— Чего это я из пустыни?
— Что ты сказала про ту горничную?
— Разбила чашку, и наврала, что это она.
— И бабушка хотела её уволить?
— Да. А потом посмотрела в камеры. И не стала увольнять. Но отругала меня и оставила на три дня без сладкого.
— А если я ещё раз услышу о таком — то оставлю на неделю без связи. Заберу телефон и планшет.
— Ты чего? — заорала было Джиневра, потом посмотрела на него — и замолкла.
— Ничего. Запоминай — это минус тебе. Если от тебя бегут люди, которые на тебя работают — это не про них, это про тебя. Это не они плохие, это ты невыносимая. Что там было в школе?
— Ничего особенного. Я сказала одному человеку, кто он есть на самом деле.
— А ты точно знаешь, кто он есть на самом деле?
Господи, пусть это будет хотя бы не кто-то из учителей.
— Ну конечно, — заявила красотка с невероятно самоуверенным видом. — Он никогда не делает уроков, он всегда опаздывает, и хамит учителям.
— И?
— Наша классная сама его ругает, на чём свет стоит.
— И ты решила, что тебе тоже можно?
— Он сказал, что я дура.
— А ты всегда делаешь уроки в срок, не опаздываешь, и не сказала учителям ни одного недоброго слова? — усмехнулся он.
— Нет, почему. Всякое случается, ты вот сам говоришь.
— С тобой случается, а с другими?
— Да я уже не могу их слышать, они мне всё время говорят, что я дура, и что мне оценки ставят не потому, что я выполняю задания, а потому, что бабушка заставляет это делать!
— А как на самом деле? Только честно, ладно? Я тебе оценок ставить не буду, если что. Но мне надо понимать, что вообще происходит.
— Ну… по-разному, — прошептала она.
— Это как? Мне бы деталей. Я, понимаешь ли, умею решать проблемы, но мне нужно о них знать как можно более полно.
Джиневра снова воззрилась на него, как на привидение.
— В прошлом году ко мне придиралась учительница математики. Бабушка сходила в школу и поговорила с ней. С тех пор ко мне не придираются, и я не всегда выполняю всё, что задают, в срок.
— Бабушка напугала бедную учительницу своим напором, и ты теперь этим пользуешься? — поднял он бровь.
— Ну да, — согласилась дочь. — Я не всегда успеваю уследить за происходящим на уроке, и потом не всегда всё делаю.
— Чем же ты занята на уроке? Не могу не спросить, но я вообще любопытен.
— Разным. Важными делами.
— Так может, ты займёшься этими важными делами после школы?
— И после школы тоже, — кивнула Джиневра.
— И ты не расскажешь, хотя бы приблизительно, в чём заключаются эти важные дела?
— Мы что-нибудь обсуждаем.
— И это никак нельзя отложить на потом?
— А зачем?
— Чтобы следить за тем, что происходит на уроке.
— Ну…
— Смотри, что я вижу. Бабушка припугнула твоих учителей, чтобы они делали тебе поменьше замечаний и ставили поменьше плохих оценок. В итоге на уроке ты делаешь то, что хочешь, а не то, что положено. И ещё высказываешься по поводу тех, кто это как-то комментирует. Верно?
Семейная наглость в лучшем виде. Очень напоминает покойного братца Сальваторе, тот был такой же.
Под его взглядом она, всё же, стушевалась. Опустила голову.
— Верно.
— И что у тебя с оценками? Учебный год скоро заканчивается.
— Не очень.
— Молодец, что сказала, — усмехнулся Себастьяно.
Джиневра подняла голову, уставилась на него и разинула рот.
— Почему?
— Признание ситуации — уже путь к её выправлению. Скажи, ты хочешь быть последней ученицей в классе?
— Нет, — помотала она головой. — Я бы не против быть первой, но я реально не понимаю математику. И ещё кое-что.
— Если на уроках всё время что-нибудь обсуждать, что никак к уроку не относится, то так и не поймешь. Знаешь, в чём беда: твои результаты можешь получить только ты сама. Бабушка тебе в этом не поможет. Она может снова пойти и поговорить с кем-то там, но это будет её результат, не твой. И ещё она потом будет считать, что ты обязана ей своими хорошими оценками. И будет права.
— Ой, да, она считает. Мы всё время ссоримся.
— Так вот. Пока ты сама не захочешь что-нибудь поменять, ничего и не будет. Бабушка будет сердиться, а твои одноклассники — говорить тебе всякое и разное. Смотри, есть несколько вариантов. Первый — оставляем всё, как есть. Второй — я пойду, пообщаюсь с твоей учительницей математики и мы все вместе посмотрим, чего тебе не хватает.
— Ты? Пойдёшь в школу? — кажется, он снова порвал какой-то шаблон. — Не надо! Тебе там знаешь, сколько про меня наговорят?
— Могу представить, — кивнул он. — Но мы же хотим понять, что происходит, нет?
— Хотим.
— Уже хорошо. Так когда мне лучше подойти?
— Не знаю. Через неделю?
— А чего тянуть-то?
— Завтра, — вздохнула она.
— В какое время? — завтра с утра совещание у Шарля, потом у него самого, а потом — в зависимости от.
— Часам к двум. Как раз завтра математика последним уроком.
— Давай так: я узнаю, что у меня вообще, где-то к полудню. И напишу тебе — смогу я завтра или будем придумывать другой день. Пока я предварительно могу.
— Хорошо, — медленно произнесла она.
— И там посмотрим, что и как. Так вот, есть ещё один вариант — другая школа.
— Другая школа? — нахмурилась Джиневра.
Похоже, этот вариант для неё наименее привлекательный.
— Да. В которой учится Анна, племянница доктора Фаэнцы. Там у девочек нет возможности заниматься на уроках чем попало.
— Не-е-е-т, если можно, — она даже вздрогнула — видимо, что-то представила.
— Ок, попробуем пока так. На завтра есть уроки? Несделанные?
— Есть, — горестный кивок.
— Значит, пора начинать движение домой. Кстати, не зли ты бабушку телефоном.
— Я её не злю.
— Да ладно, так я и поверил, что там вот прямо неотложное.
— Но мне же пишут!
— И тоже мгновенно отвечают?
— Не всегда, — вздохнула Джиневра. — Бывают дела.
— Вот и у тебя бывают дела. Я, скажем, отложил сегодня дела, чтобы встретиться со всеми вами.
— И поговорить со мной?
— Именно. Поэтому будет справедливо, если мы все на этот час будем откладывать свои другие дела.
— Угу, — кивнула Джиневра.
— Я хочу услышать что-то более определённое, чем «угу».
— Хорошо, я буду приходить на обед без телефона.
— Ты можешь утешить себя тем, что за это время накопится много нового и интересного. Ты не устала? Ты вообще не сильно устаёшь после больницы?
— Я устала от разговора, он какой-то сложный, — сообщила дочь, пиная камешки, которыми была отсыпана дорожка.
— Поверь, мне тоже нелегко, — усмехнулся он. — Кофе с пирожным?
— А можно? — она даже голову снова подняла.
— Можно. Будем заедать и запивать наши договорённости.
— Только я не люблю кофе. Я люблю горячий шоколад со взбитыми сливками.
— Хорошо, тебе — горячий шоколад со взбитыми сливками.
44. С девочками случается
* 104 *
В понедельник Себастьяно приехал к школе Джиневры незадолго до конца её последнего урока. Пришлось объяснить, кто он есть — посмеялся про себя, что мать, наверное, не то, что не спрашивают, а просто всё живое разбегается, как только она появляется на горизонте.
Вчера он вернул Джиневру домой, выслушал, как та извинилась перед бабушкой и получила полное прощение, спросил — не нужна ли помощь с уроками, получил отрицательный ответ и отправился к себе. Всё это нужно было обсудить и пережить с понимающим человеком, с понимающим его человеком. К счастью, Элоиза была дома, охотно всё выслушала и выдала могучую порцию, что называется, позитивного подкрепления.
Мысль о том, чтобы устроить совместный ужин с Элоизой и Джиневрой, он пока отодвинул подальше. Рано.
Учительница ему в целом понравилась — была толкова, не заискивала, с ходу вывалила на него, что Джиневра не умеет себя вести — он это уже знал, и что голова у неё соображает отлично, когда она даёт себе труд соображать — это оказалось приятной новостью. Сошлись на нескольких дополнительных занятиях — пока в течение двух недель, а потом — посмотреть на результаты. На том и расстались.
