— Вам лучше уйти.
— Думаю, да. Здесь мне больше делать нечего.
Нигай сделал несколько шагов и остановился. Обернувшись, он добавил с неожиданным весельем в голосе:
— Кстати, Унсури: вам к лицу новая стрижка.
— Убийца! Настоящий убийца! И садист! — возмущалась Джуди вслед отцу, словно это он был ответственен за поступок Нигая. Козловски-старший ушел почти сразу, как только нас покинул капитан. И правильно: разговаривать нам было не о чем.
Наградив Нигая еще десятком уничижительных слов, Джуди подошла ко мне и, положив руку на плечо, спросила:
— Понимаю, идиотский вопрос… но ты в порядке? Тебе не требуется врач? Ты же, считай, чужую смерть прочувствовала…
— Все нормально, Джуди.
— Да ни черта не нормально! — тут же вспылила она и вслед за первой опустила на мое плечо другую руку. Постояв так, она обняла меня и попросила: — Кэя, не молчи, пожалуйста. Скажи что-то еще.
— Сама виновата, — медленно проговорила я, выполняя ее просьбу. Но даже эти слова дались мне тяжело.
Хватка Джуди стала слабее, и девушка подняла на меня глаза. Обычно бирюзовые, как воды моря в погожий день, они потемнели до темной яростной мути.
— Как это?.. — спросила она озлобленно. — Как это — ты виновата?
— Тхайн был его. Я знала, что он его заберет. Так… или иначе.
— Ну, допустим, Улыбашка был его…
— Нет, — жестко возразила я. — Безымянный тхайн — был его. А Улыбашка был моим.
— Верно. Прости, — согласилась землянка. — Я не возьмусь судить, права ли ты была, забрав чужого пса, но одно могу сказать определенно. Этот чешуйчатый Нигай поступил с тобой очень жестоко. Я видела, как он на тебя смотрел… это все для тебя было заготовлено.
— Да, для меня.
— Не знаю, Кэя, что было между вами с Нигаем, и зачем ты забрала его тхайна без разрешения… Но одно я точно знаю: из простой прихоти ты бы пса не забрала. Значит, так было нужно. Значит, была необходимость. — Девушка все еще обнимала меня. Легонько встряхнув меня за плечи, она сказала: — Ну же, Кэя! — ее голос стал на тон выше, и требовательнее. — Скажи же что-то! Дай эмоциям выплеснуться!
Я никак не ответила. На меня напал эмоциональный паралич, и я была не способна хоть как-то реагировать. И все же, желая успокоить Джуди, я протянула, стараясь, чтобы бесцветный голос приобрел хоть какие-то интонации, пусть и саркастические:
— Ты уже сделала все за меня. Сказала всю правду Нигаю в лицо.
— Да что б тебя! — вскричала землянка. — Что ты, как замороженная рыбина, стоишь? Если ты сейчас не выплеснешь эмоции, это в тебе засядет и сожрет!
— Все в порядке? — раздалось недоуменное.
Мы обернулись на голос. К нам подошел ветеринар, который давал мне советы о том, как скорее привести тхайна в норму. Мужчина, как и всегда, был в рабочем комбинезоне и нес сумку с препаратами. С препаратами, которые уже не пригодятся… — Унсури?
— Нет, совсем не в порядке! — за меня ответила Джуди и, наконец, отпустила. — Нигай убил тхайна. При Унсури. Она прочувствовала все.
Мужчина взглянул в мое каменное лицо. Сбросив с плеча тяжелую сумку, он подбежал к вольере и опустился у самой решетки. Ему хватило беглого взгляда, чтобы удостовериться, что Козловски не пошутила.
— О, Звезды… — прошептал он. — Имплант?
— Да, имплант, — подтвердила я сухо и безжизненно.
— О, Звезды! — повторил мужчина, и резко встал. Теперь все его внимание было приковано ко мне. — У вас в этот момент была связь?
— Да.
— Это… это… Мне очень жаль, Унсури.
Я кивнула. Его сочувствие не трогало. Меня ничего вообще не способно было тронуть в этот момент.
— Тело тхайна капитан не заберет? — уточнил ветеринар.
— Нет. Капитан великодушно оставил тело станции! — опять же, за меня ответила Джуди, и в голосе ее звучала боль. Недавно она злилась за меня, теперь ей больно за меня…
Не отрывая от меня взгляда, ветеринар обратился к Джуди:
— Принесите воды, будьте добры.
— Но…
— Пожалуйста.
Козловски отошла. Мужчина же подошел ко мне и тихо спросил:
— Почему вы не смотрите на него, Кэя? Почему вы не смотрите на Улыбашку?
— Не могу…
— Его заберут и унесут. Никогда больше вы его не увидите. Имейте смелость взглянуть на него в последний раз.
Он прав — нельзя даже не взглянуть на Улыбашку напоследок, как бы тяжело ни было. Я думала, что не смогу ничего испытать — я всегда впадала в ступор, когда случалось что-то плохое. Но один только взгляд на крупное тело, на неловко подогнутые лапы, на морду, которая имела необычный «улыбающийся» окрас заставил мое сердце сжаться в спазме боли.
Вслед за первым спазмом последовал второй, и я ощутила первую нервную дрожь в руках. Паралич спал, и я, всхлипнув, подошла к запирающему механизму, но открыть так и не смогла: пальцы не слушались… Ветеринар вместо меня открыл вольеру; я зашла внутрь, подошла к тхайну и опустилась рядом с ним. Подняв дрожащую руку, коснулась его шерсти, провела по ней…
Я гладила тхайна, как он любил, не замечая, как расплывается все перед глазами из-за слез, и как те прокладывают на щеках соленые дорожки и скатываются по подбородку, на комбез, на шерсть тхайна…
Прощай, Улыбашка, мой спаситель и помощник, мой подопечный.
Спи спокойно.
До отправки аэробуса оставалось минут десять. Джуди то и дело поглядывала на часы. Ее лицо имело странное выражение: девушка старалась казаться веселой и улыбаться, но ее предавали глаза, в которых стояла грусть, и губы, весьма криво и ненатурально изображающие улыбку.
— Хватит уже стараться, Джуди. Не улыбайся, если не получается.
— Ой, помолчи! Я не хочу, чтобы ты запомнила меня хмурой.
— Хмурой точно не запомню, — успокоила я. — Запомню веселой и жизнерадостной.
Землянка фыркнула:
— Ты говоришь так, будто мы расстаемся навсегда.
— Строго говоря, вряд ли мы когда-нибудь еще пересечемся.
— Но встреча-то возможна, не так ли? У тебя есть мои контакты, у меня твои. Так что не так уж мала вероятность! — заявила землянка уверенно. — Хотя… зная ваших, отлично понимаю, что ты от моих контактов сразу избавишься. Ты же вон какая вся, а я так… недоразумение.
— Я не выброшу твои контакты, Джуди. Скорее, ты мои потеряешь, или забудешь обо мне. Ведь ты у нас особа увлекающаяся, общительная. Тебя всегда окружают люди. Хотела бы я быть в этом на тебя похожей.
Козловски вздохнула и покачала головой, всем видом показывая, как ей не понравились мои слова.
— Что? Разве я не правду сказала?
— Правда в том, Кэя, что лучше тебе не быть на меня похожей, потому что быть мной — это, знаешь ли, так себе… — пробурчала она себе под нос и вдруг четко, с выражением и какой-то странной уверенностью заявила: — Я немножко двинутая. Может, даже и «множко». Поэтому ни капли мне моя общительность и веселость не помогают. Чем дружелюбнее я себя веду, тем более придурковатой считаюсь. От меня всегда стараются избавиться, выжить из любого коллектива… чувствуют, наверное, ненормальность. Вот такая я — вынужденная одиночка. Так что я знаю: и ты радуешься, что, наконец, от меня избавишься.
— Радуюсь. Что познакомилась с тобой.
— Ага-а, — протянула девушка скептически.
— Правда, Джуд.
— Ладно, глупый разговор ведем… ни к чему это все. Пока, что ли, Кэя-задница?
— Пока, Джуди-Пузо.
Мы неловко обнялись, и я пошла к аэробусу. Козловски и прочие провожающие толпились у аэро-площадки, что-то выкрикивали тем, кто улетал, махали руками. Станционные приборы и инфо-браслеты я уже сдала, поэтому задерживаться причин не было. Заняв свое место в аэробусе рядом с Дейриганом, я посмотрела в окно на Козловски.
Девчонка (все никак не могу принять, что она меня старше), стояла, сложив руки на груди, и, усмехаясь, смотрела на меня. Глаза у нее были грустные… А я только сейчас поняла, что эта грусть в ее глазах всегда была. Просто мисс-Пузо так себя ставила, что меньше всего хотелось бы приглядываться к ней и замечать подобные вещи. Она действительно немножко двинутая. А может, и множко — как она сама и сказала. Но это не отменяет того факта, что она станет моим самым светлым воспоминанием о Гебуме.