- Мессиры, позвольте представить вам бывшую камеристку герцогини Филиберты, - возгласил мастер-приор, делая вошедшей приглашающий жест. - Перед вами Нинель Ламотт собственной персоной!
Старушка, с кротким, набожным лицом, семенящими шажками приблизилась к Тарсису и слегка поклонилась всему знатному собранию.
- Мадам, расскажите этим благородным сеньорам то, о чём вы поведали мне под клятвой Священной Триаде, - ласково обратился к ней мастер-приор.
И бывшая камеристка герцогини Филиберты, супруги герцога королевской крови Вилембода, заговорила.
Будучи младшим сыном короля Сиагрия, Вилембод мог рассчитывать на престол лишь в случае смерти своего брата Фредебода. А поскольку Фредебод оставался бездетным, надежды Вилембода однажды стать королём крепли год от года. Однако и самому Вилембоду был нужен наследник: в браке же с Филибертой рождались только девочки, да и те умирали в младенчестве. Филиберта понимала, что её положение в роли герцогини становится всё более шатким и что её могут отправить в монастырь, чтобы освободить место для новой супруги Вилембода. Когда герцогиня снова понесла, её молитвы Священной Троице Богов подарить ей сына звучали и днём и ночью. Смышлёная камеристка Филиберты, беспокоясь о судьбе госпожи (и своём собственном будущем во дворце), предложила ей в этот раз сделать шаг вперёд. За несколько дней до родов герцогини Нинель обошла все Дома призрения бедных девиц – в поисках женщины с новорождённым мальчиком. В одном из таких Домов удача всё же улыбнулась напористой камеристке (а также герцогине Филиберте): там она познакомилась с юной дочерью барона Эдмуна Карденаля Фигейрой. Сбежав из дома с конюхом отца, девушка попала в отчаянное положение: её возлюбленного убили, а она сама, без единого скеата в кармане и на последнем месяце беременности, была вынуждена поселиться в Призренном доме. Нинель повстречалась с Фигейрой как раз в тот день, когда незадачливая баронесса разродилась мальчиком. К огромной радости камеристки, Фигейра сразу согласилась на сделку купли-продажи: рождённый вне брака ребёнок был для неё обузой. Как оказалось позже, старания Нинель были не напрасны. Герцогиня Филиберта снова родила девочку. Нинель подкинула новорождённую под дверь женского монастыря, а колыбельку дочери герцога Вилембода занял мальчик, которому дали имя Рихемир.
Посвящённых в тайну людей было четверо: герцогиня Филиберта, её нотарий Леар Аристье, её камеристка и, собственно, мать мальчика Фигейра Карденаль. Нотарий вскоре умер; герцогиня Филиберта пережила его всего на год; камеристка покинула дворец после того, как Вилембод женился во второй раз, и поселилась на дальней окраине королевства, опасаясь за свою жизнь. Она боялась, что Фигейра однажды найдёт её и заставит унести тайну в могилу. Когда Рихемира короновали на престол Аремора, этот страх, по понятной причине, стал ещё сильнее. И тогда Нинель отправилась на исповедь к самому Великому мастеру-приору Тарсису.
Свою исповедь бывшая камеристка подтвердила копией, снятой с документа купли-продажи и заверенной печатью нотария. Такая же копия была и у Фигейры Карденаль. Оригинал же документа хранился у нотария, однако исчез из деловых бумаг сразу после его смерти. Позже выяснилось, что его украла Фигейра, и что именно этот документ по счастливой случайности Эберин нашёл в монастырском архиве. Что до копии, её Фигейра отправила Рихемиру после того, как он стал королём. Бывшая баронесса, а ныне настоятельница монастыря Обитель Разбитых Судеб желала получить свой жирный кусок от королевского пирога. Так Рихемир узнал тайну своего рождения, а, кроме того, матушка настоятельница предупредила его о том, что маршал Ормуа владеет оригиналом документа…
В Парадном зале снова повисла тишина. Рыцари низложенного короля едва осмеливались поднять глаза друг на друга. Мало того, что столько лет их всех дурачили, обманывали, так ещё в последнее время, после присяги на Орифламме, они были готовы отдать свои жизни за самозванца. И ведь немало доблестных, верных присяге рыцарей погибло в развязанной лже-королём усобице! Но вот оказалось, что они защищали вовсе не своего истинного сюзерена, потомка легендарного Клодина, а отродье конюха-пьяницы и согрешившей баронессы!..
Неловкое молчание сеньоров внезапно нарушил чей-то пронзительный крик:
- Не-е-ет!
Это крикнул Рихемир-Гийом. Его подбородок, покрытый многодневной щетиной, дрожал, дряблые щёки пошли пятнами. Он снова повторил: «Нет!», в изнеможении опустился на холодный гранитный пол и застыл.
Лишь время от времени его уста шептали, как в бреду, заветные слова:
- Нет, это всё неправда! Я – король, я король!.. На колени!..
Глава 37
Глядя на несчастного безумца, который не вынес тяжкого бремени власти и тщеславия, Розмунда презрительно скривилась и проговорила, словно выплюнула:
- Пёс нечистой породы!
И прибавила:
- Тебе повезло, что первым тебя нашёл маршал, а не мои люди! За смерть брата я бы с тебя живого велела кожу содрать!
Затем она повернула голову в сторону Эберина, который по-прежнему стоял рядом с Ирис, держа её за руку, и с пренебрежительным видом спросила:
- Полагаю, вы, мессир Ормуа, намерены ознакомить сеньоров с содержанием ещё одного документа государственной важности?
- Вы не ошиблись, мадам, - учтиво ответил Эберин и чуть склонил голову. – Это свидетельство о рождении девочки по имени Ирис, внучки фризского вождя Альбуена и дочери короля Фредебода. Оно докажет сомневающимся в её происхождении сеньорам её права на ареморский престол. Мадемуазель Ирис принадлежит к королевскому роду, а стало быть, имеет законные права на наследие своего отца.
- Вы позволите? – Бладаст Маконский первым вызвался ознакомиться с текстом свитка, который Эберин нашёл в монастырской ризнице и затем отдал на хранение Тарсису.
Эберин взял свиток из рук мастера-приора и протянул его Бладасту, а потом снова повернулся к Ирис и опустился перед ней на колени. Фризы, а затем и все остальные последовали его примеру.
- Да здравствует королева! – торжественно возгласил Эберин.
- Да здравствует королева! – подхватил Великий мастер-приор Тарсис.
Вслед за ними повторили все присутствующие, и этот возглас гулким эхом прокатился под высокими сводами Парадного зала.
- Моё сердце переполнено радостью при мысли о том, что корабль ареморского королевства обрёл наконец своего законного кормчего! – взволнованно произнёс канцлер Вескард и скосил глаза на стоявшего рядом с ним Теофиля Бюррея.
- Что ж? Я спорить не буду, - в свою очередь высказался королевский казначей, отступая перед твердыней истины, заключённой в бумажном свитке. - Всё же это дочь короля Фредебода, хотя и незаконнорождённая. Других-то детей у него всё равно не было…
Придворный чиновник осёкся под суровым взглядом Великого мастера-приора.
- С сегодняшнего дня вы, мессир Бюррей, больше не ведаете королевской казной, - слова Тарсиса прозвучали для проворовавшегося казначея как приговор.
Красные пятна выступили на впалых щеках Теофиля Бюррея. Желая скрыть своё волнение, он быстро отвернулся и, пятясь, вскоре скрылся в толпе придворных.
Ни Бладаст, ни Розмунда долго не могли произнести ни слова. На лице графа Маконы читалась досада; Розмунда, хотя внешне и сохраняла невозмутимое спокойствие, едва сдерживала клокотавшую в груди ярость. Они рассматривали печать короля Фредебода на свитке, который попеременно держали в руках и никак не могли принять на веру очевидную правду.
У Эберина, впрочем, как и у мастера Тарсиса, не было оснований полагать, что графиня Монсегюр, бывшая королева, перестанет плести интриги. Она всю жизнь только тем и занималась, что строила кому-нибудь козни. Чтобы обезопасить правление Ирис, маршал и Великий мастер-приор заключили союз с баронами Галеарты, тревами и сеньорами Вальдонского герцогства. Сейчас, глядя на Розмунду и её верного рыцаря Бладаста Маконского, Эберин понимал, что просто так они не сдадутся. Возможно, затихнут на какое-то время, а потом соберутся с новыми силами и устроят мятеж, подговорив сеньоров соседних феодов. И Эберин решил сразу предупредить их.
