* * *
— Я увижу её своими глазами? — повторяет побледневший Коди снова и снова.
Рядом с нами появляется Алан Джонс и жестом приказывает следовать за ним. Мы подходим к двери, и генерал-лейтенант прикладывает к датчику ленту. Дверь за нами закрывается, и мы оказываемся в узком коридоре, освещённом тошнотворным зеленоватым светом.
— Подземные тоннели между Стеклянным домом и Сферой? — от восхищённого и испуганного тона Коди меня тошнит ещё сильнее, чем от нездорового оттенка стен и светильников.
— Здесь нет камер слежения, а для входа и передвижения нужны пропуск и знание кодов, — объясняет Джонс, и мы продолжаем блуждать по лабиринту, наталкиваясь на новые двери.
Алан то и дело сканирует свою ленту, а иногда вводит кодовые слова.
— Каждый раз придётся так блуждать? — не выдерживаю я, и генерал-лейтенант отрицательно качает головой.
— Сегодня по всей Капле работников предупредят, что в Сфере начинаются исследования. Наши передвижения не будут вызывать подозрений. За пределами острова обсуждать Сферу запрещено. Впрочем, как обычно.
— Им придумают красивую версию?
— Конечно, солгут, — обыденным тоном сообщает Алан, с лёгкостью догадываясь, на что я намекал. — Развеют ореол таинственности.
— До этого дня там происходило что-нибудь стоящее?
— Насколько я знаю, нет.
Забавно. Сколько легенд создали о Сфере, когда в ней не происходило ничего серьёзного. Теперь же там появился светлячок, а работникам острова скажут, что в лаборатории начинаются эксперименты с будильником на колёсах или — того лучше — разноцветной картошкой. Могут и просто сделать вид, что Сфера по-прежнему одиноко пустует, не оправдывая вложенных в неё денег.
— Мы на месте.
Алан открывает дверь. В сознании проскальзывает мысль: многие граждане Тальпы отдали бы что угодно, лишь бы здесь оказаться. Но теперь меня волнует совсем другое.
Я делаю шаг и замираю.
Белоснежная лаборатория наполнена самой современной техникой. Виртуальные кресла, очки для погружения в цифровой мир, перчатки и линзы, экспериментальное оборудование — всё блестит в холодном синеватом свете. Даже отсюда я вижу несколько отделов, а вдалеке напротив красуется окно на всю стену. Наверное, стекло одностороннее, как и в Бункере. Перед ним за столом сидит девушка в чёрной военной форме. В тусклом свете я различаю, как она привычным жестом откидывает светлые, с серебристым отливом волосы и поднимает равнодушный взгляд. Однако её лицо меняется при виде нас.
— Сьерра, впусти его, — приказывает Алан.
Майор сканирует сначала его, а потом меня своими холодными, голубыми глазами.
— Он уже видел объект, — поясняет Джонс, и девушка переводит взгляд на Коди.
— А этот? — пренебрежительно спрашивает она.
Практикант заметно дрожит, а его глаза кажутся выпученными, как у рыбы, которой не хватает кислорода.
— Он в деле, — сухо сообщает Алан.
Генерал-лейтенант и майор долго смотрят друг на друга, пока Джонс не произносит непривычно мягко:
— Мы можем лишиться нашего объекта, если не поторопимся.
Взгляд Сьерры скользит по фонарю в моих руках, и она приподнимает идеально очерченную бровь, но так ничего и не говорит. Большего разрешения нам не нужно.
Я открываю дверь.
— Не включай яркий свет, — прошу я и делаю шаг в темноту.
Постепенно загорается мягкое освещение, и я начинаю различать в полумраке кровать и стол, а рядом — виртуальное кресло. Девушка замерла возле него и держится за край мёртвой хваткой. На её запястьях — следы от наручников, только выглядят они гораздо хуже, чем могли бы на руках обычного человека.
Мой сдавленный вздох удивляет меня самого.
Я поднимаю взгляд, замечая, как судорожно девушка сжимает в ладонях мой кулон, а потом вижу испуганные глаза, в которых стоят слёзы.
— Послушай, я понимаю… — как можно мягче начинаю я, а мышцы на шее девушки напрягаются, будто она собирается кричать.
Свет разгорелся ярче, и теперь я вижу, какие тени залегли под глазами землянки, как потускнели её волосы, а на коже появились сероватые пятна.
— С каждой секундой тебе становится только хуже, — шепчу я и очень медленно вытягиваю из-за спины руку с фонарём, наблюдая, как в ту же секунду глаза землянки начинают завороженно блестеть.
В сумраке лампа сияет, как маленькое солнце. Обычный садовый фонарь, но скорее всего, для девушки он означает намного больше. Невольно она подаётся навстречу, а потом, будто вспомнив о моём присутствии, отступает. В её глазах отражаются разочарование и отчаяние, такие, словно я принёс ей не надежду на спасение, а смерть.
Я медленно наклоняюсь, чтобы поставить фонарь на пол, и слышу, как землянка тихо шипит, подобно загнанному зверьку, отчаявшемуся спастись. Едва ли такая самозащита может кого-то по-настоящему напугать.
Когда я отступаю почти к самой двери, взгляд землянки останавливается на лампе. Она смотрит на свет, как завороженная, и вдруг из-под ткани больничного комбинезона начинает литься свет, сначала совсем тусклый, но набирающий силу с каждой секундой, и вот уже смутно просматриваются какие-то узоры…
В памяти невольно всплывают слова генерала: «Я даже не думал, что у них так ярко горят рисунки на теле».
Я чувствую приятный запах жжёной спички. Свет приобретает кроваво-красный оттенок, а потом сменяется болотно-зелёным. Бледное лицо девушки с синеватыми тенями под глазами окружено торчащими во все стороны сероватыми прядями, и вдруг землянка начинает преображаться…
В воздухе вокруг девушки возникают чёрные капли, но её кожа светлеет, приобретая здоровый румянец, исчезают круги под глазами, радужка превращается в ещё более яркую, изумрудно-зелёную, ресницы становятся более густыми, а волосы наливаются силой, как стебель растения — соком. Локоны рассыпаются по плечам тяжёлым каскадом, пока не достигают тонкой талии.
Затаив дыхание, я наблюдаю, как тело поглощает солнечную энергию, излучаемую фонарём, и вот свет, льющийся из-под одежды, ослабевает, а потом совсем гаснет.
Девушка медленно поднимается на ноги, опираясь на стену в поисках поддержки. В её ладони всё ещё остаётся кулон, но теперь он необычно светится, словно от переизбытка энергии. Землянка переводит на меня ясный взгляд, в котором читаются сила и решимость.
— Прости, я не знал, — говорю поражённо и смотрю девушке прямо в глаза. — Как часто тебе нужен солнечный свет?
Она молчит так долго, что я отчаиваюсь услышать ответ, но всё-таки землянка произносит:
— Два раза в день, хотя некоторые эдемы молятся чаще.
Два раза в день!
— Молятся, — повторяю, словно так мне будет легче всё это принять. — Кто такие эдемы? — уточняю как можно мягче.
— Мой народ.
— Эдемы! — повторяю я энергичнее, наблюдая, как землянка щурит глаза.
Несколько минут она подозрительно сканирует меня взглядом, а потом он смягчается, в уголках глаз собираются морщинки, словно она готова устало… улыбнуться?
Я знаю, что мы в этой комнате как бактерии на стёклышке под микроскопом, но, подвластный внутреннему порыву, задаю вопрос:
— Как тебя зовут?
Землянка снова медлит, видимо, раздумывая, стоит ли отвечать.
— Габриэлла, — произносит она наконец.
— Меня зовут Дэн.
Неуверенный в собственных движениях, я медленно выставляю руку вперёд. Девушка смотрит на неё с нескрываемым страхом, но вдруг протягивает свою ладонь… Наши пальцы почти соприкасаются — и внезапно раздаётся оглушительный треск.
Я вздрагиваю, а землянка молниеносно отступает, уперевшись спиной в стену, сползает по ней, а потом забивается в угол. В динамиках раздаётся громкий голос генерала:
— Покинуть камеру. Немедленно.
ГЛАВА 19 (ГАБРИЭЛЛА). АЛАЯ ЖИДКОСТЬ
— Почему эта дура не сказала раньше?!
От страстного возгласа и резких слов Мучителя я вздрагиваю, мысленно благодаря Иоланто, что он стоит спиной и не заметит моей реакции — в отличие от всех других тальпов, которые сейчас находятся за преградой, но лицом ко мне и в любой момент могут распознать мою неумелую, жалкую ложь.
