Как ни странно, рыдать мне не хотелось. Наверное, уже смирилась в глубине души, что такие ситуации будут происходить снова и снова. Я просто посидела немного в гостиной, задумчиво глядя в стену, а потом решила действительно принять ванну. Говорят, горячая вода смывает все волнения, значит, она нужна мне сейчас больше всего.
Провалявшись в розовой пене добрых полчаса, я действительно почувствовала, как тяжесть в груди немного ослабевает, и только после этого поняла, насколько плохо мне было недавно. Может, вина выпить, чтобы лучше спалось?
Сказано-сделано. Откопав в баре бутылку и самый красивый бокал, устроилась в плетёном кресле на веранде. По вечерам я редко туда хожу — кажется, что чернота за огромными окнами плотная, почти осязаемая, и кто-то внимательно наблюдает за тобой, неслышно двигаясь между стволами деревьев. Я установила в саду маленькие фонарики, но в их слабом свете картина выглядела ещё неприятнее.
Снова пошёл снег, и теперь сад уже не казался пугающим, скорее празднично-уютным. Правда, сейчас я ничего этого не замечала. Словно онемела и вообще потеряла способность радоваться.
Вино, густое, тягучее, терпко-сладкое, заполнило бокал почти до краёв. Сегодня можно и напиться, почему бы нет? Некоторое время слегка покачивала его в пальцах, задумчиво вглядывалась в тёмно-рубиновую жидкость, потом долго катала её на языке, ощущая, как терпкая сладость согревается и расцветает яркими цветочными нотками.
Алкоголь сразу же ударил в голову, заволакивая туманом сознание, вызывая такое необходимое сейчас чувство отрешённости. Что бы ни происходило вокруг, меня это не касается. Я так и останусь здесь, в текучей, как вино, тишине. Буду погружаться в её глубину, чувствуя лишь покой и лёгкое головокружение. Так правильно. Так хорошо.
За первым бокалом медленно выцедила второй, третий. Хотелось ещё, но бутылка опустела, и я досадливо отбросила её прочь. Так давно не пила, что совершенно разучилась. За второй бутылкой, пожалуй, не дойду.
Снег за окном всё падал. Я вяло наблюдала за медленно опускающимися хлопьями и представляла, как он засыпает меня с головой. Под снежным одеялом, должно быть, очень уютно. Не холодно, но если уснёшь — уже не проснёшься. Так и будешь видеть сны о тёплом лете пока не перестанет биться сердце. Красиво. Наверное, я хотела бы уйти так. Только не сейчас, а когда придёт время.
Во сне Иму сражался. Мелькали всполохи молний, ветер рвал белые одежды, а он мягко и стремительно стелился туманом вокруг сгрудившихся врагов, легко, с изяществом, появлялся неожиданно сразу в нескольких местах. С кончиков когтей капала кровь, её было столько, что рубашка стала совсем красной. Фигуры в белом то и дело падали замертво, а на их место приходили новые и новые.
Иму всё кружился серебряным вихрем и хохотал во всё горло. Зрелище настолько жуткое, что только существа неспособные испытывать страх не обратились бы в бегство. Истинный демон, великолепный в своём безумии, он казался непобедимым. Сразу видно — если захочет уничтожить мир, сделает это без особого труда, не получив и царапины.
Я, как полагается, наблюдала со стороны, не в силах ни пошевелиться, ни закричать. Поэтому единственная заметила медленно приближающегося человека. Хотя, конечно же, не человек. Оборотень. И от одного взгляда на него я замерла от ужаса, покрывшись холодным потом.
Оборотень был прекрасен, как луна, и столь же холоден. Гладкие льняные волосы забраны в сложную причёску, переплетены кожаными шнурками с серебряными вставками, вместо рубашки и брюк — длинная мантия, переливающаяся, как ртуть. А лицо…
Я судорожно вздохнула, плавно движущийся силуэт на несколько секунд расплылся перед глазами. Лицо Иму. Только старше. Неужели отец?!
Он шёл, не приминая высохшую траву под ногами, легко, как на приятной прогулке. И чем ближе, тем неудержимее меня тянуло встать на колени и прижаться лбом к земле. От него исходила просто чудовищная сила и, несмотря на беззаботный вид, от одного взгляда пробирало до костей.
Некоторое время оборотень наблюдал за битвой издалека, не делая попыток вмешаться. А потом медленно, слишком медленно, повернул голову в мою сторону.
Он не оскалился, как было бы в фильме, не выпустил клыки и когти, но у меня волосы поднялись дыбом. Кажется, я кричала, не слыша своего голоса. Захлёбывалась паникой. А он всё смотрел не шевелясь, пока моё бедное подсознание не катапультировало меня в реальность.
Обычно, когда просыпаешься после особенно страшного сна, он ещё долго отдаётся внутри, холодит под ложечкой, сжимается под рёбрами от каждого воспоминания. Кажется, стоит закрыть глаза — тут же вернёшься туда и на этот раз уж точно умрёшь. Но сегодня было по-другому. Да, меня трясло, и сердце колотилось в горле, но я жаждала вернуться обратно. Правда, как ни старалась, уснуть больше не смогла. Сначала долго ворочалась с боку на бок, потом обречённо уставилась в потолок, успокаивая дрожь.
Даже если это был простой сон, я предпочла бы досмотреть его до конца. Тот оборотень — Серебряный. Явно чудовищно силён, и неизвестно, смог бы Иму победить, если бы ему приспичило подраться. То, что они родственники, видно с первого взгляда. А я прекрасно помню, что рассказывал Иму о своей семье, значит, ничего хорошего эта встреча не принесёт.
Позвонил Алекс, долго допытывался, достаточно ли хорошо себя чувствую, сказал, что приедет. Сначала я хотела отказаться — нам вообще стоило бы встречаться пореже. Он и так видел то, чего не должен был. Но не лучше ли сразу узнать, что он всё-таки думает об этом? Какие выводы сделал, о многом ли догадался? Чем мне это грозит? И я недолго сомневаясь, сказала, что хочу поговорить и жду его к обеду.
Мне нравится Алекс, он производит впечатление хорошего, понимающего человека. Из тех, кто много думает и заботится о других. Но я знаю его слишком мало, чтобы доверять, хоть и очень хочется. Вчера рассказала лишь суть, и всё равно мне стало немного легче. Поговорить бы об этом хоть с кем-нибудь, кто примет как должное. Не предлагая успокоительное или психиатра.
Я могла позвонить мальчикам, и они бы приехали, бросив все дела. Но у них сейчас куча работы, даже друг на друга времени не остаётся. Когда мы созванивались по видеосвязи в последний раз, Дани мельком упомянул о каком-то сложном деле, и судя по виду, он не спал несколько дней. А в конце разговора полуобморочным шёпотом сообщил, что когда со всеми срочными делами будет покончено, они планируют пожениться.
— О, я и сам не ожидал, — засмеялся Дани, глядя, как у меня вытягивается лицо, — Но Рэй… короче, он настоял, а мне не захотелось спорить.
Конечно, после такого я не стала жаловаться. Было бы слишком эгоистично взваливать на них ещё и свои проблемы.
Мной вдруг овладела почти маниакальная решимость. Кажется, сегодня я проснулась обновлённой. Немного сдержаннее, спокойнее. Может быть потому, что хотя бы во сне увидела живого Иму. Пусть даже безумного, но он сражался и побеждал.
Он очень сильный, и я буду. О чём бы ни догадался Алекс, кому бы ни рассказал, мне не страшно.
Браслет на руке налился теплом. Теперь понимаю, что это не энергия Иму, а моя. Она накапливалась в моменты духовного подъёма, когда я, сжав зубы, боролась изо всех сил, чтобы не потерять себя. А потом, когда становилось совсем худо, приходила на помощь. Нагревала обычно прохладное серебро, вливалась в меня, принося облегчение.
Закрыв глаза, я почувствовала горячие потоки, проходящие через тело. Нужно достичь полной концентрации, отбросить все мысли, приглушить чувства. Медленно и глубоко дышать. И тогда получится увидеть эти потоки, направить, принять их, напитаться и сдержать в себе до нужного момента.
Воздух заполнял лёгкие тонкой струйкой, осязаемый, как вода. Время остановилось. Ни звука, ни дуновения, только наполняющий до краёв жар. Кончики пальцев слегка покалывало, будто на них искрили молнии, перед глазами расцветали замысловатые узоры.
Именно этому безуспешно пытался научить меня Дани. Безуспешно, потому, что я ни в какую не могла сосредоточиться. То мне мешал тяжёлый взгляд Рэя, который, как правило, наблюдал за нашими тренировками, привалившись к косяку и скрестив руки на груди. То отвлекали собственные мысли одна глупее другой, которых у меня постоянно полная башка. То где-то в отдалении мелькал силуэт Иму, и на тренировке можно было смело ставить крест, так как ни о какой концентрации больше и речи быть не могло.
