Их отношения с отцом вызывали со стороны много вопросов. Папа относился к Малкольму… ну скажем так, его крайне радовал тот факт, что все получилось по его сценарию. Следовало догадаться, что ни один нормальный родитель не отправит дочь жить с незнакомым мужчиной. И ведь выбрал же… оборотня! Папа точно знал, как заставить меня смириться с демонической сущностью.
— Твой отец спас мне жизнь. Вытащил из разрушенного войной города. Привез в Амбрессию и помог поступить на службу. Для оборотня из Орхара не было других вариантов, только армия. Когда удалось заработать денег, я ушел и поступил в академию. Мне так надоели все эти битвы, погони, трупы, осады, что я даже магом проработал всего несколько лет. Поступил в аспирантуру и остался преподавать. Потом на меня свалилась ты, и вот, вместо «я тьма, я смертоносный монстр», лежу и делаю «фыр-фыр-фыр».
Я рассмеялась и убрала руку, которой, задумавшись, почесывала его затылок. На освободившуюся конечность тут же запретендовал Ося.
И все же что-то в рассказе Малкольма меня смутило. Как будто он не врал, но и не говорил всю правду. Чуть поразмыслив, я вскоре поняла, что именно. Когда случаются такие истории, спасенная жизнь рождает искреннюю и бескорыстную дружбу. Ну, в основном. А Малкольм словно одновременно уважал отца и ненавидел. Что-то чувствовалось между ними… непростое.
Но я не стала выпытывать дальше. Мне хотелось сохранить хрупкое душевное равновесие всех обитателей дома.
— Когда уже нас выпустят. — вздохнула я. — Устала.
— Знаю.
— И когда у папы отпуск закончится, а?
— Ты что, папа приехал причинять добро и наносить радость любимой деточке.
— Да, только его так много. Папа везде!
— А где не папа, там Ося, — фыркнул Малкольм.
Это он о вчерашнем. Я так закопалась в разработку артефакта к следующему этапу, что забыла узнать результаты предыдущего. Как-то все навалилось резко, много и разом. Приезд отца, потом перспектива остаться без образования и в глуши, потом облегчение от того, что папа просто не так все понял. Заданий становилось все больше, общения с девочками — меньше. Я так и не решилась сказать девочкам о нас с Малкольмом.
Вчера я сидела у себя, дописывая теорию на конкурс, когда поднялся Малкольм, чтобы сообщить, что я прошла в следующий тур.
Победу одержала Дарина (и ее баклажаны были самым божественным, что я ела в своей жизни, хоть они и не были сырым мясом!). Следом шла девочка с крем-десертом под карамельной корочкой (его мы съели на завтрак, и больше всего оценил папа). Затем шла какая-то рыба и, наконец, мой тартар. Трое (включая Малкольма) поставили мне за него высший балл, еще трое поставили на второе место, и остальные засунули куда-то в середину, что в сумме дало мне прекрасное четвертое место.
— Мне кажется, это потому что они побоялись, что обвинят в расизме.
— Да какая разница? Может, они просто побоялись меня. Их проблемы, — пожал плечами Малкольм.
— Никто же не знает.
Я вздохнула. Оказывается, встречаться с кем-то, кто старше, богаче, сильнее и умнее (странно, что я поставила «умнее» на последнее место в этом ряду, но клянусь, подумала именно так!), немного сложно. Постоянно чувствуешь себя. Осей.
— Все намного интереснее. Все думают, что знают. Это прекрасно. Чего делаешь?
Он сунул нос в мои черновики, а так как мне не хотелось показывать наработки по артефакту, я стала их прятать. Мы начали беситься, потом целоваться, потом все перешло на новый уровень, а потом пришел Ося.
Граней его таланта оказалось ОЧЕНЬ много. Так, например, мы узнали, что если Осе надо, то он умеет взлетать и нажимать носом на дверную ручку. А потом с видом оскорбленной зверушки лететь прямо туда, где двое только начавших отношения людей (или нелюдей) изучают друг друга.
Запал как-то пропал. Любопытный нос Оси убил все напряжение.
Потом заявился папа. Как и положено отставному военному, заявился как в казарму. Без стука и перейдя сразу к делу:
— Дочь! Почему ты не сказала, что тебе угрожают?
— А?! — дружно подняли головы мы.
Папа внимательно осмотрел меня, Малкольма, кровать, Осю на ней. Ничего не понял, но на всякий случай нахмурился.
— Я вам помешал?
— Нет, — флегматично зевнул Малкольм. — Мы уже сами помешались. Так кто там угрожает Асе? Давай я ему пригрожу.
Вместо ответа папа потряс МагПадом.
— Вы видели, что они туда выкладывают? Что пишут? О вас, об Асе, о тебе?
— Да, мы решили, что раз не можем победить, то надо соответствовать. А что?
— И вы не в курсе, кто это делает?
Я пожала плечами.
— Возможно, Генри, но доказательств нет. Да и что я буду делать, если они найдутся? Устрою разборки у ректора? Нажалуюсь его отцу?
— Даже не думай связываться с отцом Нолана! — строго произнес отец. — Но того, кто все это выкладывает, я найду.
С этими словами он собрал все МагПады и закрылся с ними в кабинете. А Малкольм задумчиво спросил:
— Почему мне кажется, что теперь я в этом доме тоже чей-то ребенок?
Вот и сейчас папа дождался, когда у нас закончатся занятия, отобрал МагПады и снова погрузился в работу. Я, честно сказать, имела определенные сомнения насчет талантов отца в области артефакторики. Но решила их не высказывать. Когда папа занят, он не мешает мне валяться на диване.
Как же все-таки сложно выстраивать отношения, когда ты заперта с человеком в одном доме!
С одной стороны тебя распирают эмоции. Влюбиться в преподавателя, в Малкольма Кригана! Как?! Зачем?! Это даже не выглядит возможным! Но все же вот он, вполне спокойно одной рукой меня обнимает, а второй держит книгу… и совсем не считает, что это странно или неправильно.
Когда ты встречаешься с кем-то, у тебя есть передышки. Можно закончить свидание и вернуться домой, где все как следует обдумать. Можно волноваться в ожидании следующего. Можно переживать, что он давно не заходил или что скоро ваш первый совместный выход на вечеринку, а у тебя растут рога.
А сейчас я словно перескочила этап прогулок по парку и совместных ужинов, нырнув почти в семейную жизнь. Странную семейную жизнь, состоящую из лекций, занятий, поцелуев и… все. Как и любую девушку двадцати лет, меня очень волновали вопросы близости.
От классического «а если я ему разонравлюсь» до сакраментального «интересно, папа подслушивает или у него просто интуиция настроена вваливаться ко мне в комнату в те моменты, когда у меня начинает складываться личная жизнь»?
Но все же я наслаждалась пусть и такой искаженной версией романа. После Генри чувствовать себя красивой и
