сейчас мы снова просим ее о том же самом.
— Послезавтра я буду у вас. Поцелуй от меня мою крестницу и скажи, что Гвен привезет ей много подарков.
— Клэр будет в восторге, — я улыбнулась, стараясь не думать о том, как младшая дочь перенесет наш с Мэтью отъезд. — Гвен, если честно, у меня есть еще одна просьба.
— М?
— Когда нас не будет, заглядывай иногда к Анне и Фрэн, ладно?
— Неужели ты думала, что я брошу свою старшую крестницу в одиночестве? Мэри, ей стало лучше?
Я покачала головой, забыв, что подруга не может меня видеть.
— Если честно, то нет, не думаю. Она так и не приняла смерть Джейми.
— И Анну можно понять, — тихо сказала Гвен, и я вдруг вспомнила, что она дважды вдова. Кто знает, может быть Гвен сможет помочь Анне куда лучше меня.
— Спасибо, — прошептала я. От чего-то мне стало ужасно грустно в этот момент.
— А как Лили?
— Собирается выйти замуж и работать в госпитале на фронте. Мэтью просто вне себя от этих новостей.
— Я представляю. А мальчики? От них приходят письма?
— Да, но не так уж и часто, — кажется, еще чуть-чуть и я расплачусь. Почему вокруг меня снова так много боли? Или вся эта боль во мне?
Кажется, Гвен, находясь за много миль от меня, почувствовала мое настроение.
— Как ты выдерживаешь все это, Мэри?
— Я не знаю, — по моим щекам все же покатились слезы, и я быстро вытерла их. — Наверное, у меня просто нет другого выхода.
Неделю спустя мы с Мэтью покинула Велчестер. Бросая прощальные взгляды на замок и двор, я вспоминала все годы, прожитые здесь, а еще момент, когда я точно так же уезжала в неизвестность на войну четырнадцать лет назад.
— Я с тобой, — Мэтью взял меня за руку и слегка ее сжал. — Мы вернемся Мэри. Мы все вернемся.
— Да, — я кивнула и закрыла глаза, думая об Анне и Фрэн, об Артуре, Лили, Чарли и Клэр. Война рано или поздно закончится, и мы все обязательно соберемся в Велчестере. Если бы я верила в бога, я бы помолилась об этом.
* * *
Верден, Франция, март 1916 года
Отправляясь на эту войну, я думала, что Африка подготовила меня ко всем ужасам, с которыми нам предстоит столкнуться. К сожалению, очень скоро я поняла, что это не так. Никто из нас не был готов к тому, что нам довелось увидеть на фронтах Первой мировой. Даже Мэтью, прошедший за свои жизни, кажется, все испытания, что могли выпасть на долю человека, утверждал, что эта война оказалось самой страшной из всех. Мы работали в госпитале чуть больше года и за это время я потеряла в десять раз больше пациентов, чем за все годы работы до этого. Самым жутким было то, что со временем я словно бы заледенела изнутри и перестала испытывать какие-либо эмоции. Мэтью говорил, что ничего не чувствовать нормально и именно эта способность позволяет мне не сойти с ума от ужаса. Каждый день вокруг был просто бесконечный конвейер смерти.
Я думала, что хуже быть уже не может, а потом в один из дней в марте 1916 года в наш госпиталь привезли раненого Чарли и я поняла, что все мои страдания до этого дня были просто ничем.
* * *
Я открыла глаза и в первую секунду подумала о том, что все происходящее сейчас мне приснилось. Но нет, это все правда. Я живу в своем самом страшном ночном кошмаре.
Я перевела взгляд на больничную кровать Чарли и убедилась, что он еще жив, просто спит. Мэтью не было, наверное, он снова оперирует или сортирует раненых. Не уверена, что этой ночью Мэтью вообще спал. Я встала и огляделась по сторонам. За то время, что я спала, все койки в этой палате снова заполнились. И я знала, что к вечеру большая часть из них опустеет, потому что все лежащие на них умрут. В последние дни наш госпиталь принимал по сто человек в день. Мне бы тоже стоило помочь Мэтью, но я не могла отойти от кровати Чарли.
Мэтью пришел примерно через полчаса и устало опустился на соседний стул. По его взгляду я поняла, что он сам находится в таком же отчаянии, как и я.
— Как дела? — я взяла мужа за руку и слегка сжала его пальцы.
— Три ампутации и пара трепанаций, — значит, Мэтью работал всю ночь. — Двое умерли еще до рассвета, но и остальные вряд ли продержаться хотя бы день. Я больше не вижу смысла в своей работе.
Я на секунду прикрыла глаза. Эта война слишком ужасна, новое оружие буквально разрывало людей на кусочки, а газ слепил и отравлял солдат, заставляя мучиться перед смертью. И мы не могли ничего с этим поделать.
— Иди поспи, — попросила я Мэтью. — Пусть тебя заменит Фрэнк или Эдгар.
Муж покачал головой.
— Если я сейчас усну, то так и не побуду с Чарли.
Мы еще помолчали.
— Как ты думаешь, сколько?.. — я не смогла договорить.
— Час или два, максимум пять. Странно, что он вообще еще жив.
Час или два, а ведь ему всего двадцать лет. Несправедливо. Это было действительно несправедливо.
— Но мне казалось, что ему лучше… — я глубоко вздохнула, стараясь не плакать.
— Мэри, ты ведь знаешь, перед концом иногда становится лучше.
— Помнишь Рождество 1898 года? — сама не знаю, зачем я это сказала. — Когда Чарли болтал про корабли и пиратов, а мы думали, верить ли ему…
— Я и забыл, когда это было. Кажется, и правда в 1898.
— Мам, пап… — я и не заметила, как сын открыл глаза. — Пить.
Мэтью подал ему воду и помог сделать пару глотков.
Осталась пара часов. Не может быть. Он выглядит почти нормально.
— Мам, — Чарли перевел взгляд на меня, и я поняла, что он уже знает, что его ждет. — Я умру, да? Иначе бы вы с папой не сидели здесь, а работали.
— Нет, что ты… — Мэтью пытался найти слова и как-то его успокоить.
— Да, — тихо ответила я, сама удивляясь, как нашла на это силы. — Но я хочу тебе кое-что сказать. Помнишь, в детстве мы с папой рассказывали вам с Лили сказки про далеки страны и древние времена?
Чарли едва заметно кивнул.
— Это были не сказки, — быстро проговорила я, словно боясь не успеть сказать самое важное. — Мы с папой были там, мы прожили много жизней прежде чем встретиться
