не впихнут в эту ужасную тюрьму, где и присесть негде. Признаюсь, что в какой-то момент я разрыдалась как героиня третьесортной мелодрамы на плече своего возлюбленного. И прорыдала не парочку минут, а добрых половину часа.
— Успокоилась? — ласково спросил Зенон, когда я, наконец, прекратила плакать и отстранилась, чтобы вытереть глаза.
— Более или менее. И, кажется, чувствую себя практически нормально.
— Это радует. Все ждали, когда же ты проснешься. Хочешь послушать, почему все так закрутилось, кто преступник и почему так произошло?
— Еще спрашиваешь? — Удивилась я, еще раз пошмыгав носом. — Конечно, хочу. Я только поняла, что в краже каких-то важных документов замешана леди Кэйнор, а остальное для меня загадка.
— Хорошо. Но, если ты не против, то я позову сюда всех, чтобы они могли убедиться, что тебе лучше, да и полную версию происходящего им послушать тоже полезно будет.
В мире метаморфов давным-давно существовало две фракции. Часть метаморфов была против появления дарованных в Найруфере, а некоторые за.
— Было это не меньше пары сотен лет назад, если не ошибаюсь, — сказал Зенон. — Я тогда еще даже не был Эрцзащитником. Но точно помню, что на эту тем велось много ожесточенных споров. Большинство метаморфов было против подобной дискриминации, поэтому эта тема вскоре исчезла сама собой, хотя сторонники дискриминации остались. Например, семья леди Кэйнор.
Леди Кэйнор, как и все ее родственники, были потомственными метаморфами. В их роду никто и никогда не женился или не выходил замуж за дарованных или приглашенных в Найруфер. И они безмерно гордились «чистотой» своей крови. Пару десятков лет назад отец леди Кэйнор — Норж — получил должность в совете, следовательно — возможность предлагать какие-то изменения. И, разумеется, его предложения снова коснулись того, чтобы запретить другим расам переселяться в Найруфер, а также урезать права дарованных, сделав из едва ли не существами второго сорта.
Разумеется, эти изменения никто не поддержал и в этот раз. Но сэр Норж не терял надежды, хотя бы потому, что важные должности — Эрцгерцога и Эрцзащитника — занимали молодые метаморфы, чей авторитет можно было подорвать.
— Вот тут-то они и разработали план. Разумеется, прилично им помог Кемлар, которого я до этого подозревал в шпионаже, а потому отправил в тюрьму.
Чтобы провернуть весь план, надо было найти жертву, на которую повесят все грехи, а также убрать из замка Эрцзащитника. Жертвой стала я, причем пришла в их сети лично. А вот выманить из замка Эрцгерцога помог Кемлар, который устроил беспорядки в одной из деревень. Из камеры ему помогла сбежать леди Кэйнор. И вручила те самые документы, в краже которых обвинили меня.
— Вот такая история, — завершил рассказ Зенон.
Но оставались вещи, которые мне были непонятны. Правда, спрашивать о них я не рисковала, потому что боялась, что в ответ меня тоже спросят. Например, что я делала там, где меня быть не должно было. К счастью, не я одна была чрезмерно любопытной: расспрашивать начал Ринер.
— Только я не пойму, почему выбрали жертвой именно Элейн? Ее метаморфы неплохо знают, не легче ли было найти кого-то, кого точно не поддержат?
— Пожалуй, на этот вопрос отвечу я, — сказал Райне, подперев рукой подбородок. — Видишь ли, братишка, леди Кэйнор с какого-то перепугу решила, что леди Элейн добивается внимания Эрцгерцога, а тот отвечает ей взаимностью. На самом деле, Элейн — идеальная жертва, с какого ракурса не посмотри. Она знакома не только с Эрцгерцогом и Эрцзащитником, но и со многими другими доверенными людьми. Если бы оказалось, что Элейн — предательница, то авторитет всех, кто составлял основу управления замком, был бы подорван. К тому же, как созналась леди Кэйнор, после всего она бы с удовольствием утешила Эрцгерцога. И, разумеется, вышла бы за него замуж, как и планировала. Вот такие вот дела. Влюбленные женщины — самые страшные женщины.
— И ты мне говорил еще, что у вас в Найруфере очень безопасно! — возмутился Ринер. — Ладно, с этим понятно. Но у меня еще вопрос, точнее, даже два. Зачем надо было выманивать сэра Зенона? И почему Эрцгерцог вместе с Аниэль в срочном порядке сбежали из замка?
— Все очень просто, милый братишка Райне, — фыркнул Зенон. — Если бы я был здесь, то всего этого бардака не было бы. Любой воин в этом замке подчиняется исключительно мне. Если я скажу отпустить, то они отпустят. Если я скажу расследовать, то они будут расследовать, даже если свалятся замертво. Проще говоря, я бы точно что-то заподозрил и разобрался в произошедшем, не позволив тем, кто не виноват, пострадать. А Эрцгерцог убрался из замка вместе с леди Аниэль по одной простой причине — он заметил на ней проклятие, которое, как я узнал недавно, леди Кэйнор подарила на балу. Из-за него леди Аниэль и упала в обморок.
— Это ужасно. Одна женщина — а столько бед натворила. Элейн, послушай, я только одного понять не могу. Тебя-то как эта женщина заманила в зал советов, да еще и со связкой ключей? — Ринер повернулся ко мне.
Помните, я радовалась его любопытству? Забираю все свои слова обратно. Но делать нечего, пришлось рассказать всю мою историю с самого начала, заработав от всех без исключения укоризненные взгляды.
— Зенон крутил в руке осколок, рассматривая его. Я смиренно, как самая примерная ученица младших классов, сидела на стуле, сложив ручки, и смотрела на Зенона. С того момента, как состоялся разговор, в ходе которого я созналась во всем вранье (или утаивании), прошло три дня. За эти три дня я только отсыпалась, ела и, разумеется, целовалась с Зеноном. Зенон в точности следовал указаниям лекаря — никак меня не расстраивать, даже немножко, даже случайно. Но вот вчера Зенон притащил мне осколок бутылки и положил рядом с кроватью, попросив проверить, то или не то, что я искала.
А вот сегодня начался разбор полетов, иначе не назовешь.
— То есть. Ты. Хочешь сказать. — Зенон рубил слова, словно был в неописуемом гневе. — Из-за вот этой вот. Стекляшки. Вся беда?
Зенон спрашивал уже в третий раз об этом. Или четвертый? Честное слово, я сбилась со счета. В первые пару раз я заученно повторяла историю о том, как один не очень хороший дух отправил девушек исправлять свои
