Свет, от огня, ласкал его любовно, даруя золотой оттенок его темной коже. Оттенок, не замеченный ею раньше. Он наблюдал за нею со странным, ошеломленным выражением, на его красивом лице, и полусъеденным яблоком в руке. Очевидно, он вымылся, так как его лицо больше не было испачкано грязью.
- Позволь мне перевязать твои раны,- тихо сказала она.
Ошеломленное выражение исчезло, его зрачки расширились, а ноздри расширились, как будто он внезапно учуял добычу. Ее глаза расширились. Что она сказала?
Твое беспокойство для меня - приятно, но перевязывая, тебе придется трогать меня. А я хочу твоих прикосновений совсем по другой причине.
- Я-Я... хорошо.
Иди сюда. - Была такая сила, в его командном тоне, что она даже не думала об отказе.
Она подползла к нему, быстро сокращая расстояние между ними. Он отложил яблоко, но он не прикоснулся к ней. Он просто посмотрел на нее. Ждал. В предвкушении. Она встала на колени, вдыхая его запах. У него был запах сандалового дерева смешанного с торфяным дымом.
Она, как предполагалось, должна перевязать его сначала, правильно? Тогда дотронься до него, по любой причине. - Я… я забыла аптечку. Она была где-то здесь, где-то, и…
Забудь об аптечке. Ты собиралась поцеловать меня сейчас, Хайди.
Его тепло подобно, плотной виноградной лозе окружило её. Она находилась, почти в трансе, когда выпрямилась и сказала: - Да.
И, наконец. Другой поцелуй. Именно то, что ей требовалось, кажется всегда.
Поцелуй между тобой и мной, и никем другим.
- Да. - Отозвалось где-то глубоко.
Тогда сделай это. Его голос был резок, словно кнут, как он смел, предупреждать её.
Она поняла, что подсознательно он все еще боролся со своим желанием, так же как в душе, как раз перед тем, как он убежал от нее, и что, даже когда их языки соединялись, он все еще хотел сопротивляться ей, поддерживать расстояние.
Она не собиралась позволить ему.
Если она даст все их поцелую, он должен отдать все, тоже.
Это было справедливо.
- Я-я не буду целовать тебя, - сказала она, дрожа, как его глаза сузились в опасные щели. - Я имею в виду, не стану этого делать, потому что я благодарна тебе, и я не стану этого делать, чтобы отвлечь или смягчить тебя. Я сделаю это просто, потому что хочу тебя. Так что готовься. Потому я ожидаю того же от тебя. Если ты не можешь сделать то же самое, уйди сейчас.
Я СДЕЛАЮ ЭТО ТОЛЬКО, ПОТОМУ что хочу тебя. Поскольку мягкие, сокрушительные слова Хайди отозвались эхом в уме Амуна, он прекратил ожидать от неё, когда проявит инициативу, перестал ждать от неё физических доказательств её желания к нему, в связи с этим, что она отказалась от души Мики, и предпочла его.
Я могу дать тебе то, что ты хочешь, сказал он ей сорванным голосом.
Ее губы приоткрылись от облегченного вздоха.
Он не хотел ее уменьшенный, он хотел ее бессмысленный. Со стоном он впился в ее рот, одну руку опустил на ее затылок, а одной схватил ее за задницу, и прижал ее к своему телу. Она немедленно открылась для него, приветствуя твердый толчок его языка в те влажные, атласные глубины. Он попробовал мяту и яблоко, оба замороженные как мороженое. Оба вкуса полностью удовлетворили его потребности.
Во время их разговора, он хотел расспросить ее о неестественном холоде ее кожи, но поскольку она говорила о смерти и боли, он сосредоточился только на этом. На поиске пути сохранить ее.
Должен быть путь. И должна быть причина, по которой она возвращается.
Сколько раз она умирала? задался он вопросом. И сколькими способами? Не знание мучило его, но у него было чувство, что знание совершенно уничтожит его. Независимо от того, что она сделала в прошлом, она не имела право страдать, так как сейчас. Особенно более одного раза. Страх в ее глазах, когда она говорила о том, чтобы быть рожденной заново в то же самое тело … он никогда не хотел видеть этого страха.
И может ли он действительно винить ее за ненависть к нему и его друзьям? Бессмертный демон убил её семью, мужа. Амун бы отреагировал так же, напав на всех ответственных, даже малейшего. На момент смерти Баден, Хайди знала только то, что повелители были жестокие, сумасшедшие, способные на любое черное дело. Конечно, она стремится уничтожить их.
Он бы сделал то же самое для нее. Для ее коллег.
Теперь, оглядываясь назад без какой-либо примеси вины, ярости или безнадежности, Амун знал три истинных вещи. Хайди потеряла свою семью. Он потерял друга. Он больше не собирался ненавидеть ее за ту потерю. После того, как она боролась в его спальне, так ласково заботилась о его ранах, чувство не покидало его, в любом случае. Он должен был решить проблему.
Теперь, он хотел всю ее. Он не должен, не мог, согласиться на меньше, ему необходимо было касаться не для того чтобы утомить ее или освободить свою одержимости ею, а чтоб удовлетворить ее.
- Амун, - проскрипела она, и звук его имени на этих губах почти развязал его. - Ты... ты остановился. Почему ты остановился?
Амун. Она назвала его Амун. Он поднял голову и посмотрел на нее сверху вниз. Губы ее были красные, распухшие и блестели от влаги. Ее язык метнулся, чтобы запечатлеть стойкий вкус его. Его плоть пульсировала в ответ, отчаянно желая почувствовать сжимание ее внутренних стен.
ЕЕ руки покоились на его плечах, ее ногти впивались. Он задыхался, потел, несмотря на прохладный бриз, исходивший от нее.
-Что случилось?
Ты всегда называла меня "малыш", когда ты думала, что я был ...
Мика. Именно тогда он испытывал неприязнь, даже думая, отвратительное имя. Его понимание распространялось на Хайди и только Хайди. Помимо того, чтобы быть ловцом, ублюдок держал ее, вкушал ее, и в то время как Амун знал, что был иррационален, он презирал каждого человека, который когда-либо испытывал от этого удовольствие. Его удовольствие. Все же ты обращаешься ко мне моим именем, закончил он мрачно.
Выражение её лица смягчилось, освещая деликатность ее черт. - Единственный человек, которого я когда-либо называла малышом - это ты.
Ну, тогда хорошо. Это было приятно. Он поцеловал ее в порыве. Их языки сплелись вместе, беря, давая, их зубы сталкивались. Руки начали бродить, каждое новое прикосновение увеличивало их горячность. Он придал чашевидную форму ее груди, ее украшению бисером сосок уперся в его ладонь, он застонал.
