до последнего.
– Хорошо, принцесса, я спасу твоего папу, – заявила я и улыбнулась. – Только ты уж не обессудь, если он будет выглядеть не совсем так, как раньше.
– Ничего, – кивнула она с неожиданной серьезностью. – Лишь бы был живой. А как он выглядит – для меня не имеет никакого значения.
И столько скрытого было в ее словах, что меня встряхнуло изнутри.
Но я не успела спросить, что она имеет в виду. Отдав мне куклу, Анаис подскочила на ноги и быстро-быстро умчалась прочь, лишь у самого выхода на миг остановившись и бросив:
– Не говори папе, что я была тут. Я придупозже.
А потом ее и след простыл. Я снова осталась в покоях Красного дожа в полном одиночестве.
Ну или,по крайней мере,мне хотелось на это надеяться.
Я прошлась по пустынным комнатам, полным мрака и тайн, остановившись напротив узкой винтовой лестницы, что вела куда-то вверх.
Сердце глухо стукнуло в ребра. Я поставила ногу на первую ступеньку, затем на вторую и стала подниматься в кромешную тьму. На лестнице, естественно, не было ни одного факела или фонаря и было совершенно ничего не видно. Но я шла и шла вперед, пока не очутилась в помещении, напоминавшем кабинет. Здесь в полукруглой оконной нише дивной красоты разместился диван с мягкими гобеленовыми подушками, неподалеку стоял ромбовидный стол с глубокими креслами, а лунный свет заливал комнату сквозь разноцветное витражное стекло.
Я двинулась вперед вдоль правой стены, мое внимание привлек небольшой секретер, на котором лежала раскрытая тетрадь с символами и записями. Издали было видно, что записи сделаны от руки, и я хотела узнать, о чем они. Ведь они выведены кистью Красного дожа.
Чем ближе я становилась к тетради, тем громче билось мое сердце, потому что там на левой странице оказался начерчен схематический рисунок, в котором просто невозможно было не узнать предмет, что терзал мое сознание все последние сутки.
Виал Первых драконов. Артефакт, который манил меня в ту ночь,когдая впервые появилась в покоях Красного дожа. Украшение дивной красоты, в краже которого меня чуть было не обвинил Сициан. Тот самый предмет, который явился ко мне в видениях у гаруспика Рыжей Синицы.
Я уже была очень близко и предвкушала раскрытие какой-то тайны! Откуда у дожа этот виал? Знает ли он о его назначении или хранит как древнюю реликвию? Умеет ли он им пользоваться?
Слишком много вопросов, а ответы так близко…
К сожалению, лишь в самый последний момент я заметила, что на столешнице среди прочих вещей стоит каменная пепельница, а в ней – изогнутая трубка, из которой все еще идет мелкий дымок…
– Час дракона, Александра, – раздался вкрадчивый голос у меня за спиной, и все внутри перевернулось, чтобы взорваться пламенем и рассыпаться раскаленными угольями. – Самое время, чтобы прийти к дракону, не так ли?
Перед глазами вспыхнуло ослепительно живое воспоминание: кроваво-красный дракон, вся кожа которого, кажется, состояла из огня. Огромная пасть, полная клыков и пламени, и взгляд, направленный прямо на меня.
В ногах появилась ощутимая слабость.
Сложно было поверить, что все это настоящее. Что не привиделось. Но других вариантов не оставалось.
– Тем драконом… были вы? – все же выдавила я, поворачиваясь к повелителю Огненной луны. Чтобы убедиться. Окончательно.
Сициан был прекрасен, как и всегда. Черные волосы спускались на широкие плечи, алый взгляд в полумраке будто бы слегка светился. Этой ночью на доже был только один черный халат, подпоясанный мягким серебристым ремнем. Ткань едва различимо поблескивала контуром чешуи, словно имела не гладкую фактуру, а вот такую – странную, почти волшебную.
На мой вопрос густая бровь Сициана взлетела вверх и на миг замерла.
– Если ты имеешь в виду большого красного, как солнце, красавца с раскаленными, словно жидкий металл,крыльями, то да, это был я, – усмехнулся одной половиной рта мужчина. Затем подошел ближе к столешнице, присел на ее край, взяв все еще дымящуюся трубку в руку. Поиграл ею, покатав между пальцами, и каждое мгновение смотрел мне в глаза.
Воздух в помещении нагрелся так быстро, словно кто-то подпалил разом дюжину костров.
Я дала себе коротенькую паузу и судорожно вздохнула, попытавшись напомнить себе, что вся моя реакция на этого человека – чистой воды физиология, обусловленная местными афродизиаками. Впрочем, мозги от этого тверже не становились.
Хотелось улыбаться.
– Низкой самооценкой вы не страдаете, не так ли? – выдохнула я, чувствуя нездоровый прилив веселости.
Теперь и вторая бровь Сициана удивленно взметнулась.
– А ты так и не научилась контролировать свой язычок, не так ли? – тут же ответил он, и кожу закололо мурашками.
Я пожала плечами.
– Если я научусь держать язык за зубами, что от меня останется? –Яперевела взгляд на столешницу, где мгновение назад лежала тетрадь с рисунком, но ее там больше не было. – Я потеряла свой дом, своих близких. Свою работу. И стала вещью, которую можно схватить и унести. Хотелось бы сохранить хотя бы язык.
Сициан слушал меня, неторопливо поднося трубку к губам, втягивал воздух и спустя пару мгновений выдыхал густой мягкий дым, пахнущий травами и дикой малиной.
– Что ж… – проговорил медленно дож.–Так и быть, пусть твой язык остается прежним, я это как-нибудь переживу. В память о том, что ты спасла мою жизнь и рассказала о готовящемся покушении.
Это было так неожиданно, что я резко вскинула голову и взглянула в алыеомуты, пытаясь найти там подвох.
В глаза дожа смотреть было все еще больно. Почти невыносимо. Его огненное внимание тут же проникло в меня будто бы через зрачки, протекло по горлу горячей лавой и через желудок опустилось в основание живота, отдаваясь там ноющей, остро-приятной пульсацией.
Я с трудом сдержала стон.
– Расскажи мне о своем мире, – попросил он вдруг. Спокойно. Словно мы вели беседу, как старые друзья.
Еще несколько мгновений я смотрела ему в глаза, а затем ярко-алые радужки стали темнеть,
