Русалка - msMorgana

и уставшим, под глазами лежали некрасивые тени. Ничего, отдохнет, покушает, примет ванну. Лекари вылечили все видимые повреждения, и как мне шепнул на ушко магистр, и пару внутренних кровотечений тоже. Только ошейник не давал ему умереть в первые же часы расставания со мной, причиняя жесточайшую боль, но не забирая жизнь. Главное, чтобы психика выдержала, и на выходе я не получила полубезумное животное.

На всякий случай капитан остался со мной и дежурил где-то за дверью. Внутрь он заходить не стал, когда увидел, как я держу за руку моего раба.

Невозможно было без слез смотреть на него, такого сильного и в то же время беспомощного. Меня грызла совесть. Пока я довольно неплохо проводила время, мой ангел страдал. Я шикнула на нее и приказала заткнуться и заползти в ту дыру, откуда она выползла. Если я буду заниматься самокопанием, ни к чему хорошему это не приведет.

Я обтерла тело ирлинга теплой водой с мягкой тряпочкой сама, не позволив никому постороннему приближаться к нему. Сунувшийся было с нотациями капитан, получил такой полный ярости взгляд, что поспешил ретироваться за дверь и больше нас не тревожил.

Никакого сексуального подтекста не было и в помине. Сейчас он был лишь пациент, которого необходимо помыть и привести в порядок. Я старалась быть деликатной, но тщательно вытерла все грязные участки кожи, несмотря на некоторую неловкость. Пришлось представлять, что передо мной просто манекен, которого нужно обработать со всем тщанием, не более.

Он похудел, прощупывались отчетливо ребра. От шикарной формы мало что осталось. Ну еще бы. Столько месяцев на магической коме долго ли протянуть? Без пищи организм ел сам себя. Будь я в своем прошлом мире, возможно и не посмотрела бы на такого парня. Скривила бы нос и прошла мимо, думая о нем как о наркомане каком-нибудь. Но не здесь.

На нем отросла приличная борода, которую я тщательно сбрила, стараясь не порезать красивое худое лицо, смазала лосьоном, побрила подмышки, облагородила “заросли” в паху. Надеюсь, он не будет против. Терпеть не могу вонючих зарослей. К моему облегчению, буйной поросли на груди у него не было. Грудь была гладкая и в меру привлекательная.

В какой-то момент мои мысли посещала идея освободить его. Зачем мне раб вообще? Но, во-первых, я пока не знала как, а во-вторых, их и так очень мало. Не я, так какой-нибудь жирный мудак захочет получить его себе. Да, во мне частично сыграла жадность. И эгоизм. Я даже не пыталась отрицать. Но часть меня категорически не хотела его отпускать. Он мой.

Я был в персональном аду. Всегда все начиналось по-разному. Иногда парк, иногда замок, иногда просто какой-нибудь зал для приемов. Я вижу мою госпожу, мы гуляем, улыбаемся, потом я отхожу за цветком-напитком-красивой вещью и начинается ад. Ее похищают.

Иногда я днями бегаю по замку и ищу ее, срывая голос. Иногда все происходит при мне. Иногда, просто слышу крики и надрывные хрипы о помощи, но самой госпожи нет. И всегда одно и то же в конце. Толпа орков издевается над моей госпожой насколько хватает моей фантазии, а потом она умирает, истекая кровью и с проклятием на устах в мою сторону и с ненавистью в глазах, за то, что оставил ее одну.

А я ничего не могу изменить. До ее пропажи тело двигается на автомате, губы шевелятся сами, слова произносят онемевшие губы. И некую свободу действий я обретаю лишь оставшись один.

Через какое-то время мне удается чуть сдвинуть сценарий происходящего. Я могу освободиться раньше. И первое, что делаю, пытаюсь выпустить крылья и унести ее отсюда. Но их нет. Моих сил нет. Крыльев нет. Ничего нет. И огромный груз вины давит к земле.

Я бессчётное количество раз пытался ее спасти. И у меня не получалось, что бы я ни делал. Мы дрались, мы прятались, мы пытались убежать. Я бросал ее и уходил сам, я отправлял ее одну и оставался на смерть, пытаясь задержать их. Все бесполезно. И я принял решение. Я не хочу больше видеть ее страданий. Я воин, мучение женщины для меня неприемлемо. И я делал раз за разом то, что никогда бы не сделал в жизни. Я убивал ее до того, как нас находили. Как ни странно, я сам орков не интересовал.

Сколько это продолжалось, я не знаю. Но я не смирился с судьбой. Если я должен страдать, я буду страдать. Но она не должна. Никогда.

А потом было облегчение. Пропало жжение по всему телу, пропала несокрушимая пелена гнева и боли, а также груз вины будто сняли с моих уставших плеч. Я не знал, радоваться или плакать от горя. Может, все? Отмучался? Пора умирать? Я знал, что ошейник меня доконает, но не думал, что продержусь так долго. А может, меня просто решили добить те, кто сотворил со мной такое?

Рука почувствовала прохладную ладонь на ней. С трудом разлепил каменные веки. И что на этот раз? Больничное крыло? Что-то новенькое, по лечебнице мы еще не бегали. Она была одета в мужскую одежду, сладко спала, примостившись кое-как на кресле и частично на моей койке. Была похожа на ангела. Моего ангела. Так жаль. Вечность бы смотрел как она спит.

Краем уха услышал шаги за стенкой и топот множества ног. Они здесь! Они опять нас нашли! Непроизвольно дернулся, вырвав руку из ее ладошки. Она сонно вскинулась, принялась оглядываться. Увидела меня. — Син! Ты очнулся!

Всю жизнь бы на тебя смотрел, родная. Но нет времени. Открылась дверь и в палату заглянул какой-то беловолосый тип. Пора! Прости, любимая, каждый раз как первый, будто заново вырываю сердце из своей груди.

— Прости, — шепчу, — и цепко хватаю ее за горло одной рукой, намереваясь убить.

Ее тонкая шейка так легко легла в ладонь. Еще один рывок и позвонки просто порвутся, сломав шею. Краем глаза увидел, как тип попытался достать оружие и помешать мне, но мне не было никакого дела до этого. Руби давай, но я первым успею. Вы ее не получите живой!

Сказать, что я опешила — это ничего не сказать. Да еще и спросонья, я так обрадовалась, когда он очнулся, что совсем забыла, что от личности там может мало что сохраниться. И когда худые, но все