— Заткнитесь! Немедленно! Оба! — закричала Елена, пытаясь успокоиться. — И я не хочу видеть этот карандаш. — Она держала его как можно дальше от себя.
Дамон забрал его, и Елена вытерла руки подолом ночной рубашки. У нее кружилась голова, ее трясло при мысли об идущих по их следу вампирах.
А потом она покачнулась и сразу почувствовала теплую сильную руку и услышала голос Дамона:
— Ей просто нужен свежий воздух.
Он взял ее на руки и взлетел.
— Дамон, не мог бы ты поставить меня на землю?
— Прямо сейчас, дорогая? До земли довольно далеко…
Елена продолжала вырываться и возражать, но уже почти успокоилась. Прохладный утренний воздух в самом деле прочищал голову, хотя и заставлял дрожать.
Она попыталась перестать трястись, но ничего не могла с этим поделать. Дамон посмотрел на нее сверху вниз и с совершенно серьезным лицом попытался снять пиджак. Елена поспешно остановила его:
— Нет-нет! Просто иди… то есть лети, а я буду висеть.
— И следить за низко летящими чайками, — Дамон говорил серьезно, но в углах рта пряталась усмешка. Елена попыталась отвернуться, чтобы не засмеяться.
— Итак, когда же ты решил, что можно швырять людей на машины? — поинтересовалась она.
— Совсем недавно. Это было непросто, как и полет. А ты знаешь, что я люблю непростые задачи.
Он смотрел на нее сверху черными-черными глазами; их ресницы были очень длинными, и казалось несправедливым, что они достались парню. Елена чувствовала себя легкой, как пушинка одуванчика, но голова все еще кружилась, как будто она выпила.
Стало намного теплее, и девушка догадалась, что Дамон заключил ее в свою теплую ауру. Дело было не в температуре, а в остром пьянящем ощущении близости; он вобрал ее в себя, ее глаза, и лицо, и волосы, плавающие вокруг плеч облаком золота. Елена покраснела. Она почти слышала его мысли, от которых на ее бледном лице выступил розовый румянец.
Румянец был непроизвольной физической реакцией на тепло и близость, но одновременно она почувствовала и эмоциональную реакцию — благодарность за этот его поступок и признательность за его поступки вообще. Сегодня он спас ей жизнь, если она что-то понимала в вампирах, одержимых малахами Шиничи, вампирах-убийцах. Она не могла даже представить, что бы они с ней сделали, да и не хотела об этом думать. Она просто радовалась тому, что Дамой оказался достаточно умен и безжалостен, чтобы избавиться от них, пока они не добрались до нее.
Чтобы не заметить, насколько великолепен Дамон, надо быть слепой и полной дурой. Конечно, после того как Елена дважды умерла, Дамок не производил на нее такого впечатления, как на других девушек, но факт оставался фактом, грустил ли Дамон или улыбался искренней улыбкой, приберегаемой специально для нее.
Проблема заключалась в том, что Дамон мог читать ее мысли, особенно когда она была так близко, и их ауры соприкасались. Дамон почувствовал реакцию Елены и ответил тем же. Елена не успела толком понять, что тает, и ее невесомое тело обрело вес и оказалось в объятиях Дамона.
Второй же проблемой было то, что Дамон не пытался ее зачаровать; он попался так же, как и Елена, даже сильнее, потому что у него не было никакой защиты. У Елены она была, но барьеры сгорали и плавились. Она не могла думать. Дамон смотрел на девушку таким знакомым взглядом! Но у нее никак не получалось вспомнить где она уже видела этот взгляд.
Елена не могла ничего анализировать, она просто грелась в теплом свете ласки, любви и заботы, и этот свет пронизывал все ее тело.
И Елена отдала себя — полностью. Почти ничего не осознавая, она откинула голову, открывая горло, и закрыла глаза.
Дамон аккуратно повернул голову Елены, поддерживая ее одной рукой, и поцеловал девушку.
Время остановилось. Елена почувствовала, что инстинктивно пытается дотронуться до разума того, кто целует ее так нежно. Она никогда не придавала значения поцелуям, пока не умерла и не стала духом, а потом не вернулась на землю. Ее новая аура открывала тайны чужих мыслей, слов, а иногда и тайны разума и души. Как будто у нее кроме пяти обычных чувств появилось еще одно, новое чувство. Когда две ауры соприкасаются так близко, две души предстают друг перед другом обнаженными.
Почти бессознательно Елена освободила свою ауру и сразу почувствовала чужой разум. Он попытался закрыться. Это было неправильно. Она попробовала задержать его, но он скрылся за твердой каменной стеной. За пределами стены, напомнившей ей виденную когда-то фотографию метеорита — настолько выщербленной и словно бы обгоревшей казалась ее поверхность, — остались только примитивные функции мозга и маленький мальчик, прикованный к скале за руки и за ноги.
Елена была в ужасе. Она понимала, что видит всего лишь метафору, и что не нужно слишком поспешно судить о ее значении. Эти картинки символизировали происходящее в душе Дамона — в той форме, в которой Елена могла это осознать, если смотреть с нужной точки зрения. Инстинктивно она понимала, что видит что-то важное. Она преодолела восторг и сладость слияния душ, и тогда любовь и участие заставили ее заговорить.
— Тебе холодно? — спросила она у ребенка. Длины цепей хватало, чтобы он мог обхватить руками колени.
На нем были какие-то черные лохмотья.
Он молча кивнул. Огромные темные глаза занимали, казалось, пол-лица.
— Откуда ты? — нерешительно спросила Елена, обдумывая способы согреть мальчика. — Не оттуда? — Она махнула рукой в сторону каменной стены.
Он снова кивнул:
— Там теплее, но он больше меня туда не пускает.
— Он? — Елена постоянно искала признаки присутствия Шиничи, злобного лиса-оборотня. — Кто это «он», милый? — Ока встала на колени и прижала мальчика к себе. Он был холодный как лед, а железо цепей обжигало.
— Дамон, — прошептал маленький оборвыш. Он в страхе огляделся, впервые отведя глаза от ее лица.
— Это сделал Дамон? — Елена почти кричала в начале фразы, но закончила совсем тихо — мальчик умоляюще смотрел на нее, а потом кошачьим движением хлопнул по губам.
«Это только символы», — напомнила себе Елена. Она смотрела на разум — и душу — Дамона.
«Точно? — вмешался голос здравого смысла. — Раньше, когда тебе пришлось заглянуть в душу человека, ты увидела внутри нее мир, целые пейзажи, полные любви и красоты, означающие нормальную здоровую работу обычного разума». Елена не помнила имени того человека, но хорошо помнила красоту. Она знала, что ее собственный разум предстанет перед наблюдателем таким же. И она поняла внезапно и четко: она не видит душу Дамона. Его душа прячется за прочной каменной стеной. Он по собственному выбору живет за этой отвратительной стенкой, оставив снаружи только несколько воспоминаний детства, мальчика, отрезанного от остальной души.
