Когда-то Ном посоветовал Бансабире прочистить тут голову. Не зря она послушалась, корабел знал, о чем говорил. А особенно он любил повторять, что Северное море — самое огромное, что он видел когда-либо. Бансабира не знала, правда ли это, но уже с наслаждением предвкушала момент, когда снова взберется на мыс и будет разглядываться безбрежную кристально-сапфировую даль.
Во дворе замка Бансабиру с сопровождением встретил Бугут в компании своих людей. Весь он похорошел, насколько было возможно: чуть побледнел кожей в отсутствии палящего южного солнца, не раздобрел и не постарел ни на день. Казалось, даже наоборот: будто разгладились какие-то из морщин, посвежело лицо, зажглись, заблестели темные глаза. Он чувствовал себя немного неловко и чуть сконфуженно, раскланиваясь перед таншей и её кузиной — и все же чувствовал себя польщенным.
— Воистину, тану, это такая радость, что вы приехали.
Он был искренен. Честный, открытый, скорый больше на дело, чем на слово, Бугут всерьез испытывал к Бану теплые чувства верного подданного и гордился собственным положением. Ему это было понятно: в годы войны он по-честному выполнял всю работу и тащил любую ношу, как бы непомерно тяжела та ни была. Так что, когда пришел срок до наград, Бансабира ничего не забыла. Со временем командир перевез в пожалованную крепость родителей и вдовую сестру с детьми. Из урочища, как и из всех провинций танаара, Бану регулярно доносили известия люди, проверенные временем и Бойней, но на вновь назначенного правителя крепости в сердце Акдая жалоб практически не поступало.
Редчайший пример человека, способного довольствоваться тем, что ему даровала судьба за заслуги, для которых он себя не жалел. Ценность золота ничтожна в сравнении с такими людьми, Бансабира поняла давно. И сейчас также искренне улыбнулась соратнику, стараясь поддержать.
Бугут отчаянно краснел и вообще выглядел несколько обескураженным таким внезапным появлением танши.
— Мне сообщили о вашем приезде совсем недавно, — начал объяснять ситуацию Бугут. — Если вы желаете проверить состояние дел в крепости, я с радостью предоставлю вам любую отчетность и провожу в лю…
Бансабира махнула рукой, пресекая:
— Будет тебе, не переживай. Никаких жалоб на тебя нет, никаких претензий. Я хочу у тебя тут провести переговоры, но пока не прибудет вторая сторона, буду просто докучливой гостьей.
— Что вы, что вы! — в один голос запричитал Бугут и его родители. Эти нервничали еще сильнее: стоять вот так перед таншей было впервой. Когда в прошлый раз Бансабира заезжала к командиру, она занимала одну из дальних пристроек цитадели, не желая, чтобы её беспокоили ни по какому поводу. Теперь тану явно намеревалась жить в донжоне со всей свитой.
— Для нас честь и радость видеть вас, — подтвердила стоящая слева от Бугута молодая женщина лет двадцати пяти. Ростом с самого Бугута, определила Бану, если выпрямится из поклона и поднимет голову. Миловидная лицом, уверенная в костях, с сильными руками, широкими бедрами и пышной грудью — даже при мимолетном взгляде и под одеждой это было видно отчетливо. Женщина была одета в теплое шерстяное платье, покрытое поверх отороченным соболем плащом. Её длинные рыжие волосы сплетались в пушистую косу, лежавшую на плече.
Бансабира сделала легкий жест, и все приветствовавшие её в крепости, начиная с Бугута, подняли головы и глаза.
— Твоя жена? — кивнула Бансабира в сторону рыженькой.
— А… Ага, — Бугут отвел глаза и покраснел еще сильнее.
— Ты не говорил в прошлый раз, что уже успел.
— Мы поженились в начале весны, — объяснил Бугут.
Бансабира улыбнулась: хорошо.
— Как тебя зовут?
— Мата, госпожа.
— Что ж, этим тебя не удивишь, Мата, но вот, держи, — Бансабира обернулась, Атам подал ей вышколенные шкурки горностаев и соболей.
— Госпожа, — женщина растерялась, но Бугут подбодрил супругу, приобняв за плечо одной рукой и приняв дар танши другой.
— Роскошный мех, тану, благодарю.
Мата зарделась, как свекла — от неловкости и стыда. Никогда прежде не видавшая таншу, она разве что ни заикалась и безумно боялась каким-нибудь неосторожным словом задеть тану Яввуз, что по её разумению неминуемо привело бы к ухудшению положения Бугута и понижению его в должности. А ведь в нем она к своему счастью нашла замечательного супруга!
— Иввани, моя сестра, — размеренно продолжила Бансабира. — Расположите её в соседнем от меня покое. Подготовьте заодно место для семьи лаванов, думаю, их будет не больше четырех, и для еще одного тана со свитой.
Мата кивнула, обещая выполнить сказанное. Глаза Бугута меж тем блеснули интересом: не Маатхас ли должен приехать? Пора бы им уже решить свой выбор, подумал командир. Но спрашивать или комментировать вслух не рискнул.
— Ну чего застыли? — поинтересовалась Бану, и Раду отреагировал первым: шагнул вперед, возвышаясь над Бугутом едва ли не на две головы.
— Давно не виделись, — Раду сжал командира в угрожающе массивных объятиях, так что даже у коренастого северного горца затрещали кости. Бугут, впрочем, отыскал в себе силы похлопать громадину по спине свободной рукой.
Мата, столь же невысокая, как и Бугут, испуганно вжала в голову в плечи, когда гигант приблизился. Она с опаской, будто ища защиты, оглянулась на Бану, но та только понимающе усмехнулась в ответ и пожала плечами: он особенный.
* * *
Приветственный вечер прошел славно. Путники отогрелись в протопленном замке, наелись свежего обжаренного мяса, напились горячего вина со специями, от которого стало даже жарко. Разожженный камин то задорно потрескивал, то усыплял и очаровывал. Иввани с покрасневшими щечками окончательно повеселела, и теперь ей трудно было представить более уютное место, чем обширный зал из черного камня с закоптенными стенами, пропитанный насквозь застоявшимся запахом жареной оленины, трав, хвойной смолы и хмеля.
Давние боевые товарищи весь вечер напролет травили байки, вспоминали идиотские, нелепые ситуации из времен военных биваков, подшучивали над местными женщинами. Бансабира веселилась с ними вместе, и это давало остальным возможность чувствовать себя много свободнее. Иввани глядела на сестру с неудержимым восхищением. Как же вот можно стать такой, как она?
* * *
В ожидании лаванов семьи Сив и тана Дайхатта, Бансабира по-честному отдохнула. Съездили они в один из дней, преодолев склон хребта, поохотиться на моржей — удивительная и безумно опасная забава, которой прежде Бану никогда не доводилось испытывать. Компания у них была стоящая — у Бугута как раз гостили несколько островитян из Северного моря.
Вернувшись к Бугуту, вечер напролет слушали местного сказителя. На следующий день Бану не расставалась с сестрой и собственноручно упражнялась с ней во льдах, утверждая, что это тоже нужно уметь и помнить о севере, где бы ни оказалась. А вечером к ним с приглашения танши присоединилась Мата, и женщины приятно провели время.
Телохранители по-прежнему выполняли свою работу. Раду, оповещенный, чего они здесь ждут, неустанно следил за караулами, но особо не зверствовал, позволяя и себе, и другим отдыхать. Напрячься придется, когда явится Дайхатт.
На следующей неделе прибыли лаваны. Бану отдала им распоряжения подготовить несколько важных бумаг и оставила на собственное попечение. Пока позволяло время, танша решила отвезти сестру на выдающийся над Северным море мыс, откуда только можно постичь всю неистовость северного ветра и откуда видно извитые лентой все пурпурные вершины Астахирского Снежного Змея, укрытого сплошной ледяной шапкой по шипастому туловищу.
Здесь Бансабира пробыла большую часть времени в прошлый приезд.
Иввани тяжело давался подъем, кружилась голова, подступала тошнота, трудно приходилось в морозах, как бы тепло их в дорогу ни укутала Мата. Но девочка мужественно шла, куда её вели, не говоря ни слова. То ли из немого преклонения перед сестрой, то ли из-за обещания последней сделать из неё, Иввани, достойную таншу. Бану оглядывалась на сестру и в душе жалела, что они и впрямь не родные, и что именно её, из которой по-настоящему мог выйти танский толк, придется вручить Аймару, обескровившему семью Яввуз.
