Захожу на кухню, опять по привычке первым же делом направляюсь к холодильнику и открываю его. Пусто. Шарю по шкафам. Итог - пакет макарон. Лень варить. Иду к лестнице наверх, прохожу мимо аквариума. В нем плавает всего три маленьких рыбки. Всех остальных сожрал сом, которому не так давно все же пришлось покинуть аквариум, поскольку этих трех отец решил беречь как зеницу ока. Он вообще любит этих рыб больше, чем нас. Ну и пускай себе любит. По нему с первого взгляда и не скажешь, что хоть к кому-то он еще способен испытывать такие чувства.
Поднимаюсь на второй этаж. Здесь обои точно так же ободраны, линолеум местами вздулся непонятно от чего, а на стене висит одно единственное украшение - картина. Переливающаяся картина с симпатичным пейзажем - водопадом и радугой. Ее сюда так же повесил отец. Чтобы отвлекала от окружающего хаоса.
Зашла в комнату. Здесь все обставлено с не меньшей скупостью. Окно напротив, ковер в центре, в одном углу кровать, в другом - обшарпанный шкаф. Полочку для книг над кроватью прибила я сама. Она то и дело падала, покосившись, и я прибивала ее снова. В этот раз она выглядела более-менее подобающе. Первый блин - комом, первая полка - криво.
Кинула школьную сумку к шкафу, а сама села на кровать. Кровать предупреждающе скрипнула.
Друзья были у меня дома. Знали, в каких условиях мне приходится жить. Думала, высмеют, начнут издеваться, но нет. Только Барни сказанул парочку добродушных шуток и больше к этой теме мы не возвращались. И за это я им благодарна.
Самое время что-нибудь послушать...стоп. Забрала ли я телефон у Накао? Пошарила в карманах джинсов и достала из них маленькую красную раскладушку. Все-таки забрала.
Раскладушка эта была обшарпана настолько, что через стертую краску проглядывали голые микросхемы. О задней его стороне и вовсе говорить нечего: исцарапана всем, чем только можно. Однажды я была по уши влюблена в вокалиста одной довольно известной группы, ласково называя того Бельчонком. Эту влюбленность я решила увековечить и на телефоне, неровными буквами, ножом или ручкой, выведя это нелепое прозвище. Вскоре любовная лихорадка спала, а прозвище прижилось к телефону.
Открыла крышку. Захожу в меню. Экран заливается белым цветом. Завис. Со всей силы бью Бельчонка об край кровати. Теперь работает. Достаю из того же кармана наушники.
Когда-то я любила попсу. Ночами и днями слушала душераздирающие песни про счастливую любовь, несчастную любовь и всякую прочую. Все изменилось, когда я встретила Дамиана и перекачала себе в телефон весь его плей-лист. Кроме металла и гранджа там не было практически ничего. Сначала я слушала это в полуобморочном состоянии, затем привыкла, а потом и вовсе больше не смогла жить без этой музыки. Дамиан ушел, а музыка осталась. Музыка осталась.
Глава 2
Вечер
Когда я открыла глаза, за окном уже смеркалось. Взглянула на часы. Так и есть. Проспала на полчаса. Быстро схватила сумку, выскочила за дверь, спустилась вниз по лестнице, пробежала мимо отца, уже вернувшегося с работы и орущего «Картошка в сковороде!», обула кроссовки и сломя голову понеслась к автобусной остановке.
Автобус подъехал не сразу. Очень не сразу. Минут через двадцать. Потом еще минут на сорок умудрился завязнуть в пробке и вот я стою перед закрытыми дверями обсерватории, шумно втягивая в себя вечерний воздух.
За те несколько часов, которые я провела в наушниках, лежа на скрипучей кровати, дождевые облака все же дали о себе знать. Небо заволокло. Но ничего уже не сделаешь. Последняя мелочь потрачена и остался лишь один путь - пешком.
И я пошла. На этот раз с гордо поднятой головой. День подошел к концу, делать уже ничего не надо, торопиться никуда тоже не надо. Просто иди себе, да иди. Я улыбнулась и ускорила шаг. Как все-таки приятно, когда ты что-то делаешь. Когда ты постоянно в движении, а не стоишь на месте. И какой же дурак Дамиан. И какая же я хорошая.
Иду мимо магазинов, ярких вывесок, витрин. Навстречу мне идут прохожие. Кто-то улыбается, кто-то идет, понурив голову, а кто-то с любимым человеком. Некоторые с друзьями, некоторые с домашним любимцем. Мне будто бы передавалось их настроение по тонким, едва уловимым, невидимым проводам.
Увидишь пса - беги. Беги так быстро, как только сможешь. Беги.
Опять этот голос. Я тряхнула головой.
...беги.
Голос отдавался эхом, проникая в каждый сектор головного мозга. Кто это? Кто ты? Что ты делаешь в моей голове?
...времени объяснять нет. Он следит за тобой, он идет за тобой, он найдет тебя и тогда будет уже поздно.
Поздно? Почему поздно? Что должно случиться?
Я шла мимо модных магазинов одежды. С витрин прохожим дарили радость натуральные меха, пестрые шелковые платья и...сумочки. Крокодиловая кожа? Шкура леопарда?
Раздались крики. Я оторвала взгляд от витрин, остановилась и присмотрелась к тому, что происходило впереди. Народ. Люди, вереща и размахивая руками, бежали. От чего? Пошла наперерез толпе. Мне нужно было взглянуть. Огибала человека за человеком, ускоряла шаг. Я чувствовала. «Это» все ближе. Вопли окружающих будто бы стали тише. А потом и вовсе не стали слышны. Не было никого. Кроме меня и его.
Неопрятная темно-коричневая шерсть отливала в свете уличных фонарей кроваво-красным, острые когти вцепились в холодный серый асфальт, а горящие в темноте грязно-желтые глаза уставились на меня как на музейный экспонат. Между нами какие-то три-четыре метра. Бешено заколотилось сердце.
Беги!
И я побежала. Так быстро, как только могла. А точнее так быстро, как позволяли мне кроссовки. И чувствовала. Чувствовала, как «это» бежит за мной. Как зажглись в предвкушении его глаза, как раскрыта огромная клыкастая пасть.
Начался дождь. Как и во всех остросюжетных фильмах - некстати.
Я бегала быстро. И вообще считалась в школе самой выносливой. Меня всегда ставили в пример на уроках физкультуры. «Бегите как она, дышите как она, думайте как она». Но сейчас...сейчас не урок физкультуры. Это «сейчас» вообще ни на что не похоже. Это «сейчас» может оборваться в любой момент.
Я свернула с главной улицы и направилась в темные переулки. Если конец мой действительно неминуем, то так тому и быть. Не будем тянуть кота за хвост. Стена. Тупик. Вздохнула, остановилась и обернулась. «Это» направлялось ко мне. Теперь уже медленно. Предвкушая. Жертва выбилась из сил, жертва больше не хочет жить, жертва станет закуской.
Одна секунда, две, три...волк встает на задние лапы. Четыре, пять...тело меняется, преображается. Шесть, семь...шерсть исчезает. Восемь, девять...десять.
«Это» хватает меня за горло, прижимает к стене. Пытаюсь сопротивляться, но что я против этого существа? Больно. Воздуха не хватает. Задыхаюсь. Слышу свой собственный отчаянный хрип. Хрип молит о пощаде.
- Вельзевул! - раздался звонкий девичий голос.
Хватка ослабевает. Но «Это» все равно не отпускает меня. Смотрит в глаза, рычит, демонстрируя свои безупречные клыки. Не животное, не человек. Но лицо...человеческое лицо.
Широкий лоб, желтые глаза с вертикальными зрачками щурились, глядя на меня. На левой брови красовался вертикальный шрам, по прямому носу стекали капли дождя, губы слегка пухлые. На плечи спадали до локтей спутанные русые волосы. Не знаю, был ли он красив, или же нет. Похоже ему было столько же, сколько и мне. И готова была поклясться, что он моментально стал бы звездой школы.
- Вельзевул! - снова крикнула девушка.
Он нехотя обернулся. Теперь и я могла лицезреть это чудо, ступающее к нам по мокрому асфальту.
Щуплая маленькая незнакомка была обладательницей ярко-рыжего лисьего хвоста. На голове красовались аккуратные ушки. Длинные рыжие волосы покачивались в такт уверенной походке.
