Одьен нажал на клаксон и протяжно посигналил.
– Ура!!! – послышались крики откуда-то из ночи.
Зажегся свет. Море лампочек и гирлянд, украшающих деревья у съезда с дороги. Одьен свернул на проселочную дорогу и проехал вперед. И тогда я увидела их. Всех их – мою большую и дружную семью!
Они накрыли столы на какой-то поляне невдалеке от проселочной дороги. И жарили там мясо и сосиски на решетках. Деревья вокруг поляны были украшены разноцветными светящимися гирляндами, а землю воткнуты маленькие фонари.
Мы с Одьеном вышли из машины, и остальные дружно захлопали. Айени и Мэйю подошли к нам первыми. Обняли нас по очереди, и вручили нам по паре теплых зимних сапог.
– Остальные ваши теплые вещи в пикапе, – Мэйю указала рукой на припаркованные машины у кромки леса вдоль дороги. – Переодевайтесь и к нам!
– Как ты все это организовал? – я снова повисла на шее Одьена.
– Один я бы ничего не сделал.
– Вы идете или нет?! – закричала Гоаре. – У нас здесь не Мишленовские звезды, конечно, но тоже очень вкусно!
Доа и Кейдж помахали нам, зазывая к себе.
– Спасибо! – прошептала я, глядя на всех них. – Спасибо.
Мэйю
– Доктор Соммервиль! – стены ординаторской дрожали от крика Айени. – В мой кабинет! Немедленно!
Дверь громко закрылась за его спиной, а я продолжила пить кофе в компании коллег.
– А я предупреждал, что он придет в ярость, – кивнул мне Шэрон – самый опытный и, соответственно, пожилой из нашей команды нейрохирургов.
– За пять минут уровни тестостерона и децибелов должны снизиться, – я пожала плечами и отпила кофе. – Остальное – переживу.
– И что на этот раз? – на подлокотник моего кресла присел доктор Олдридж.
– Угадай! – улыбнулась я.
– Заявка на новый нейроскоп?
– Холодно, – глотнула кофе.
– Заявка на новый сканер в операционную?
– Холодно.
– Заявка на выделение дополнительных детских коек в реанимации?
– Теплее, – кивнула я.
– Заявка на создание специализированных нейрохирургических палат в реанимации?
– Ф-ф-ф, – я подула на свои пальцы. – Почти обожглась!
– Заявка на организацию нейрохирургического блока в реанимации?
– Бинго! – я допила кофе и поставила кружку на стол.
– За что ты его так терроризируешь? – спросил Ларкин. – Из-за твоих заявок руководителю клиники Айени только и занимается тем, что пишет обоснования. И пока ничего не добился!
– Зато, когда Айени пойдет просить денег у своей сестры, у него будет список и готовые обоснования, – я хищно улыбнулась.
– Как коварно! – засмеялись коллеги.
Я расстегнула цепочку на шее и сняла с нее кольцо. Надела кольцо на палец и засмотрелась на голубой бриллиант «Под Цвет Твоих Глаз», как его назвал Айени.
– Вот ты всегда так делаешь, когда идешь к нему на заклание! – упрекнул Ларкин.
– Завидуешь, что Айени не на тебе женился? – сострила я.
– Тебе с рук сходит все! Абсолютно! Кольцом поиграешь, губки надуешь и проскочила! А мы – следующие в очереди. И не проскакиваем!
– Не ной. Обещаю, когда построят новый корпус и я стану руководителем детской нейрохирургии, заберу тебя к себе.
– Какие грандиозные планы! – прыснули смехом остальные. – Денег нет и не будет!
– Злые вы. Даже помечтать не даете!
– Из тебя получился бы хороший руководитель, – заметил Олдридж.
– Спасибо. Вот как надо очки зарабатывать, – я махнула Ларкину. – Подсекай! Ладно, с вами хорошо и весело, но мне пора кольцо предъявлять и губки надувать, – я встала и размяла затекшую спину.
– Эх, мать, – вздохнул Олдридж. – Отдыхать тебе нужно, а не на работу тягаться.
По моим ногам полилась вода.
– Э-э-э, – простонала я. – Как-то не вовремя.
– Доктор Соммервиль, я же просил… – Айени замер в дверях, глядя на мои мокрые штаны.
– Простите, доктор Ригард, но я рожаю. Вашу дочь, кстати! – я поковыляла к двери.
– Куда ты идешь? – Айени подлетел ко мне и подхватил на руки. – Ларкин, переносной блок тащи!
С криками: «Моя жена рожает», – Айени внес меня в отделение акушерства и гинекологии.
Переносного блока от Ларкина он ждать не стал. Хотя моей спине казалось, что это неверное решение.
– Чего ты кричишь?
– Кейдж! Кейдж! Мэйю рожает!
Из ординаторской вышла Кейдж.
– Чего ты орешь? Уже вся больница в курсе, что Мэйю рожает. Неси ее в смотровую.
– А где это? – растерялся Айени.
– Прямо и налево, – подсказала я.
***
Айени ходил по палате взад и вперед, укачивая малышку.
– Ты мне сегодня ее дашь? – поинтересовалась я.
– Только на поесть, да, Зайчонок? Пусть мамочка отдыхает, а мы с тобой поспим.
– Верните мне мужа, – произнесла я с опаской глядя на Айени.
В дверь постучали.
– Войдите!
– Тише, ребенка разбудишь! – шикнул Айени.
Дверь отворилась и в нее вошла толпа визитеров. Цветы, игрушки, восторги, слезы, сопли. Господи, на что я подписалась?
– Как ты себя чувствуешь? – мама присела на стул возле моей кровати. – Ты хорошо ешь? Молозиво появилось?
– Не донимай ее, – попросил отец.
– А Карл не приедет? – спросила я.
– У него какие-то срочные дела в офисе, – маман стушевалась.
С братом мы так общий язык и не нашли. Зато с матерью и отцом мои отношения хоть немного наладились. И это не моя заслуга, а Айени. После того, как маму выписали из больницы, он настоял на том, чтобы мы раз в неделю посещали моих родителей. Это были воскресные обеды, те самые воскресные обеды, которые традиционно проводили Ригарды у себя дома, пока отца семейства не замели. Как-то раз мама заикнулась, что неплохо было бы пригласить на обед и Доа Ригард, и сестер Айени, и брата с его женой. Айени все устроил, и с тех пор раз в месяц семьи Ригардов и Соммервилей собирались вместе. Карл со своей женой и ребенком были редкими визитерами на этих мероприятиях, а вот вдова Поука с сыном приходили регулярно. Прошлое мы вспоминали редко, только если кто-то рассказывал смешную историю из детства. В основном, мы обсуждали то, что происходит сейчас и наши планы на будущее. Новость о моей беременности мама восприняла как-то по-особенному. Она как будто ухватилась за шанс исправить ошибки прошлого и вместо того, чтобы попытаться стать хорошей матерью для меня, решила стать идеальной бабушкой для нашего с Айени малыша. Меня это бесило. Эта забота о ребенке, который еще даже не родился. При этом сама я чувствовала себя каким-то инкубатором, цели и задачи которого – выносить ее внучку. Айени старался ограждать меня от этого излишнего внимания матери. Когда подошел срок уходить отдыхать, он позволил мне остаться и работать. Но запретил ходить в операционную. И пациентов курировать запретил. Я превратилась в консультанта, что мне не нравилось. И поскольку у меня появилась куча свободного времени, я начала строчить заявки на имя руководителя клиники. На первый запрос от руководителя клиники, с просьбой написать обоснование конкретного предложения, Айени тихо написал обоснование. На второй – вызвал меня в кабинет, и спросил, не хочу ли я отдохнуть дома? На третий – вызвал меня в кабинет и пригрозил, что отправит домой. На четвертый – устроил отповедь и пообещал, что я работаю последний день! Сегодня он получил пятый запрос, оттого пришел в ярость и, наверняка, собирался лично отвезти меня домой посреди рабочего дня. Не получилось.
Я смотрела на людей, собравшихся в палате. На Доа и Гоаре, на Одьена и Алексис (ей, кстати, рожать недели через три), на маму и папу, на вдову Поука и моего племянника, и думала о том, что так и должна выглядеть семья.
А потом пришла Кейдж и всех выгнала. Малышка начала плакать и Айени вручил мне дочь на кормление.
– А тебе не надо идти? – спросила я, глядя как он устраивается в кресле рядом с моей кроватью.
– Куда? – он поморщился.
– Работать.
– Восемь вечера, Мэйю! Какая работа?
– Ну, да, – я пригладила пушок красных волос на голове малышки.
