Как я могла признаться, что еда не даст мне тех сил, которые помогут избавиться от ран на запястьях, что мне нужна настоящая энергия — солнечный свет?.. В сознании пульсировало предупреждение: «Ничего им не говори», — и я сжала челюсти, приняв твёрдое решение прислушиваться к внутреннему голосу. Я боялась, что, как только тальпы узнают, что для меня по-настоящему важно, то наверняка этим воспользуются, и раны на запястьях скорее всего покажутся мне самым меньшим из возможных страданий. Я боялась тогда. Я боюсь сейчас.
В ожидании, что дальше скажет Мучитель — как распорядится моей судьбой, я осторожно поглядываю за преграду. Одна волна дрожи за другой проходит по телу.
Вдруг Мучитель складывает руки за спиной и поворачивается. Его цепкий взгляд впивается меня. Я сразу же опускаю голову и старательно рассматриваю свои ладони. Надеюсь, он не догадается, что я могу его и видеть, и слышать.
— Что удалось узнать? — требовательно спрашивает он, и, когда до меня доносится голос Дэнниса, я с ещё большим вниманием рассматриваю собственные руки, пытаясь удержаться от того, чтобы поднять взгляд.
— Если говорить о цветке с кожи и его пыльце, то они определённо имеют растительное происхождение. Установить биологический вид точно пока невозможно. Из всех изученных образцов обычной человеческой кожей можно назвать разве что участок с плеча и шеи.
— Ожог? — заинтересованно уточняет Мучитель.
— Совершено верно. А вот здоровая кожа представляет собой нечто удивительное. Во-первых, нарушена выработка пигмента, задерживающего ультрафиолетовые лучи. При такой активности Солнца кожа должна быть тёмной, однако она светло-бежевого оттенка. Во-вторых, образец хоть и похож на эпидермис, человеку принадлежать не может: из-за наличия устьиц и странных хлоропластов бежевого цвета строение больше напоминает покровы растения. В-третьих, кровь не алая, а фиолетовая — это из-за гемэритрина, который придаёт ей такой оттенок. В-четвёртых, в крови необычно высокий процент глюкозы. — пятых, клетки реагируют на солнечную энергию и начинают быстро восстанавливаться в тех местах, где прежде были какие-то повреждения, причём покровы регенерируются во много раз быстрее, чем у обычных людей. При условии наличия достаточного количества солнечного света и тепла.
С каждым словом обстановка за преградой становится всё более напряжённой. А на последних словах Дэнниса кто-то не сдерживает шумного выдоха, и я украдкой смотрю за преграду. Дочь Мучителя, Алан Джонс и тот мужчина, что пришёл с Дэннисом, чтобы спасти меня… На их лицах отражается растерянность, а та девушка, которую я уже видела однажды рядом с Мучителем, — Ребекка Олфорд, прикладывает руку к губам. Её глаза кажутся до невозможности огромными.
На удивление, Мучитель тоже выглядит растерянным. Он озадаченно смотрит на девушку, и у меня возникает чувство, словно он, как я, не понимает и половины слов, произносимых Дэннисом. Расширенные глаза Ребекки Олфорд полны не только потрясения, но и осмысленности, в то время как взгляд Мучителя кажется пустым и почти невидящим. В какой-то момент он, похоже, осознаёт разительное отличие, и это приходится ему не по нраву. Он хмурится, осуждающе рассматривая Ребекку Олфорд несколько секунд, а потом обращается к Дэннису:
— Объясни, что всё это значит.
Наконец опомнившись, я опускаю взгляд, но превращаюсь в слух.
— Похоже, девушка способна к фотосинтезу, подобно растениям. Солнечный свет ей просто необходим. Как воздух.
— Значит, солнечные свет и тепло, — задумчиво и торжественно произносит Мучитель. — Вот что нужно. — Вдруг он усмехается собственным мыслям. — Так просто, — добавляет он с досадой. — А в Эпицентре сказали, что название связано с тем, какие они наивные, дружелюбные, открытые миру — в общем, недалёкие. Что ж, я запомню, какие они шутники, — последнее слово Мучитель выплёвывает с презрением.
— Если хотите, чтобы она выжила, дайте ей возможность молиться дважды в день.
— Молиться, — насмешливо произносит Мучитель. — Что ж, теперь мы знаем, что нужно объекту и как не допустить, чтобы он погиб.
Воодушевление и мрачное предвкушение, с которыми Мучитель говорит это, повергают меня в ужас. Дрожь пробирает до самых костей, словно я оказалась на ветру, пронизывающем холодом.
— Пришло время найти ответы и на другие вопросы, — добавляет он, а моё сердце стучит так, будто сейчас выпрыгнет из груди. — Итак, нас ждёт много работы, — значительно предупреждает Мучитель. — Если вас мотивируют причудливые абстракции, то вы — те люди, которые заслужили моё доверие. А если высокие моральные принципы не слишком вас вдохновляют, то знайте, что одно слово о том, что происходит в стенах Сферы, и второе вы уже никогда не произнесёте.
Я не вижу его лица, но даже мне, как он сказал — недалёкой, хватает ума распознать в голосе неприкрытую угрозу.
— Вы можете не трястись, — произносит Мучитель, и, судя по звукам неспешных шагов, ходит кругами, — потому что я не попрошу у вас одолжений, которые могли бы заставить вас вступить в конфликт с собственной совестью. — После паузы он сухо продолжает: — Сьерра и Алан, вы отвечаете за безопасность, Коди Хейз, ты — за то, чтобы объект оставался живым и здоровым. Ребекка Олфорд, Дэннис Рилс, ваша задача самая ответственная — коммуникация, если, конечно, это слово применимо к дикарке, — очередная значительная пауза, пока я сжимаю трясущиеся губы и закусываю щёку изнутри почти до боли. — Вы должны обучить объект так, чтобы он перестал казаться настолько невежественным и нелепым, как сейчас.
Я изо всех сил сдерживаюсь, но невольно заламываю руки.
— Пускай его хорошо кормят и содержат в чистоте, — произносит Мучитель.
Против собственной воли поднимаю голову, а, опомнившись, быстро опускаю.
— Пускай дадут энергию — или как там?! — пренебрежительно ворчит он. — Фонарей на солнечных батареях у нас предостаточно. И ещё, — он делает короткую паузу, — переоденьте уже наконец, — досадливо добавляет Мучитель, и я съёживаюсь, чувствуя колкий взгляд почти осязаемо. — Для начала.
— Как долго это будет продолжаться? — доносится недовольный голос Сьерры.
— Столько, сколько потребуется, — растягивая слова, отвечает Мучитель, и мою грудь сдавливает так, что становится трудно дышать. — Не забывайте: одно неверно подобранное слово может подвести вас и принести серьёзные неприятности.
Несколько минут все молчат. Когда я тайком поглядываю за преграду, Мучитель останавливается рядом Ребеккой Олфорд.
— Ваше решение? — говорит он с важностью. — Могу считать ваше присутствие молчаливым согласием?
Я больше не смотрю на них, но видимо, девушка соглашается, потому что Мучитель довольно произносит:
— Вот и отлично. Всем ясны цели?
Вновь тишина.
— Не подведите меня. Завтра начинаем. Вы свободны.
До меня доносятся звук шагов, а потом Мучитель приказывает:
— Дэн, зайди. Для тебя у меня есть особое задание.
Я не успею ни задаться вопросами, ни испугаться, когда кто-то выходит из кабинета, с грохотом закрывая дверь, а потом слышится голос Ребекки Олфорд:
— Дэн, ты отдал ей мой подарок.
Девушка шепчет, и мне приходится прислушиваться, чтобы разобрать слова, но по интонации легко догадаться, как она поражена и даже опечалена.
Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы протянуть руку и прикоснуться к нему. Не знаю, об этом ли кулоне идёт речь, да и мне девушка ничего плохого не сделала, но мысль, что кулон на моей шее может оказаться её подарком Дэннису, вдруг превращает его в массивный камень, который тянет вниз, заставляя меня горбиться от тяжести.
— Он должен был тебя оберегать, — грустно добавляет девушка. — Зачем ты отдал его ей?
Я, невольно подняв взгляд, вижу, как Дэн морщится, будто ему противно. Он бросает беглый взгляд на Сьерру, которая из угла скрытно посматривает на них, и подхватывает Ребекку Олфорд под руку, уводя в сторону. Чтобы услышать дальнейший разговор, мне приходится прислушиваться во много раз усерднее.
