Кучер оказался возницей наемной коляски с закрытым полотняным верхом. Он довез их до небольшого переулка, где встречавшая, без умолку тараторившая новости про здоровье мнимых общих родственников, попросила остановиться возле массивных, крепко запертых ворот. Однако этот дом вовсе не был окончательной целью их путешествия. Едва коляска скрылась за поворотом, встречающая перестала копаться в объемистом кошеле в поисках несуществующих ключей и махнула рукой. Из-за растущих в глубине переулка кустов немедленно выехала темная карета без гербов и остановилась рядом с ними. Соскочивший с козел мужчина в одно мгновение подхватил сундук и поставил в правую дверцу, а женщины тем временем легко и бесшумно впорхнули в левую.
И вскоре карета уверено катила по еще оживленным улицам столицы, направляясь к небольшому особняку герцога Адерского, расположенному среди дворцов и особняков западной, зажиточной части Датрона.
— Может, переночуешь у меня? — только и спросила сразу ставшая очень молчаливой женщина.
— И утром приехать при всех?
Больше они не произнесли ни слова, обе устали за день, да и зачем слова тем, кто видит больше других.
Возница остановил карету, предусмотрительно проехав дальше будки привратника на пять шагов, и пока Эста тащила свой сундук до калитки, стук копыт стих за ближайшим поворотом. Впрочем, она особенно и не торопилась.
— Любезный, — учтиво попросила девушка сонного, усатого привратника, озадаченно изучающего возникшую ниоткуда незнакомку, — доложите пожалуйста, вашему господину, что прибыла новая чтица. Он меня ждет.
— На чем прибыла? — не поверил старый слуга.
— С оказией, — несчастно пролепетала незнакомка, — и поторопись, а то я так устала, что скоро упаду прямо тут. Боюсь, Дагорд аш Феррез, который меня нанимал, этому не обрадуется.
— Сразу бы так сказали, — засуетился привратник и загремел ключами, — сейчас я вам открою калитку, пока прибежит лакей за сундуком, посидите на лавочке.
Эста еле заметно усмехнулась, и устало прошла в распахнувшуюся створку, не спуская, тем не менее, глаз со своего сундука.
Старик, разглядев стройную фигурку в старомодном плаще, признал ее за провинциалку и сжалившись, сам занес в ограду нехитрый багаж. А к тому времени, как калитка была заперта и девушка успела рассказать, что она сирота из знатного, но бедного семейства и очень рада полученному тут месту, был совершенно уверен, что хитрый Змей нашел новую наивную игрушку для своего господина. Однако вмешиваться и давать советы даже не подумал, она все равно не послушает, а ему попадёт. Да и некуда ей больше идти.
Лакей прибежал довольно скоро, а еще через полчаса Эста уже разместилась в довольно миленькой комнатке на втором этаже. Оказывается, Дагорд, уезжая по делам, не забыл приказать приготовить ее для нанятой им чтицы. Традиционно глупышек и болтушек представляли обществу компаньонками немолодых дам или чтицами для господ. Реже — секретарями или камеристками. Тихони служили у дам дальними родственницами или воспитанницами, а у господ — секретарями или официальными спутницами. А вот кокетки чаще всего играли роль фавориток или кузин.
И потому комнаты им выделяли неподалеку от господских покоев, да и звонок провести не забывали, чтоб долго не ждать, если понадобится вдруг хозяйке общество компаньонки или господин, страдая от бессонницы, пожелает послушать новый исторический труд либо пикантный роман.
Самого Геверта, или Герта Адерского, в этот вечер в особняке не оказалось, он уехал на званый ужин и вполне мог и не приехать ночевать. И сообщение об этом вполне устраивало Эсту, сегодня она хотела только отдохнуть. А вот завтра желала бы предстать перед господином хотя бы на полчаса раньше, чем примчится Змей. Хотя матушка и обещала его задержать, в ярости граф был вполне способен разориться на портал. В ближайшем от монастыря городке имелась башня почтовой гильдии.
Эста наверняка удивилась бы, узнав, что Дагорд аш Феррез в этот момент уже сладко спал. Вместе с Мирошем, устроившись с воином валетом в наваленных в коляску перинах.
И только расстроенный внезапной сменой планов Юлис неустанно погонял свежих лошадей, взятых ими на постоялом дворе. Мироша ему велели разбудить не раньше, чем в два часа ночи, а очередь графа править коляской наступала в шесть утра. К рассвету Змей собирался оказаться у ворот монастыря.
— Госпожа настоятельница не беседует с мужчинами, — немолодая женщина, похожая твердостью характера и загорелым лицом на сержанта женского легиона, а не на монашку монастыря святой Тишины, повторяла это назойливому посетителю уже десятый раз.
— Но у меня очень важное дело, — он цепко держался крепкой рукой за край приоткрытого маленького оконца, не давая захлопнуть дверку, — очень. Попросите ее сделать исключение, я готов на все условия.
За оконцем раздались удаляющиеся шаги, хлопнула внутренняя дверца и Дагорд яростно выматерился про себя. Если бы он вчера утром догадывался, черезо что придется пройти, даже близко не подошел бы к проклятой глупышке. Приказал бы Мирошу представить себя командиром, а сам сел на козлы. Вот теперь у него даже сомнений не осталось, что никакая она не глупышка, эта прожжённая стерва с манерами воспитанницы пансиона для благородных сироток. Впрочем, с тех эти манеры и благородство сползают быстрее, чем платья под напором слаженного воздействия нежных взглядов и звона монет.
— Что вы хотели? — Голос, раздавшийся за оконцем, был так похож своей бесцветностью и безразличием на голос вчерашней спутницы, что Змей на минуту не усомнился, кого наконец-то видит, вернее, слышит.
— Попросить прощения за бестактное поведение, — начал он, но собеседница резко перебила:
— Я такого не припоминаю.
— Вчера мы сопровождали сестру Тишины, получившую контракт, — за утро Дагорд едва ли не до дыр зачитал проклятый документ и теперь помнил его наизусть, — и я осмелился пошутить… что желаю нарушить пункт седьмой. Теперь я глубоко раскаиваюсь и приношу свои извинения. И прошу возможности лично объявить их госпоже…
— Не нужно имен, — снова строго перебила настоятельница.
— Как скажете. Но она должна знать, что я глубоко сожалею о содеянном и готов дать обещание больше никогда не приблизиться к ней ближе, чем на три шага.
— Напишите все свои извинения и обещания на бумаге, — безучастно и твердо сообщила собеседница, содрогаясь от внутреннего хохота, такого Змея вряд ли видел до нее кто-нибудь из женщин, — я попытаюсь вам посодействовать.
