— Позвольте нам хотя бы с ней увидеться! — потребовал Конрад, в его голосе мелькнуло отчаяние.
Я вспомнил кристальную убежденность Милдрит в том, что он всех своих детей любит одинаково, и то как она ни словом, ни интонацией не дала понять, что отец ей не отец, хотя ведь наверняка знала… и мне стало его почти жалко.
Но прямо сейчас этой жалости во мне не было места.
Прямо сейчас мне хотелось увидеть Милдрит, обнять ее, сказать, что я знаю, что она не одна, что…
— Мы передадим ей ваше пожелание, — терпеливо повторил Эйнар. — Если она захочет, она с вами встретится. Ну а сейчас, не могли бы вы любезно посвятить нас в подробности? И, если позволите, я приглашу к разговору нашу целительницу?..
Милдрит
Я устроилась на кровати полусидя, обложившись подушками и усиленно учила общую анатомию. Вернее, пыталась. Плохо мне было просто исключительно. Нет, ничего не болело, и к счастью — терпеть не могу боль, это же просто гадость какая-то! — но удивительной мерзости самочувствие накатывало волнами, радуя оттенками ощущений и заставляя откладывать учебник и пережидать.
Жар.
Озноб.
Слабость и тошнота.
Слабость без тошноты и тошнота без слабости.
Тремор.
Испарина.
Вместе, по отдельности и в различных комбинациях.
Как же хорошо, что сегодня у нас день на самоподготовку и занятия будут только завтра!
Как же плохо, что завтра у нас зачет по общей анатомии. Общая анатомия закрывала промежуточные экзамены у первого витка, и я точно знала, что на этот экзамен я попаду, даже если у меня отнимутся ноги и руки — просто поползу, цепляясь челюстью за пол!
Вариант “попросить друзей меня дотащить” был, конечно, проще и да повероятнее как-то, но выглядел менее драматично.
По итогам сдачи экзамена по общей анатомии я должна была получить свой почетный, бессмысленный, но такой желанный статус лучшей адептки потока. У меня всё посчитано!
Осталось только сдать. Любой ценой.
Обещанные побочные эффекты настигли меня быстро, через два дня приема экстракта белоцвейки — тех самых зеленых пилюль, честно украденных у целительницы Маргрит. Сначала я перестала спать, и это было даже кстати, потому что теперь по ночам я могла готовиться к экзаменам. Потом пропал аппетит, и это было уже хуже — потому что основы целительства нам успели преподать. Да и без них моего соображения и здравого смысла хватало, чтобы понять: не будет пищи в организме — не будет источника восстановления сил.
Еду приходилось запихивать в себя через силу, да еще изображать перед друзьями, что со мной все отлично.
Желудок протестовал и сжимался. Друзья смотрели с подозрением. Во взгляде Беатрис было молчаливое, тяжелое отчаяние.
Соседка в последнее время вид имела маятный, и то избегала моего общества, то, наоборот, словно приклеивалась ко мне, ни о чем не спрашивая, а наоборот, тормоша и веселя разговорами.
Не знаю, что с ней творилось, но, сказать по совести, я была эгоистично рада, что она не пытается посвятить в эти проблемы меня.
За то короткое время, что мы были знакомы, я успела полюбить Беатрис, как сестру, ближе нее и ребят у меня никого не было — но сейчас у меня просто не хватило бы сил, чтобы вникать в какие-то жизненные трудности, кроме своих собственных…
От сочетания стимулятора и стимулятора стимуляторов мне постоянно хотелось пить, и в кувшине воды, принесенном мной с утра, оставалось на донышке, но по нужде я за весь день ни разу так и не сходила: лишняя жидкость выходила из меня с потом.
Стук в дверь раздался после очередного приступа дурноты и перед следующим, когда я, в очередной раз приложившись к стакану с водой, наслаждалась тем, как едва прохладная вода бежит по гортани и пищеводу.
— Кто там? — оторвалась я от животворящей водички.
— Милдрит, это я, нужно поговорить. Разреши мне войти.
Я узнала голос Ала, а затем он толкнул дверь, не дожидаясь моего ответа.
Сдавленно пискнув, я попыталась одновременно убрать стакан, придать себе пристойный вид и что-то еще, но Алвис, закрыв за собой дверь, в пару шагов пересек нашу комнату, опустился рядом со мной на кровать и сгреб меня в охапку.
Я снова пискнула, в этот раз растроганно (и немного — задушено), а он, уткнувшись носом мне в волосы, держал меня, слегка покачивая в объятиях и иногда целуя в макушку.
…ну, Ал, ну, предупреждать же надо, я бы причесалась к твоему приходу!
И ночную сорочку, промокшую от испарины, на свежую бы сменила.
И постель в пристойный вид привела!
Мысли эти удерживали меня на плаву и не давали растечься карамельной лужей в крепких, теплых, таких нужных объятиях. Ужасно хотелось пристроить голову ему на плечо, и жаловаться-жаловаться-жаловаться, какая я бедненькая и как мне плохо.
— Почему ты мне не сказала?
— Не сказала — что? — встрепенулась я, выплывая из сиропных мыслей.
— Брось, Милдрит. Твои родители здесь, в академии Семи ветров. Они всё рассказали.
Ч… что-о-о?!
Родители? Папа и мама?
Я дернулась, пытаясь выпутаться из его объятий.
— Рассказали — что?
А потом меня озарила еще одна блестящая мысль, и я вдогонку уточнила:
— Кто именно — мои родители?
У Алвиса вырвался смешок, но он получился каким-то болезненным, горьким. Он снова прижался ко мне поцелуем, и приглушенно произнес мне в волосы:
— Твои родители — Конрад и Астра Рейон дю Солей. А рассказали — о твоем происхождении и твоих сложностях с магией.
“Сложностях”… Как он деликатно!
— И я понимаю, почему ты мне не сказала. Но следовало сказать, — продолжил он тем временем.
— Да? И что бы ты сделал, если бы узнал? — я попыталась отстраниться, чтобы видеть его лицо, и теперь с подозрением Алвиса рассматривала.
Что-то не нравится он мне! Вот раньше всегда нравился, а теперь что-то перестал. Вид — у меня краше. А я себя до нынешнего состояния не один день доводила, старалась очень.
— Я бы постарался тебе помочь. Попросил помощи у наших. Что-нибудь бы пр
идумал.
— То есть, запер бы меня в лазарете, на каждый чих сгонял бы ко мне целителей и заставил их обращаться со мной, как с фарфоровой вазой? — Еще более подозрительно уточнила я. И кивнув своим умозаключениям, удовлетворенно подвела итог, — И на кладбище бы точно не повел!
Ал выглядел так, словно каждым своим словом я вбивала в него гвозди. Или по-живому обдирала чешую.
Я прикусила язык — образно, и губу — фактически:
— Ал… Ал, ты чего так расстроился? — И, испытывая огромную, мучительную вину, погладила его по лицу. — Я же предупреждала! Не надо в меня… ко мне привязываться!
Слушать сейчас его эмоции было попросту страшно, и я трусливо повыше подняла щиты.
Он с тихим смешком прижал меня к себе и снова уткнулся в волосы лицом.
— Не предупреждала, — тихо хмыкнул, целуя меня, на этот раз, для разнообразия, в висок.
— Да?.. Значит, только собиралась… — я растерянно хлопнула глазами, судорожно роясь в памяти.
Кажется, действительно, не предупреждала!
— Вот ведь, незадача! — Я выпутала из хватки одну руку и погладила его по плечу. — Прости, меня, пожалуйста! Я честно-честно собиралась! Просто… отвлеклась!
Он, по ощущениям, покачал головой, и перехватил меня поудобнее. И покрепче.
— Ал, — нерешительно помявшись, я собралась с духом, и задала вопрос, который мучал меня, как только он сказал про родителей и про то, что драконы знают о моей немощи. — А что теперь со мной будет? Меня… отдадут, да?..
И словно в бездну отчаяния окунулась от этих прозвучавших вслух слов.
В бездне порока мне нравилось больше!
— Что? — В голосе Алвиса звучало искреннее удивление. — Что за глупости, Милдрит?
Он даже оторвался щекой от моей макушки, и теперь разглядывал меня с изумлением:
— Это академия Семи ветров! Отсюда адептов не отдают!
— Ну… — протянула я, смущенно ковыряя пальчиком рубашку на его груди. — Какой смысл драконам тратить силы и время на то, чтобы меня учить?
