И Георг в сердцах ударил кулаком по стене.
— Что? Что ты сказал?
Надо было уйти. Развернуться и убежать, обратиться к отцу Клэя, попросить защиты у Медного. Но эти слова будто бы приковали меня к месту, я не могла пошевелиться.
— Что ты сказал о моей маме?
Георг открыл было рот, чтобы ответить. В его потемневших глазах горела злость. Не знаю, что он сказал бы в следующее мгновение, но мы оба услышали треск и подняли голову. Я ничего не поняла толком. Лишь услышала грохот, закашлялась в пыли. Меня уронили на пол и придавили, я на пару мгновений точно отключилась. Дыхание перехватило, все погрузилось во тьму, а нога взорвалась дикой болью, словно на нее упало что-то тяжелое.
Все смолкло. Ни звуков. Ни движения. Ничего. Только боль в ноге, удары сердца в абсолютной тишине и темноте.
— Что… что за?
Я застонала, потому что ногу действительно придавило что-то тяжелое. Обломок лестницы, наверное. Похоже, обрушился пролет, и нас чудом не убило.
Боль была такая, что на глаза навернулись слезы. Наверное, сломана. Но все могло бы быть намного хуже, если б не Георг, закрывший меня от особенно крупных осколков. Специально или случайно так вышло?
— Эй! — Я толкнула его изо всех сил.
Но сил было мало.
— Георг! Поднимись! Я так долго не протяну.
Он застонал и очнулся. Пока приходил в себя, пока соображал, что случилось, я уже была готова орать от боли и желания выбраться. Я ведь боюсь закрытых темных пространств, с тех пор как лежала в больнице, боюсь!
— Погоди, Вил. — Георг осмотрел масштабы разрушений. — Не дергайся, хуже сделаешь, дай я камень уберу.
Ногу опять пронзила боль, и тут я уже не сдержалась. Неужели на мои вопли никто еще не прибежал? В академии что, вообще никого нет?! Сумасшествие какое-то.
— Перелома нет.
Я сдерживала слезы, пока отчим ощупывал мою пострадавшую конечность и пытался заставить меня согнуть ногу в колене. Перелома, может, и нет, но обращаться еще неделю не смогу, а нога распухнет и станет модного синего оттенка.
— Ушиб сильный, возможно, трещина, но кость цела. Лекарский дом с этим справится минут за пять, еще денек похромаешь.
— Что случилось?
Все вокруг оказалось в пыли и мусоре. А мы были заблокированы в крошечном промежутке между рухнувшей лестницей и стеной каморки. Стояли бы чуть правее, через пару дней народ плакал бы на похоронах. А так пострадала всего лишь моя нога, да Георг получил пару синяков.
— Лестница рухнула. Вопрос в том, — Снежный отряхнул руки и попытался сдвинуть обломки, — сама ли. Нет, нам отсюда без посторонней помощи не выйти.
— Кто-то должен был слышать шум! Это же не просто стул уронили, здесь лестница рухнула!
— Полагаю, всего один пролет. И так удачно на нас… Ладно, обход все равно будет, потерпи.
Он уселся рядом со мной на пол, привалившись к холодной неровной стене. Среди кусков лестницы, пыли, грязи и разбросанных вещей угадывались метлы и какие-то ведра. Смешно подумать: застрять в подсобке, когда кто-то обрушил на тебя лестницу. Ну, или она упала сама.
— И что? Почему ты меня не убил? Камнем по голове — и скажешь, что сверху упал. Заберешь кулон. Ты же к этому стремишься.
Георг искоса на меня глянул.
— Я не хочу тебя убивать. И не собирался.
— Серьезно? — Я хохотнула.
— Вил, я не убил бы подростка, девушку. Почему, как думаешь, я пытался забрать у тебя кулон, сначала поместив в больницу, а потом здесь, обманом? Если бы я хотел тебя убить, я бы давно это уже сделал.
— Что ж… резонно. Но все же почему? И что ты говорил о моей матери? Что она тебе сделала?
— Ты не хочешь знать это, Вил.
Сейчас Георг выглядел и говорил по-другому. Может, это и странно, но мы никогда не беседовали с ним. Пока была жива мама, он был ее мужем, а не моим отцом. Потом она умерла, и Георг стал врагом, с которым я отказывалась общаться. Да и теперь, с переездом в Лесной, мы ни разу не поднимали тему его неуемного интереса к артефакту.
— Хочу. Я хочу знать, почему ты сказал, что я лучше матери.
Уже в этот момент, сидя в каморке под лестницей (причем в буквальном смысле), я поняла, что мир мой после рассказа Георга перевернется.
Мать была единственным человеком, которому я доверяла. Единственным, с которым делилась. И, наверное, до сих пор единственным, кого любила. Она гордилась моей силой, гордилась мной. Считала меня равной и ничего не скрывала. Ни отца, ни их историю.
Но в то же время, уже став старше, я отчетливо поняла, что мама и герцогиня Снежная — совершенно разные люди. Мама жестко управляла территориями, что ей принадлежали. Но на севере иначе нельзя. Либо ты жесток, либо мертв. Морозы, хищники, охотники, нечисть — да кто только не желает прикончить зазевавшегося беспечного дурачка.
И все же я хоть и хотела услышать, что скажет Георг, готова к этому не была.
— Я окончил лекарскую академию и приехал на Плато, — начал он. — Я был обязан оказывать помощь нескольким деревням, в том числе и тем, что находились в подчинении твоей матери. У меня не было ничего, только образование и желание работать. На севере хорошо платили, я намеревался заработать денег и купить дом в Верхнем.
В деревне, в той, что была рядом с вашим замком, жила Ханна. Между нами не было какой-то особой невероятной страсти, да и удивительные истории с нами не происходили. Мы просто понравились друг другу, несколько раз встретились. Я водил ее к источникам — узнал у местных, где они находятся. Мы не думали о свадьбе, мы просто дружили, и все.
— Моя мать была против, — догадалась я.
Но Георг лишь покачал головой.
— Твоей матери было плевать, кто и с кем гуляет. Родителям Ханны я не нравился, и в итоге они запретили нам общаться. По своей наивности я подумал, что это из-за дружбы. Что я должен жениться на ней. Но, оказалось, это из-за того, что я не могу обеспечить Ханну.
— А ты правда не мог?
Я чувствовала, что должна как-то поддержать разговор. Возможно, Георг рассказывал мне сейчас то, что не рассказывал никому. Это надо было уважать независимо от наших отношений.
— Ей пришлось бы работать, конечно. Откуда у меня были деньги? Я предлагал немного подождать, чтобы ее родители остыли. В итоге они разрешили бы нам быть вместе, я в этом до сих пор уверен. Но Ханна не хотела ждать и подбила меня на побег.
Далеко мы не ушли, ее отец нас вернул и крепко разозлился. Он сказал, что Ханны мне не видать, да и работы. Потащил нас к твоей матери. Она должна была разбирать подобные споры, будучи владельцем земель. Она не слушала ни воплей Ханны, ни моих просьб. Просто велела отослать девушку подальше, стерла у нее все воспоминания обо мне, а еще написала просьбу в столицу Плато, чтобы меня уволили.
