дёргалась и синела, пароксизм рвал её изнутри.
Тогда Тэсса встала перед кроватью, и её человеческая плоть сменилась красноглинистой. Она крепко стиснула зубы и зарычала. Ноги вросли в пол, а в искажённом теле прорезалась сетка лавовых вен, и глаза прожглись ярким пламенем. Тэсса вытянула руки, и тут же вокруг кровати поднялась пыль и вспыхнула искрами. Они окутывали маму, оседали на ней, высасывая всю губительную синеву, и исчезали, взамен из рук сыпались новые искры. Но приступ всё не отступал, и мама уже не просто синела, но покрывалась фиолетовыми оттенками, где-то переходящими в чёрный.
Тэссу трясло от высвобождаемых потоков энергии, а вены на её теле ширились, прожигая плоть, но Тэсса не останавливалась и выпускала из себя всё больше и больше, готовая взорваться и даже желая этого.
В какой-то миг кто-то схватил её за плечо, и потоки энергии оборвались. Она метнула гневный, пламенный взгляд и увидела Дементия. Он пропустил энергию через себя. Его взгляд говорил — хватит, остановись. Но был слишком далёк, чтобы Тэсса прислушалась. Она скинула его руку и лёгким толчком заряженных ладоней отбросила его. Тогда к ней стал медленно подходить Дамир. Гнев снова исказил лик Тэссы.
— Не пытайтесь остановить меня! — Прошипела она и угрожающе выставила руку.
И только сейчас поняла, почему эти глупцы лезут к ней, пылающей бомбе. Она взглянула на маму. Той уже ничего не помогало, и руки опустились от непосильной тяжести под гнётом этой ноши.
Тэсса схватилась за волосы и зарыдала. Её пыл угасал, возвращался человеческий облик. И всё это под страшный кашель матери, её крики, вопли и стенания.
Тэсса уже не могла на это смотреть, не могла слушать, и тогда её взор обратился к тем, кто был с ней рядом. К сострадающему Дементию, в глазах которого отразилась вся боль. К Дамиру, который был готов протянуть руку помощи, но не знал, как подступиться. К Максу, которого эти обстоятельства угнетали сильнее прочих и ввергли в собственную пучину отчаяния. И к Церберу, огромному псу с чёрными щёлками глаз, сквозь которые выглядывала его душа, полная преданности, заботы и любви к хозяину.
Но ведь у Цербера всегда три головы и для каждой найдётся хозяин. Смерть. Жизнь. Пустота.
Тэсса протянула руку, уловила излучения души и мысленно произнесла мольбу. И Цербер отозвался. Подбежал к кровати, запрыгнул и стал вылизывать нагноение. Оно убывало и таяло. Пароксизм кашля слабел, мама успокаивалась, а когда от гнильцы ничего не осталось, она задышала спокойно, размеренно ровно. А Цербер, закончив дело, разлёгся у её ног.
Никто не смел нарушить молчание, словно боясь спугнуть чудо. Все просто смотрели, затаив дыхание. Так всё оно и выглядело, пока мама лежала с закрытыми глазами и блаженной улыбкой на лице, её рука гладила пёсью голову, а вокруг сияли янтарные стены.
— Как же мне хорошо! — Произнесла мама. — Как приятно дышать и говорить. Так бы и слушала себя целый день. — Хихикнула она и взглянула на пса. — И тебе, мерзавец, спасибо, что забрал свой подарочек! — Она усмехнулась и оглядела всех по очереди. — Ну, чего уставились? Похороны отменяются! А теперь выметайтесь! В ванну, живо! Никому не позволю быть свинюхой!
Воскликнула она и указала на дверь. Все вышли кроме Тэссы. Она обняла маму и зарылась лицом в её пижаму, в запах и тепло воспоминаний о той майской ночи под дождём, когда Тэсса одолжила эту пижаму в одном из домов и подарила маме.
— Ступай к гостям, дитя, нам предстоит многое обсудить. — Устало произнесла мама.
Через окно в гостиную вливалось оранжевое марево света и заполняло комнату лёгким рыжим туманом, словно декоративный мистический элемент, навевающий капельку флёра, в котором виднеются едва расплывчатые очертания кресел недалеко от двери и аккуратный диванчик у самой стены для пространных бесед, где сейчас восседали Макс и Дамир, с чавканьем уминая сочные яблоки.
Дверь открылась, в комнату вошла Тэсса, и братья встретились с ней взглядами. Возникло неловкое молчание. Они хотели было вернуться к поеданию вкусностей, как вдруг яблоки воспарили и зависли в мареве.
Дамир потянулся рукой, но в рыжем облачке от них ничего не осталось. Они растворились. Тэсса прыснула, и Дамир зло посмотрел на неё.
— Хорошего понемногу, да и пользы от переедания никакой. И потом… — Тэсса выдержала паузу, печально вздохнула и добавила. — Не для вас я эти яблоки растила.
На печальный взгляд рыжей девчушки Дамир ответил вымученной улыбкой, сжимая кулаки. Макс не знал, как на это реагировать, что сказать, куда отвести взор или куда деться, чтобы избежать словесного выпада.
Скрипнула дверь, и появилась мама Тэссы. Она села в кресло рядом с дочерью и взглянула на братьев.
— Набили животы? — Спросила женщина, улыбаясь, а когда братья кивнули, повернулась к дочке. — Правда, они милые?
— Обжоры, не знают когда остановиться, чтобы животы не разбухли.
Дверь снова распахнулась. В комнату забежал Цербер и лёг на полу между креслами. Следом вошёл Дементий и сел в одно из кресел напротив Тэссы и её мамы. Она вздохнула, оглядывая присутствующих.
— Теперь, когда все собрались, и я чувствую себя лучше, мы должны обсудить то, что как вам кажется начало происходить в Бугульме, но на самом деле происходило задолго до вашего рождения по всему миру. Давайте представимся. Эта рыжеволосая девушка с острым язычком — моя дочь Тэсса. Меня же зовут Элайа. С Дементием вы, полагаю, уже знакомы. Ну, а как мне величать вас, молодые люди?
— Я Дамир. Это мой брат Макс. И да, нам и вправду кое-чего непонятно. Например, где мы находимся и что, чёрт возьми, вообще творится?!
— Думаю, будет справедливо развеять ваши сомнения. — Начала Элайа. Макс и Дамир закивали. — Для всего внешнего мира это место является ядром земли. Для нас это дом. Тысячи лет назад моя семья основала здесь город, Аниму.
— Что за технология вообще способна на такое? — Перебил Макс.
— Технологии разума, души и чувств, я полагаю. Знаю, сейчас по нам такого не скажешь, но когда-то мы представляли из себя могущественную силу. Мы создания эфира чёрного, серого, красного и многих-многих других. И пищей нам служат эмоции, переработанные людьми. Мы их воплощения. Они не только даруют власть, но и формируют большую часть нашей личности. Поэтому мы так похожи на людей и всегда следуем современному психотипу. Мы не подвержены влиянию времени, но можем непроизвольно менять расу, пол, возраст и даже ориентацию, в зависимости от того, чья чаша весов среди категорий человеческого населения окажется более весомой. Мужчины, женщины, дети, взрослые, белые, афро, и так
