— Начинаем, — коротко произнес он.
И принял из рук лэарда шкатулку с костями Эвиль.
Парень смотрел на него с некоторым любопытством, без излишней навязчивости, и это подкупало.
— Отойдите на расстояние десяти шагов, — произнес Валентайн и, когда лэарды подчинились, первым делом возвел внешний круг.
По выжженной земле, из растительности покрытой только цветами хавира — темно-красными, с серыми прожилками, от которых словно иней по поверхности листьев растекался, протянулась серебристая полоса, мгновением позже закольцевавшаяся и вспыхнувшая стеной, отгородившей их от любых обитателей Мертвых земель.
Второй круг — внутренний, полыхнул так же, надежно запирая его и то, к чему он сейчас собирался обратиться. Тишина, воцарившаяся в замкнутом магией пространстве, усиливала удары сердец. Сейчас они звучали, будто их вытащили из груди и держали в ладонях.
Валентайн на мгновение прикрыл глаза, сосредоточившись на этом звуке, а потом погрузился в Загранье. Все глубже, глубже и глубже. Родственная тьме часть его существа откликнулась на это путешествие, как жаждущий воды путник. Отравленной воды. Валентайн отлично знал, какова цена прикосновения к такому могуществу.
Мир вокруг стремительно менялся, сначала просто утратил остатки красок, потом почернел, следом подернулся мертвенной дымкой загранного тумана. Этот туман не имел ничего общего с тем, что знаком по осенним, весенним и летним проявлениям природы. Он змеился серебром, вспарывая пространство реальности и размыкая сроки давности ушедших. Это была одна из граней перехода в безвременье, где можно увидеть все свои самые страшные кошмары или обнаружить тех, кто давно умер.
Где-то здесь обитала Эвиль Ларо, где-то здесь существовала ее остаточная суть. Та, кем она когда-то была. Последнее воспоминание, навсегда запечатленное в самом сердце Загранья. Уже не она, но ее память у этого существа определенно была. И только ее память могла помочь.
Валентайн окончательно отпустил беснующуюся в крови тьму, откликающуюся на призыв, и мир вокруг изменился. Для лэардов все осталось по-прежнему, но он сейчас стоял среди черной мглы, в густом клубящемся мраке, где биение сердца казалось чем-то противоестественным, поэтому оно билось все реже. И еле слышно.
Нельзя оставаться наполовину живым, но именно так можно было описать состояния присутствия в Загранье. И, откинув крышку шкатулки, Валентайн произнес:
— Spmeiro Svaerde. Ethim Lmaano.Vertim Cuerde es Lagerrd Delimo. Vestra Hamin. Danyarde Omorno.
Мгла потянулась к шкатулке. К костям, словно они впитывали всю потустороннюю мощь. Мощь Загранья. Все больше клубов мрака наползало со всех сторон, окутывая останки Эвиль, пока, наконец, из глубины мрака — сверху, снизу, справа и слева, не донесся отчаянный, жуткий вопль.
По колебанию эмоционального фона Валентайн уловил, что лэардов все-таки пробрало, а учитывая, что они не могли видеть никаких изменений, только слышали его заклинания и то, что его притянуло, в этом не было ничего удивительного. Кости взмыли ввысь, закружили над шкатулкой. Для него — в клубящемся черном вихре, для лэардов — просто в воздухе. Визуальное проявление тьмы такого уровня способно было свести с ума, даже несмотря на то, что щит частично нейтрализовал воздействие происходящего.
Очертания фигуры, выстраивающейся из костей, поначалу были разрозненными, как если бы неумелый скульптор собирал свое творение из самых жутких кошмаров всех времен. Валентайн смотрел на вытягивающегося, дергающегося, нависшего над ним монстра без малейших эмоций. В Загранье любые эмоции не то что под запретом — их просто физически невозможно проявить. А даже если бы было возможно, на это проявление жизни: чувства, эмоции — слетелось бы столько тварей, что ему мигом стало бы не до разговоров.
Образ Эвиль соткался достаточно, чтобы начать разговор, и Валентайн посмотрел в пока еще провалы глаз стоявшего перед ним существа.
— Мне нужно знать, что ты сделала со своей дочерью, — без промедления произнес он.
Пока шкатулка — своеобразный магический артефакт, вместилище костей, была у него, воспротивиться ему существо не могло. Разумеется, оно расскажет всю правду, что знала Эвиль. И остается только надеяться, что этого будет достаточно.
— Ленор-р-р-р, — прошипело существо. — Ленор-р-р-р.
— Да, — подтвердил он. У существа уже сформировались глаза и отросли волосы, и сейчас оно было уже похоже на Эвиль. Настолько, насколько это возможно. Даже голубое платье дернулось, подхваченное загранным потоком, как ветром.
— Она попала под воздействие темной магии. Я попала. Когда носила ее. Исследования показали, что моя Ленор отравлена темной магией, как Сезар Драгон. У меня была возможность их разделить. Единственная возможность разделить две стороны — свет и тьму, пока не начала формироваться личность — в момент рождения. Я сделала это.
Существо действительно считало себя Эвиль, хотя на самом деле таковым не являлось. Это был просто слепок ее сознания, но сейчас важно было то, что оно так считает. За счет темной магии и взаимодействия с останками.
— Ты пыталась уничтожить часть личности, наделенную темной магией? Отправила ее в другой мир?
— Да-а-а-а. Я не смогла ее убить, потому что она тоже была моей дочерью. Частью моей дочери.
Может быть, Эвиль Ларо была непричастна к нападению на Керуана, но то, что она сотворила с Ленор и с Леной было гораздо хуже. Самые страшные его опасения подтвердились: Лена и Ленор — две части одной личности. Точнее, теперь уже нет. Благодаря темной магии и манипуляциям Эвиль они — разные молодые женщины, вынужденные сосуществовать в одном теле, которое в равной степени принадлежит им обоим.
— Как это произошло? — холодно спросил Валентайн. — Как ты нашла тело, в которое смогла ее отправить? Темную часть новорожденного младенца.
— Я нашла заклинание, которое доработала, — существо неестественно широко распахнуло рот. — Во время моих родов часть личности должна была отделиться и попасть в умершего сразу после рождения младенца, пока еще был жив мозг.
Процесс переноса части сознания в момент смерти, когда уже перестало биться сердце. Валентайн отметил это для себя, вперив жуткий чернеющий взгляд в стоявшую перед ним некогда женщину. Он увидел собственное отражение в ее светлой радужке: чешуя, текущая по коже расплавленным, застывающим на глазах металлом. Глубина провалов глаз, в которых не видно зрачков.
— Ты была уверена, что это сработает. Почему?
— Я не была уверена наверняка. Я ученая, и знаю, чем теория отличается от практики. Но я проверила. Я наблюдала за тем, как растет вторая часть моей дочери. В хорошей семье. К сожалению, каким-то образом ее судьба оказалась связана с судьбой Ленор, и она начала повторяться в другом мире. Например, у нее должен был родиться брат в тот же день, что и наш с Симеоном сын.
Повторяющаяся судьба.
Смерть родителей Лены в тот же день, что и смерть Симеона и Эвиль?
— Они являются частью единого целого, и они оказались в одном теле. Что будет, если уничтожить одну из частей сознания?
Эвиль глубоко вздохнула. Точнее, судорожно дернулась, как если бы могла вздохнуть.
— У тебя не получится. Уничтожить светлую может только темная, и наоборот. Но эта смерть приведет к полному торжеству тьмы над светом. Даже разделенные мирами, они оставались связаны. Что уж говорить о том, что произошло после объединения в одном мире.
Валентайн мысленно выругался. Нет, он не предполагал, что все будет просто, но… Ленор — как светлая часть Лены? Это же парадокс. Лена — самая светлая женщина изо всех, кого ему доводилось встречать. Самая светлая, самая добрая, самая невероятная.
Существо потянулось к нему, словно и впрямь старалось коснуться.
— Необязательно убивать кого-то из них. Они вполне могут существовать вместе.
— Как ты это себе представляешь?!
— Есть одно заклинание. Я готовила его для Сезара Драгона, на случай разделения. Еще до того, как мы поняли, что это невозможно, что может привести к безумию и самым непредсказуемым последствиям.
