сказать, я же в подвал хожу, вот и заметил нелады, – солидно согласился Христофор, оглаживая бороду.
– А если всё это окажется просто слухами? – на всякий случай уточнила Габи.
– Тогда я первый признаюсь в том, что ошибся, – вздохнув, ответил Тео, – но что-то подсказывает мне, что такой возможности у меня не будет. Итак, собирайте студентов.
Все разошлись, переговариваясь, а деканы факультетов во главе с самим Тео отправились собирать своих студентов. Через полчаса на площадке перед крыльцом собрались взволнованные первокурсники.
– Дорогие друзья, – откашлявшись, произнёс Теодор, – должен сообщить вам новость, с одной стороны неприятную, а с другой — очень даже радостную. Неприятная состоит в том, что в связи с произошедшим в горах обвалом у нас появились трещины в фундаментах зданий общежитий, которые чреваты обрушением корпусов. Поэтому мы вынуждены принять меры для обеспечения вашей безопасности. И тут вторая, радостная, новость — мы отпускаем вас на каникулы на месяц раньше. Нам тоже нужно от вас отдохнуть, и я, например, планирую небольшой отдых на море. Экзамены будут ждать вас через месяц после начала второго курса. Это, разумеется, имеет отношение только к тем, кто планирует продолжить обучение в академии. Поэтому, друзья, собирайте вещи, забирайте из хранилища портальные пирамидки и до новых встреч! У вас есть два дня, потом служащие начнут освобождать корпуса от мебели и вещей. Хороших всем каникул!
С этими словами Теодор, стараясь не обращать внимания на непонимающие взгляды некоторых студентов, повернулся и ушёл в кабинет.
Следующий час он провёл у окна, глядя, как один за другим вспыхивают и гаснут портальные окна, как всё меньше и меньше студентов остаётся в академии.
– Они поймут, Тео, – негромко сказал стоящий рядом Хасид, – поймут и не станут держать обиды.
Тео без пояснений понял, что друг имеет в виду Кайла и Огюста, которые смотрели на него с непониманием и обидой. И он, увы, ничего не мог им сказать, потому что глупые мальчишки непременно захотели бы остаться.
В огромном доме Уильяма Стендриджа, казначея его величества Ганелона, второй день царила суета: ожидалось возвращение из Академии Последнего Шанса хозяйского сына, Огюста. В связи с этим в комнатах отсутствовавшего почти год молодого человека убирали, чистили, меняли постельное бельё, магией приводили в порядок костюмы и полировали обувь. Сосредоточенный камердинер молодого Стендриджа лично перечистил все кольца, кулоны и подвески, аккуратно разложил их по футлярам и расставил в специальном шкафчике.
Все ждали хозяйского сыночка где-нибудь в районе полудня, так как любовь младшего Стендриджа к долгому процессу пробуждения была известна всем в доме. Мысль о том, что он мог от этого отвыкнуть, вызвала бы у знающих Огюста лишь скептическую усмешку. Поэтому рано утром никому и в голову не пришло, что сигнал об открытии портала мог быть как-то связан с возвращением молодого господина. Вышедший на крыльцо управляющий был уверен, что это из столицы доставили какие-то редкие кушанья к столу: Огюст славился своим хорошим аппетитом и отец наверняка решил побаловать наследника чем-нибудь эдаким.
Поэтому появление из портального окна высокого широкоплечего молодого человека управляющий, человек немолодой и солидный, воспринял с изрядной долей удивления. Тем временем незнакомец отошёл в сторону, и из портала за ним выпрыгнули три одёжных сундука. И вот тут-то управляющий замер и, внимательно вглядевшись в молодого человека, громко ахнул.
– Здравствуй, Филипп, – тепло улыбнулся Огюст, и старик практически потерял дар речи: чтобы хозяйский сынок сам первым поздоровался — это было совершенно невероятно! Да и выглядел юноша странно, непривычно: ни яркого камзола, ни кружевной рубашки, ни модной обуви. На нём была непонятная, очень простая серая рубашка и такие же свободные брюки. На ногах можно было рассмотреть короткие мягкие сапожки.
– Ох, господин Огюст, да вы ли это? – управляющий неверяще смотрел на крупного молодого мужчину, которого ни у кого язык не повернулся бы назвать толстым. Крепкий — да, мощный — да, сильный — несомненно, но ни в коем случае не толстый.
– Я, Филипп, я, – Огюст с улыбкой, что уже само по себе для знавшего казначейского отпрыска с рождения управляющего было диким, оглядывался, словно впервые увидел дом, парк, конюшни… – А отец ещё спит?
– Конечно, ваше сиятельство, утро же ещё, рано… – старик растерянно посмотрел на солнце, только недавно выглянувшее из-за верхушек парковых деревьев.
– Хорошо, – Огюст с видимым удовольствием глубоко вздохнул свежий утренний воздух, – тогда не стоит его будить, пусть спит, а я пока позанимаюсь.
Повернувшись к сундукам, юноша скомандовал:
– В комнаты шагом марш! Дорогу знаете!
К изумлению управляющего, сундуки выпустили лапки, похожие на птичьи, козырнули и бодро потопали в сторону крыльца, а Огюст с улыбкой смотрел им вслед.
– Ох ты ж батюшки, – всплеснул руками старик, – да вы никак и магии научились, ваше сиятельство? Сундуки-то заколдованные…
– Научился, Филипп, – кивнул Огюст, – не беспокой никого, я скоро вернусь.
С этими словами он повёл плечами, с хрустом потянулся, встряхнулся и удивительно легко для обладателя столь крупного тела побежал по дорожке парка, мягко отталкиваясь от земли. Не в силах справиться с любопытством, управляющий торопливо посеменил следом за изменившимся до неузнаваемости хозяйским сыном и не пожалел.
Легко пробежав по песчаной тропинке вокруг пруда и даже не запыхавшись, юноша добрался до небольшой полянки, удачно скрытой деревьями, остановился и, легко подпрыгнув, ухватился за нижнюю ветку старого дуба каким-то странным, замысловатым образом. Увидев, как Огюст подтягивается, а потом, спрыгнув на землю, отжимается и выполняет какие-то странные и явно достаточно сложные упражнения, управляющий несколько раз ущипнул себя за руку, чтобы убедиться, что не спит.
Судя по тому, как заболела рука, всё это происходило на самом деле, но старик никак не мог поверить в то, что видел. Вместо того, чтобы устроить скандал по поводу плохо подобранных перчаток или недостаточно пышных кружев на рубашке, Огюст занимался пробежками и непривычными упражнениями! И одет был в костюм, который раньше велел бы выбросить, да ещё и наказал бы нерадивого лакея за то, что тот такое убожество ему принёс.
Тем временем Огюст закончил комплекс упражнений и, отойдя от дерева на достаточно большое расстояние, снял с пояса перевязь с метательными ножами. Затем молодой человек извлёк из кармана тканевую ленту, завязал себе глаза и стал бросать ножи в ствол, при этом с каждым разом делая шаг
