузданных средневековых варваров, чья миссия выступать защитниками Рода давно себя исчерпала. Их называли безжалостными и даже свирепыми, и, хотя Тиган сегодня спас ей жизнь, Элиза не могла избавиться от настороженности, словно имела дело с диким зверем.
Она наблюдала, как Тиган, запустив свои большие руки в контейнер, перебирает телефоны Миньонов. Доносилось шуршание пластика и лязг металла.
— Система навигации отключена. — Прищурившись, воин подозрительно посмотрел на нее. — Ты умеешь это делать?
Элиза кивнула:
— Мой сын — молодой парень. — Сказав это, она поморщилась. Господи, она продолжает говорить о Кэмдене как о живом, особенно в такие моменты, когда от боли и усталости ничего не соображает. — Был сын, — тихо поправилась она. — Кэмден не хотел, чтобы я за ним следила, и, выходя из дома, отключал систему навигации. Я научилась включать, но он каждый раз это обнаруживал и вновь отключал.
Тиган что-то глухо проворчал.
— Если бы система навигации на этих телефонах работала, тебя, скорее всего, уже не было бы в живых. Даже, мать твою, не скорее всего, а наверняка. Хозяин Миньонов, за которыми ты охотишься, вмиг нашел бы тебя, и я даже думать не хочу, что он с тобой сделал бы.
— Я не боюсь умереть…
— Умереть. — Тиган криво усмехнулся и, выругавшись, не дал ей договорить. — Поверь мне, женщина, ты молила бы о смерти как о величайшей милости. Тебе удалось убить десяток забывших об осторожности Миньонов, но идет война, и одиночкам в ней не место. То, что случилось сегодня ночью, — наилучшее тому доказательство.
— То, что случилось сегодня, — ошибка, которую я больше не допущу. Я вышла слишком поздно и слишком долго преследовала Миньона. В следующий раз я все сделаю и вернусь домой до наступления темноты.
— В следующий раз. — Тиган пронзил ее взглядом. — Ты действительно собираешься продолжать?
Долгое время он просто молча смотрел на нее. По его зеленым глазам ничего нельзя было прочесть, и лицо его оставалось бесстрастным. Наконец Тиган тряхнул головой, повернулся к контейнеру и начал рассовывать телефоны по карманам кожаного плаща, невольно демонстрируя скрывавшееся под ним многочисленное оружие.
— Что ты намерен делать? — спросила Элиза, когда последний телефон исчез во внутреннем кармане. — Надеюсь, не доложишь обо мне?
— Следовало бы, черт возьми! — Тиган скользнул по ней суровым взглядом. — Но мне нет дела до того, чем ты занимаешься. Только не путайся у меня под ногами. И не жди, что в следующий раз, когда ты по уши увязнешь в дерьме, Орден примчится тебя спасать.
— Я не жду. Я вообще ничего не жду.
Тиган направился к двери. Элиза наблюдала за ним, радуясь, что наконец-то сможет остаться наедине со своей болью, терпеть которую уже не было сил. Когда воин открыл дверь и переступил порог, она собрала остатки сил и пробормотала:
— Тиган, спасибо. Но это мой долг…
Элиза замолчала, вспомнив Кэмдена и многих других юношей Темной Гавани, погибших из-за наркотика, на который их подсадили Отверженные. Даже жизнь Квентина оборвалась по вине Отверженного, которого Агентство арестовало и содержало под стражей.
Элиза понимала, что не сможет вернуть погибших мужа и сына. Но чем больше Миньонов она уничтожит, тем меньше прислужников останется у Отверженных. Страшная головная боль, которую вызывало каждое убийство, не шла ни в какое сравнение со страданиями, выпавшими на долю ее сына и других юношей. Истинной смертью для Элизы было бы сидеть в уютной Темной Гавани и ничего не делать, в то время как на улицах города льется кровь невинных.
Бездействия она не вынесла бы.
— Тиган, это важно для меня. Я обещала и должна сдержать слово.
Тиган остановился и через плечо бросил на нее ничего не выражающий взгляд.
— Сама себя хоронишь, — сказал он и закрыл за собой дверь.
Тиган выбросил последний охотничий трофей Элизы в Чарльз-ривер и наблюдал, как темная вода разошлась кругами, поглотив мобильный телефон. Все одноразовые телефоны Миньонов — те, что оказались у Элизы, и те, что воины конфисковывали во время ночных патрулирований города, — были совершенно бесполезны. И тем не менее он не собирался оставлять их Элизе, пусть даже и с отключенной системой навигации.
Господи, он не мог поверить, что эта женщина отважилась заняться таким опасным делом. Еще более невероятным было то, что она осуществляла свою безумную месть на протяжении нескольких недель или даже месяцев. Очевидно, деверь представления не имел, как она проводит вечера, в противном случае бывший агент Отдела специальных расследований Темной Гавани уже давно положил бы этому конец. Все воины знали, что Стерлинг Чейз испытывал чувства к вдове своего брата, — возможно, они до сих пор еще не остыли. Но все эти любовные перипетии и очевидное стремление Элизы к смерти — не его забота.
Засунув руки в карманы расстегнутого плаща, Тиган пошел по улице, дыхание клубами пара вырывалось у него изо рта. Снова густо повалил снег. Белый занавес опускался на город, насквозь промерзший за несколько недель необычно холодной зимы. Но Тиган не чувствовал ни холода, ни пронизывающего ветра. Ничто не вызывало в нем дискомфорта. Но и что такое удовольствие, он тоже забыл.
Черт, когда в последний раз он испытывал какие-либо чувства?
Он помнил боль.
Боль утраты, злость, поглотившую его целиком, но это было давно, очень давно.
Он помнил Сорчу и то, как сильно любил ее. Какой она была юной и чистой и как верила, что он всегда сможет защитить ее.
