Так или иначе, я сомневалась в этом. Оставляя его, я чувствовала как разрывается мое сердце. Действительно, мое сердце постоянно разбивалось. Можно подумать, что это может случиться только один раз. Это было то, чего я хотела. На что я поставила свою вечность. Кириакос был счастлив. Я спасла его и должна быть счастлива в ответ. Тем не менее, я чувствовала себя несчастнее, чем когда я стала суккубом. В тот момент я решила, что больше никогда не буду использовать форму Леты и ее имя. Я также хотела стереть ее из своей памяти…
— С тобой так просто, — прошипел онейрид.
Я решила, что это был Второй. Я вернулась в коробку.
— Нам даже не нужны ворота из слоновой кости.
Я была так поражена воспоминаниями о Кириакосе, правдой о том, что в действительности значит быть стертым из чьей-то жизни, что была склона согласиться со Вторым. Затем во мне зародился крошечный проблеск надежды. Я внимательно рассмотрела обоих онейридов.
— Что было в другом сне? — спросила я. — Перед этим о моем муже? Почему вы не позволили ему закончиться?
— Это был конец, — сказал Первый. Его голубые-голубые глаза были такими же, ничего не показывающими.
— Не конец, — доказывала я. — Вы его порезали. Но получилось не так как вы планировали, так ведь? Мои друзья узнали что-то от Данте, что-то такое, что вы не хотели чтобы они узнали.
— Они ничего не нашли, ответил второй. — Это была ложь. Мы дали тебе ложную надежду, надежду, которая разлетится в прах, когда ты будешь тратить свою вечность здесь.
— Вы врете, — сказала я. Искра, вспыхнувшая во мне разгорелась чуть сильнее. — Этот сон был правдой.
Первый присоединился к опровержению: — Единственная правда — это то, что ты не можешь ощутить разницу. И что нет никакой надежды.
— Вы лжете, — сказала я, но от взгляда двух пар холодных глаз, рассматривающих меня, моя надежда дрогнула.
Меня заполнила неуверенность. Я прошла чрез столь многое, своего рода психическое изнасилование, что я еще раз задумалась, могла ли я доверять себе. Мои слова были смелыми, но я больше не знала, можно ли им верить.
Второй улыбнулся, заглядывая в мой разум.
— Сон, — сказал он.
Мое изначальное время с Онейридами было смесью из правдивых и ложных снов. По мере того, как время шло — и, по-правде, я не могла сказать как долго это продолжалось — большинство из них казались правдивыми. Также были просмотры каждого ужасного воспоминания или намеки на мою современную жизнь, предназначенные, чтобы деморализовать меня и заставить скучать по дому.
Я по-прежнему разрывалась на части, все еще больше ощущая себя животным, чем человеком или суккубом или… кем-то еще. Все же, крохи рациональности во мне мучил вопрос о резкой нехватке ручной работы в видениях. Можно было предположить, что онейриды были ленивы. Что они просто давали мне переработанный материал, и всякий раз, когда я действительно видела своих друзей в мире, у меня складывалось впечатление, что это меньше походила на сон, а больше походило на переключение онейридами телеканалов, чтобы я оставалась невнимательной и давала им возможность кормить что-то на убой. Это почти выглядело так, что, будто они заставляли меня напряженно трудиться, потому что… ну, они были заняты. Но чем? Что произошло? Что Данте собирался рассказать Роману и другим? Было ли этого достаточно, чтобы заставить онейридов частично отвлечься от меня? Или это были игры с разумом, чтобы еще больше меня запутать?
Я продолжала надеяться, что увижу продолжение того, что случилось с Данте, но у Онейрид были другие части моей жизни, которые я оставила позади, чтобы показать мне. Или, хорошо, части, которые я не оставила позади. Симона все еще выдавала себя за меня, и Онейриды хотели, чтобы я знала об этом.
Добавляя соль на мою рану, она помогала Мэдди и Сету со свадьбой. Троица была в магазине тортов, и честно говоря я была чуть ли не больше удивлена увидеть там Сета нежели Симону в маскировке. Он держался в стороне от свадебного планирования как было возможно, пользуясь предлогом, что он для этого не годится и был счастлив позволить Мэдди заниматься теми вещами, которые она хочет.
Я не сомневалась относительно первой части того, что он сказал, но задалась вопросом относительно второй части. В глубине души я полагала, что он все еще любит меня и тайно надеялась, что он передал это Мэдди только, потому что он безразличен ко всему этому. Я хотела верить, что он действительно не заботится о планировании, потому что он не заботится о свадьбе.
Тем не менее было ясно, что я забочусь. Вернее — Симона заботится. Учитывая мое нежелание покупать платье, вы можете подумать, что Мэдди заметила мое внезапно увеличенное рвение. Нет. Мэдди была слишком захвачена своим пузырем счастья и приветствовала «мою» помощь.
Таким образом эта троица отправилась в путешествие за праздничным тортом, посещение всех бакалей Мэдди обобщила в список, включающий в себя часы поисков в интернете.
— Вы хотите сливочный, — сказала Симона, облизывая сахарную глазурь с пальцев в пекарне на Белтаун. На самом деле, это было больше похоже на сосание.
— Этот слишком сладкий.
Втроем они сидели за столом, где им было предоставлено блюдо с образцами.
— В этом суть, — сказала Мэдди. Она ела кусочек шоколадного торта размером в один укус, гораздо менее порнографическим способом. — Мега сахарный порыв.
— Да, но если вы положите слишком много сахара, он будет на вкус просто зернистым. Вы же хотите, чтобы это скользило прямо по вашим губам.
Она повернулась к Сету.
— Разве ты так не думаешь?
Сет откусил часть мраморного торта. — Этот на вкус зернистый.
Симона выдала ему понимающую улыбку, которая казалось говорит, видишь? Я знаю тебя лучше, чем кто-либо в мире.
Сет задержал взгляд на ней на мгновение, но выражение его лица было нечитаемым. Он повернулся к Мэдди. — Но мы можем сделать так, как ты хочешь.
— Нет, нет, — сказала она, не выглядя слишком разочарованной. — Это для нас обоих. Я хочу сделать так, чтобы и тебе понравилось.
Сет одарил ее озорной улыбкой. — Это имеет значение? Все это полетит в лицо так или иначе.
Глаза Мэдди расширились. — Нет, не полетит! Даже не думай об этом.
— Думаю, ты не узнаешь, пока не придет время, ха?
Его улыбка стала шире.
Видя, как он играет с ней заставило меня (образно) скорчиться, но я утешилась вспышками раздражения в глазах Симоны. Мэдди преуспевала там, где Симона не могла. Так и должно быть …или нет? Невольный триумф Мэдди над Симоной означал, что она… ну, победила меня. Или ее? Симона похожа на меня, но она на самом деле не я. Черт. Все было так запутанно.
