– не обессудьте. Не ждал я сегодня никого. Вы бы, ваша светлость, хучь бы гонца прислали, – укоризненно добавил он.
-- Брось, Густав, какого гонца и к кому отправлять? Я знать не знал, что ты здесь. Просто надеялся, что сержант найдет кого-то из старых слуг.
-- Ежли не погоните, туточки и останусь. Старуха моя с мамашей своей, моей, стало быть, тещей, меня не дождались. Соседи сказывают, что конька запрягли, телегу добра навалили, да и подались к столице поближе. Завсегда она недовольна была здешними местами. Эта мамка ее пришлая сманила, не иначе.
Весь этот сумбурный разговор происходил, пока мы раздевались, и Рольф развешивал на гнутых кованых крючках нашу одежду. Тяжелую деревянную дверь заложили изнутри массивным засовом, и Густав, посторонившись, пропустил нас на кухню.
Помещение выглядело даже больше, чем я могла ожидать. Конечно, набор существующей посуды был весьма жалким. Да и большая часть ее стояла пустой. Но когда-то эта кухня была по-своему очень симпатичной. В стену, идущую в соседнюю комнату, был встроен небольшой камин, где над огнем дымила и пригорала каша.
-- Ах ты ж Господи! Совсем я о ней забыл!
Густав поставил фонарь на полуразломанный стол: вместо одной из ножек столешницу подпирал массивный кусок ствола. Схватил грязную засаленную тряпку и, обжигая пальцы, выхватил месиво из огня. От резкого движения крышка свалилась на каменный пол, жалобно брякнув. А серая масса щедро плеснула через край и грязными потеками украсила прокопченный бок котелка.
Больше всего в кухне мне понравилось огромная плита, в которую вмурован был котел. Сейчас пустой, наполовину заваленный дровами, он явно предназначался для того, чтобы можно было нагреть много воды.
-- От, ваша милость… – растерянно протянул котелок с подгоревшей кашей Густав. -- Оно точно, что малость подгорела… А только другого все равно ничего нет.
-- Брось эту гадость, – поморщился Рольф. – Мы кур с собой привезли, вот завтра им и вывалишь с утра. Найдем мы сейчас, чем перекусить с дороги. Давай в холл выйдем, посвети мне.
Они вернулись буквально через минуту. Рольф тащил большую корзину с крышкой, где лежали остатки дорожных припасов. Я все еще несколько растерянно стояла столбом посреди кухни, не слишком понимая, куда можно сесть: один единственный стул с красивой резной спинкой был просто приколочен к толстому полену, поставленному вертикально и служившему ему единственной ножкой.
Рольф водрузил корзину на стол и сноровисто начал доставать остатки продуктов: вареные яйца, завернутый в холстину подмерзший каравай хлеба, тряпочку с солью и солидный кусок сала, которое купили на предыдущем месте ночлега. Никаких особых деликатесов или пирожков от графини Паткуль у нас давно уже не было. Немного подумав, я забрала у мужа нож, точнее довольно острый кинжал, который он носил на поясе, и сказала:
-- Я сама все нарежу, а ты лучше придумай, на чем мы будем сидеть. И еще хорошо бы найти чистый котелок. Я бы сделала на ночь горячий взвар. У меня в домике, там на столе глиняная коробочка с крышкой, а в ней мед. Принеси, пожалуйста.
Хлеб я несколько минут подержала над огнем, тонкими ломтиками напластала сало. Плюнув на предполагаемую ночь любви, очистила полголовки ядреного чеснока и крупными кольцами порубила последнюю луковицу. Все это аккуратно выложила на куске тряпки, в которой везли сало. Тарелок все равно не было. Точнее, где-то там, в багаже, хранились купленные мной миски и чугунки. Но рыться сейчас, ночью, впотьмах, смысла не было. Главное — плотно закусить и придумать, где и как мы будем ночевать.
-- Давай за стол, Густав.
-- Да ить как бы и не к месту я... ежли с господами за столом... -- коротко глянув на меня смущено пробасил здоровяк.
-- Садись. Сегодня -- по-простому. Как в походе ели из одного котелка, помнишь? Ну, вот и усвтаивайся. -- приказал мой муж.
Сидеть мужчинам пришлось на толстых спилах дерева, которые Рольф приволок лично. Мне же, как даме, уступили тот самый стул. Мужчины тихо переговаривались, муж выспрашивал последние новости. Многие люди, кого он знал лично, эту войну не пережили. Так что беседа была не слишком радостной. Кружка у Густав была только одна, потому, напоив его чаем, мы с Рольфом прихлебывали из неё по очереди.
-- Помыться бы с дороги. Ну, или хотя бы обтереться горячим полотенцем.
-- Сейчас, малышка. Надо только воды достать.
Я посмотрела на небольшой пузатый бочонок, откуда Густав черпал воду на взвар, и спросила:
-- А за водой далеко идти?
Рольф усмехнулся и поманил меня пальцем. В дальнем, самом темной углу кухни обнаружилось совершенно фантастическое сооружение – насос. Да, ручной, а не электрический. Но даже это по местным меркам было восхитительно. С минуту Рольф любовно поглаживал старую рукоятку, а потом вдруг сообразил:
-- Боюсь, плиту мы сегодня не растопим, – смущенно улыбнувшись, пояснил: – У нас, малышка, даже ведер нет, чтобы воды набрать.
Мы вернулись к столу, и я тихо спросила:
-- Где мы будем ночевать?
Ответил мне не Рольф, а Густав:
-- Вам, госпожа, больно-то выбирать не придется. Оно, конечно, в башне кровать уцелела. Но там с самой прошлой зимы ни разу печи не топили. Как иродов прогнали, так и стоит она пустая. А вот тут, за стенкой, -- он кивнул на камин, – туточки две комнаты для прислуги. И до утра там оченно даже тепло будет. А утречком я встану поране и снова камин растоплю.
Укладывать новую перину на грязный пол я отказалась наотрез. Рольф вздохнул, хмыкнул и вышел на улицу. Ходить ему пришлось несколько раз, но в результате весь пол крошечной комнаты был устлан толстым слоем соломы. Вот на ней, на этой соломе, с помощью мужа я расстелила перину и чуть не со слезами на глазах воспользовалась подарком графини – вышитыми белоснежным бельем.
Остатки чая выплеснули их котелка, нагрели немного воды, и я, смочив одно из полотенец, смогла обтереться с помощью Рольфа. Потом точно так же обмыла его и, вздыхая о несовершенстве мира, устроилась спать.
«Завтра будет день. В окна попадет свет, и я посмотрю, что и как можно поправить на кухне. Печь в башне нужно топить тоже. Но не вечером, а сразу, как проснемся: тогда за день помещение прогреется. Надо съездить в город и
