— Сэр… я…
— Печаль моя…
* * *
Гермиона расслабленно лежала на своей кровати, рассматривая рисунок на портьерах, на пологе над кроватью, изучая паутину трещин на потолке спальни. Она размышляла над последней их совместной дерзкой выходкой на опушке Запретного леса. Как пришлось с хохотом быстро убегать вместе с Роном от нескольких шустрых летучих мышей, посланных им вдогонку не на шутку разозленной Джиневрой, за то что их с Поттером застукали на самом интересном месте. Наверно, после оргазма, Джинни уже неспособна выполнить качественный Летучемышиный сглаз, той мощности и амплитуды, когда секс у неё еще только намечается, или только планируется, угрожает. Грейнджер хитро улыбалась. Это было утро воскресенья. Походы в Хогсмид были запрещены, но все равно, все уже свалили кто куда. Парвати с Лавандой отправились на улицу, подышать свежим весенним воздухом. Джинни где-то под Мантией — невидимкой тискается с Поттером. Рон в соответствии с графиком на три часа отправился патрулировать коридоры вместе с патрулём мракоборцев.
Грейнджер повернулась на бок, сладко потянулась, прогнувшись в спинке. И в этот момент она почувствовала, как кто-то быстро скользнул к ней на кровать, прижавшись всем телом. Она попыталась вскочить, грубо отпихнуть нахала, но не успела. Сильные мужские руки обвили её стан, замком, захватом, из которого уже не вырваться. Запах, его запах, ударил её по носу. Ошибиться было не возможно. Подлец, но как, о Мерлин? Как он проник в девичью спальную?
— Поттер… сейчас же отпусти меня… отстань… подонок…
Она смогла-таки повернуться в его объятиях, но всё, чего Гермиона достигла, добилась, это положения, лежа на спине, а Гарри, конечно же, сверху. Она искренне боролась, она вырывалась. Ругалась, умоляла, просила, стыдила. Тщетно. Его поцелуи закрывали ей рот. Она попыталась кусаться, лягаться, брыкаться, даже драться. Бесполезно. Немного поплакала. Но… её сопротивление стало понемногу слабеть. Она тяжело дышала, пот струился по её раскрасневшемуся личику. На верхней чувственной губе образовалась легкая испарина. Такие маленькие, еле заметные капельки пота, нет, скорее капельки страсти…
— Гермиона, милая, родная, прости… прости, я больше так не могу… ты сводишь меня с ума, я не могу без тебя… — и так далее, и тому подобное, неслось от обезумевшего от желания Гарри.
— Гарри, нет… — уже просто умоляла его подруга, — мы не можем, нет, как же Рон… как же… Джинни…
Наконец, осознав в полу беспамятстве тщетность своих попыток к сопротивлению, она слабо начала отвечать на его поцелуи. Ударить его по лицу? Ладно, будем считать, что он меня изнасиловал, негодяй… — подумала Гермиона, уже с явным желанием отвечая на ласки Поттера, которые становились все смелее и смелее, изощренней и изощренней. Постепенно они, забыв всякую осторожность, начали срывать с себя одежду, которая тут же улетела куда-то на пол. Гермиона, перед тем как совсем отдаться неистовом любовнику, успела сцапать свою волшебную палочку с соседнего столика, с удовлетворением отметив секундный промельк ужаса в зеленых глазках, наложила заклинание Оглохни и Коллопортус на входную дверь. Затем, бессильно выронив палочку, откинулась на спинку, расслабившись и полностью отдаваясь своему старому искреннему другу.
Они ласкали друг друга. Изобретательно и очень нежно. Все смелее и разнообразнее. Гермиона тихо шептала, что времени не так много. Вот-вот вернутся Рон и Джинни и им здорово влетит. Придется очень быстро валить. Но, не волнуйся, милый, сигнальное заклинание поджидает Уизли сразу за портретным проёмом, успеем…
Не растягивая прелюдию, они, наконец, полностью воссоединились. Гарри двигается в ней, одно решительное глубокое движение, пять — семь неглубоких, поверхностных. Наклон влево, наклон вправо. Усилить нажим вперед, чуть-чуть сдвинуть таз назад. Легкая серия вращений — толчков по часовой стрелке, и, наоборот, против. Её ноги на его талии в замке, но при ритмичных и решительных движениях, или при других экспериментах с амплитудой и глубиной погружения, захват периодически расцепляется и её голени и бёдра скользят по его ягодицам и бедрам. Она закрыла глазки, повернув головку на бок, ротик полуоткрыт. Она не стонет, нет, Гермиона инстинктивно боится поднимать слишком большой шум, дышит ритмично, розовый язычок периодически показывается на её пухлых губках, слегка облизывая их. Гарри не целует её, прижимается щекой к её щеке, но иногда пытается зубами поймать её мочку уха. Она вырывается, недовольно сопит. Её руки обнимают его за спину, скользят по шее и голове, взъерошивая непослушные волосы. Они, наконец, движутся в унисон. Удивительно, это их первый секс. Секс по-дружески, без обязательств. Быстро и эффективно. Просто доставить удовольствие друг другу. Техника молодежи. И такое трогательное техническое взаимопонимание и взаимодействие. Рон тоже не неженка, и если вворачивает, то так, что мало не покажется. С Гарри тоже прекрасно, но… это немного не так… необычно.
Волна сладостного возбуждения начала свой крутой подъем где-то в глубинах её таза. Времени на длительные игры у них сейчас нет. Их могут застукать. Она не сдерживает себя и не собирается ждать своего партнера-насильника. Пусть выбирается сам. Внезапный толчок, удар, ощущение обрушения, преодоления черты невозврата, сладостные конвульсии, которые ничем уже не остановить, тепло просто разливается по её бедрам, животу, ягодицам. Он тоже не выдерживает, и с рычанием, дерганьем, с сильной финальной серией ударов — толчков, изливается в неё. Конвульсии медленно затихают. Постепенно сознание возвращается к бедной Гермионе, вместе с осознанием того, что они только что наделали. Она отталкивает, нет, спихивает Избранного с себя, переворачивается на живот, закрывает глаза руками и вжимается в подушку. Где же слезы искреннего раскаяния? Рано ещё…
Кто-то очень нежно погладил её по плечу с переходом на спинку. Но, неужели Гермионе до сих пор ещё не понятно, кто это? Нет, не понятно. Рука, блин, не мужская. Грейнджер рывком оборачивается кругом и видит ухмыляющееся личико Джинни Уизли, на котором вместе с завершением срока действия качественного оборотного зелья, исчезают и последние штрихи, последние черты лица Поттера, а черные волосы превращаются просто в яркий пылающий огонь. Ах, ты стервааааа… ведьма… шлюха…
Первая реакция у Гермионы была естественной и очень правильной. Быстро вскочив на колени, с перекошенным от ярости и ненависти лицом, она размахивается и правой ладонью сильно наотмашь бьет Джиневру по наглой ухмыляющейся мордочке, точнее — по губам. Удар, еще удар. Еще раз, на этот раз с оттягом. Джинни не защищается. Она крепко стиснула зубы, закрыла глаза и молчит. Даже не отворачивается. Только приподнимает подбородок вверх. Морщится от боли. А ей больно, очень больно. Из лопнувшей губы на подбородок потекла, нет, побежала струйка крови. Из глазок вот-вот хлынут слезы. Гермиона внезапно останавливается. Смотрит, занеся руку для удара на личико вот-вот начинающей плакать девушки. О Мерлин! Джинни ведь никогда не плачет. Как бы ей не было больно. Это слезы стыда и искреннего раскаяния? Гермиона бессильно опускает свою карающую руку. Преодолев секундное колебание, бросается к возлюбленной, обнимает её и, толкнув на спинку, бросает на кровать. Накрывает её рот горячим поцелуем, целует её, и уже впадая в беспамятство, ощущая вздымающуюся от возбуждения упругую грудь у своей высокой груди, запахи её гладкой кожи, с такими милыми, еле заметными веснушками, начинает ощущать слегка солоноватый привкус крови на их губах. Они целуются как сумасшедшие, что-то шепчут друг другу, Джинни слабо умоляет о прощении, Гермиона просит подругу о том же…
